Иные

Этот крайне истощенный, но наверняка сильный человек с жесткой черной шевелюрой и черной же щетиной на энергичных скулах и волевом подбородке вовсе не напоминал подростка из его лихорадочного сна, юношу, чей образ Блейз хранил в душе все эти годы. «А ведь он ростом с меня!» – пришло в голову все еще не оправившемуся от потрясения Блейзу.

Ноги Хэла свисали с койки, к которой он был привязан. У Блейза вдруг возникло ощущение, что на койке лежит не человек, а какой-то великан, обладающий совершенно немыслимым могуществом. На мгновение Блейз испугался: вот сейчас губы на заросшем бородой лице вдруг разомкнутся, и он услышит такое, что сорвет все его планы, развернет, направит по совершенно другому пути, и он никогда больше не сумеет найти дорогу обратно.

Хэла крепко-накрепко притянули к койке веревками, которые глубоко врезались в тонкую кожу его широких запястий и в ткань его грубых штанов на длинных ногах. Он не смог бы даже шевельнуться… как не мог этого сделать Блейз после сна о волках. Он как будто снова ощутил путы на своих руках и ногах и на мгновение полностью отождествил себя с Хэлом.

Все в нем перевернулось. Блейз отвернулся от своих спутников: ему не хотелось, чтобы его лицо увидел Барбедж.

– Приведите врача! – произнес он, с трудом сдерживая гнев.

– Но, Великий Учитель… – начал было удивленный тюремщик.

– Молчать! – рявкнул Барбедж. Он поднес браслет к губам и заговорил в него. – Это капитан Эмит Барбедж. Пришлите врача в камеру Хэла Мэйна. Немедленно!

– Простите меня, Великий Учитель, – сказал он Блейзу, хотя вины в его голосе не чувствовалось. – Я не сообразил, что врач может понадобиться. Его сейчас пришлют.

Барбедж обратил свой испепеляющий взор на тюремщика, который буквально прижался к стене, открыл рот, чтобы что-то сказать, но тут же закрыл его.

– Отлично, – тихо проговорил Барбедж. – А то я как раз хотел сказать «Заткнитесь!».

Врач появился в камере буквально через несколько секунд: наверное, он находился где-то поблизости.

Это был невысокий, одетый в штатское мужчина с обеспокоенным выражением на худом лице, обрамленном седеющими светлыми волосами. В руке он держал небольшой чемоданчик вроде того, что всегда носил с собой Кадж. Он внимательно и с тревогой взглянул на Блейза.

– Я хочу поговорить с этим заключенным, – объяснил Блейз, – но он, по-видимому, без сознания. Не помогли бы вы привести его в чувство – только осторожно. Мне нужно, чтобы он чувствовал себя нормально даже несмотря на болезнь – во время нашей беседы.

Врач, похоже, забеспокоился еще больше.

– У него воспаление легких, – пробормотал он, подходя к койке. Одной рукой он пощупал Хэлу лоб, затем сосчитал пульс и, быстро убрав руку, открыл свой чемоданчик.

Из него он извлек небольшой бронзового цвета кубик с кнопкой на одной из граней. Приложив кубик противоположной от кнопки гранью к рукаву рубашки Хэла чуть выше того места, где бугрился бицепс, он нажал кнопку. Затем убрал кубик обратно в чемоданчик, закрыл его и выпрямился, глядя на Блейза.

– Через несколько секунд он полностью придет в себя.

– Прекрасно, – отозвался Блейз. – Можете идти.

Теперь горящий взгляд Барбеджа устремился на врача, который быстро повернулся и вышел из камеры. Блейз почти не слышал, как открылась и закрылась дверь.

– Так-то лучше, – сказал он. – А теперь развяжите его и помогите сесть.

Барбедж и тюремщик бросились исполнять приказ.

Блейз все еще никак не мог оправиться от шока, который испытал, увидев Хэла. Как и большинство чересчур высоких или чересчур низких людей, Блейз обычно забывал о своем росте, кроме тех случаев, когда возникали проблемы с окружающими или какие-нибудь другие неудобства.

Он вспомнил, как однажды среди ночи проснулся в своей спальне в штаб-квартире организации Иных на Ассоциации и, по обыкновению медленно приходя в себя, протянул руку, чтобы потолок, сквозь который виднелось яркое утреннее небо, стал непрозрачным. Он сделал его прозрачным накануне вечером – хотел полюбоваться видом ночного, усыпанного звездами неба.

Но в полусне он ошибся кнопкой, и потолок, вместо того чтобы потемнеть, превратился в огромное зеркало. Лежащий на спине Блейз был ошеломлен, увидев собственное отражение. Только тут ему стало понятно, насколько он крупен – он едва умещался в постели, сделанной по тому же образцу, что и постель Данно.

Тогда он еще только-только достиг нынешнего роста, но в ту ночь впервые ощутил его.

Вот и сейчас он как-то внезапно осознал, насколько высок стал Хэл Мэйн.

Непонятно откуда взявшаяся ярость вспыхнула в нем всего лишь на миг – он тут же взял себя в руки и, возможно, постарался бы тут же забыть о ней, если бы связанный по рукам и ногам Хэл не напомнил бы ему о том, как после сна о волках он проснулся и обнаружил, что привязан к постели точно так же. Это воспоминание жгло его как раскаленным железом. Однако Блейз все же попытался усилием воли подавить его в себе, а тут как раз и веки усаженного теперь на койке спиной к стене узника затрепетали, и он открыл глаза.

– Ну вот, Хэл, – мягко произнес Блейз, – наконец у нас появилась возможность поговорить. Если бы тогда в Цитадели ты назвал себя, наша встреча состоялась бы гораздо раньше.

Хэл по-прежнему молчал, но очень пристально смотрел на Блейза. По мере того как Хэл приходил в себя, взгляд его становился все тверже, и Блейз понял, что он его узнал.

Должно быть, он узнал, кто я такой, когда заключенных провели передо мной в Цитадели. Но если он не слышал моего имени, как же он меня все-таки узнал? На террасе, где были убиты его наставники, он меня видеть не мог – или все-таки мог?

Так думал Блейз. Выражение лица Хэла ничуть не изменилось. Оно напомнило Блейзу лицо Тони в те моменты, когда она выглядела совершенно спокойной – это свидетельствовало о ее полной расслабленности, сосредоточенности и готовности встретить лицом к лицу любую угрозу. Но Блейз вдруг почувствовал внезапный приступ беспричинного страха – ему показалось, что надежда, с которой он явился сюда, исчезнет еще до того, как они с Хэлом обменяются хоть словом.

К койке придвинули кресло, и Блейз уселся в него. Глядя на спокойное выражение лица Хэла, Блейз догадывался, что тот кое-что понимает в боевых искусствах – скорее всего, благодаря одному из своих наставников – и к тому же еще очень молод. Возможно, удастся найти к нему подход, разговаривая с ним, как с подростком, и тогда юношеская привычка заставит его слушать.

– Хотелось бы, чтобы ты знал: я очень сожалею о гибели твоих наставников, – сказал Блейз. Никогда еще он не вкладывал в свои речи столько чувства. Нужно было хоть немного снять напряжение и расположить к себе Хэла, в то же время убедив его в своей искренности. – Я понимаю – сейчас ты просто не доверяешь мне и не можешь в это поверить. Но никто не собирался причинять какой-либо вред кому-либо из обитателей вашего дома. Если бы я хоть как-то мог предотвратить случившееся, я бы обязательно сделал это.

Он сделал паузу.

Хэл продолжал молчать. Блейз чуть печально улыбнулся.

– Ты, должно быть, знаешь, что я наполовину экзот. И я не только абсолютный противник убийства, но и не выношу никакого насилия вообще.

Хэл ничего не ответил. Выражение его лица оставалось прежним.

– Ты вряд ли поверишь, – произнес Блейз, – если я скажу, что из троих людей, находившихся на террасе в тот день, только один был в состоянии вывести меня из себя настолько, чтобы я потерял контроль над ситуацией и не успел предотвратить несчастье.

Он снова смолк, но Хэл никак не реагировал.

– И этот человек сделал то единственное, – продолжал Блейз, – что могло ошеломить меня. Твой наставник Уолтер напал на меня. Я был так этим потрясен, что не успел вовремя остановить моих телохранителей.

– Телохранителей? – переспросил Хэл. Голос его был слабым и настолько глухим, что слышался как будто издалека. Тем не менее в нем чувствовалась твердость, и снова в душе Блейза возникло некое странное ощущение – какое-то эхо его горячечного сна, – будто он вдруг услышал голос того, кто был гораздо могущественнее его и абсолютно непогрешим в своей правоте.