Страница 1 из 27
Василий Гурковский
Куда кого посеяла жизнь. Том II. Воспоминания
Серия избранных произведений автора – Василия Гурковского в тринадцати томах.
В этом (2-ом) томе избранных произведений, помещены 3 раздела из книги "Чтобы что-то вспомнить, надо это пройти" – Сороковые, Пятидесятые и Шестидесятые годы. Продолжение – в томе № 3.
К ЧИТАТЕЛЮ
У тебя в руках не обычная книга. Это не автобиография автора или история его жизни, в хронологической последовательности. Это Искры из событий прожитой жизни и это истинное отражение вспышек памяти, от первого лица. Нельзя вспомнить то, чего не было и, что бы по жизни не менялось, в лучшую или худшую сторону, истина всегда останется истиной – в сердце, душе и сознании человека, причастного к ней (истине).
И в каком выгодном или не выгодном, для него или кого-то, свете, её (истину) кто-то бы ни преподносил, сама истина от того не пострадает, ибо она – ПРАВДА и она неизменна. Пострадать может только отношение к ней, если она (то, что выдали) не соответствует действительности, то есть – не есть ИСТИНА.
Во многих опубликованных мною произведениях- романах, повестях, рассказах и др., освещены моменты из жизни многих людей и их действий, поэтому – я решил как-то упорядочить эту массу материалов и распределил их по периодам, в данном случае- по десятилетиям, посчитав, что тебе, уважаемый Читатель, так будет удобнее ориентироваться в общем объеме и быстрее адаптироваться к какому-то действию в соответствующие временные периоды.
У меня часто спрашивают, не только читатели, а и те, живущие ныне люди, судьбы которых были мною отмечены в произведениях: «Как ты все помнишь, что было десятки лет назад и до мелочей?», на что я всегда с уверенностью отвечаю: «Потому что я прошел через это. Если ничего не делать – то и вспомнить будет нечего!». На этот девиз и нанизано содержание этой книги….Повторяю- это не история моей жизни, а всего лишь отдельные яркие её моменты, навсегда отложившиеся в памяти.
Я описываю многостороннюю жизнь, только со своей стороны, в свете моей памяти, не мешая другим людям освещать ту же самую жизнь со своей стороны, так, как они её видят и понимают, но при этом, я, как автор, – отвечаю за каждое сказанное слово.
Так сложилось – У нас – любое приходившее новое десятилетие, часто приносило смену целых направлений жизни, которые касались каждого жившего в тот период человека. Поэтому я решил в начале очередного Раздела – периода, – давать общую краткую его характеристику, а потом уже добавлял отдельные моменты из моей жизни, именно в этот период, неважно были они когда-то опубликованы или нет. Тема-то одна и для меня она – общая….
Для меня, все, с чем ты познакомишься в этой Книге КНИГ, – происходило вроде бы как только вчера…, а у тебя есть право и время оценить представленное, в увязке с каждым конкретным периодом. Очень надеюсь, что тебе так будет удобнее знакомиться с моими Воспоминаниями. Приятного прочтения!
Автор Василий Гурковский …
РАЗДЕЛ 1. СОРОКОВЫЕ
Сороковые годы…. Это десятилетие, через призму моего понимания и памяти, я бы охарактеризовал для себя, – как НЕ ОЧЕНЬ Веселое, по самой щадящей оценке. Каждый человек, проживший тот период, носил или носит до сих пор, в сознании и в душе, свое отношение к нему, через призму собственной жизни, его горестей и радостей, независимо от того, как к этому времени относятся другие люди, тем более те, кто знает о тех годах только то и только так, как их преподносят другие, – по книгам, рассказам, фильмам и т. п., как правило, – далеких или очень далеких от истины.
Я появился на свет в последний год из «Тридцатых», и в сороковые уже вошел на своих ногах и умением выговаривать отдельные слова…. Это подтверждают четыре пары моих крестных отцов-матерей. Меня крестили в первый год этого десятилетия, в Слободзейской церкви, и перед тем, как батюшка опускал меня в купель, я взял его за бороду и произнес: «Дед Мий». Я его перепутал со своим прадедом Еремеем (Виримий – по – украински), которого я называл сокращенно – Дед Мий. У него тоже была борода, как у того батюшки…. По словам моих крестных, батюшка тогда очень удивился, потом сказал мне в ответ: «Да, рано ты батюшку за бороду берешь!» и рассмеялся.
Я привел этот эпизод из своей жизни, только для того, чтобы показать, что пришел в сороковые – на своих ногах и уже – «говорящим»….
Судьба дала мне возможность запоминать отдельные события и лица – с четырехлетнего возраста. Так получилось, что первым «лицом», которое врезалось в мою память и, которое, в последующем, многие десятки раз, непроизвольно вспыхивало в моей памяти, было лицо немецкого офицера, отпечатанное в моей памяти в период фашистской оккупации.
Из-за откровенной ненависти к нашей семье со стороны сельского предателя-старосты, по разным причинам, и после серии неприятностей от него же (об этом можно узнать, прочитав материал – Свидетель, в этом же разделе), к нам, в конце 1943 года, привели на «постой» трех немецких офицеров, в небольших чинах, из тылового обеспечения. В качестве основания – нам было предъявлено то, что посредине нашего двора, под небольшой летней кухней, был большой подвал, с крепкими двухстворчатыми дверьми. Он, мол, понравился немцам, поэтому – они его чем-то заняли, а на ночь ставили – часового.
А так, как один из «квартирантов» – был заведующим складом, второй, старший по возрасту и званию, – заведовал военной пекарней, а третий – командовал подразделением охраны снабженческих объектов, то их и поселили вместе в наш дом. Немцы заняли обе большие комнаты, а нам четверым (бабушка, её младший сын – 14 лет, сын бабушкиного брата- 16 лет, репрессированного много лет назад и я) – разрешили жить на кухне. К ним в комнаты не заходить, ничего не трогать, без разрешения к ним не обращаться и с вечера – до утра – из дома – не выходить. Такие были жесткие общие правила.
Старший из них, звали его – Людвиг- то ли ненавидел детей вообще или меня лично, но первым отметился в моей памяти и навсегда. Был он высоким, худым, с рыжими волосами, торчащими в разные стороны и в очках… В общем, типичный представитель оккупантов, похожий на тех, кого показывали в советских фильмах в военное, да и в послевоенное время….Он бы мог без всякого грима, играть роли дьяволов, всяких нечистых, домовых, водяных и тому подобных персонажей.
Я на всю жизнь запомнил его лицо, скорее не лицо, а образ, который он представлял для меня, персонально. Он выбирал моменты, когда я оставался один на кухне и внезапно появлялся, стараясь застать меня врасплох и не дать успеть запрыгнуть на русскую печь, мое основное место обитания.
Причем, перед этим, он делал на голове что-то наподобие «рогов» из своих желто-рыжих волос, надевал темные очки и в таком «чертовском» виде – вваливался на кухню. Я его дико боялся, как самого настоящего черта, он знал это и старался появляться, как можно чаще, да еще с каким-нибудь диким криком, а потом- покатывался со смеху.
Потому его дикое выражение лица и отложилось в моей памяти первой фотографией и на всю жизнь. Судьбе было угодно именно три первых моих отпечатка памяти, связать с этим фашистом.
Первым, как я сказал – было его лицо-образ.
Вторым жизненным моментом, отпечатавшимся в моей детской памяти, был торчащий из-за печной трубы ствол пистолета. Мне, забившемуся в угол, между грубой кухонной плиты и вытяжкой дымовой трубы русской печи, был виден только ствол пистолета и палец на спусковом крючке. Потом из того ствола прогремело три всплеска – выстрела…., как три ужасных раската грома на маленькой (1,5х 1,5 м) нашей печке, лишивших меня тогда слуха и речи….