Страница 12 из 18
Глава тринадцатая
«ПРОПАДЁМ!»
Выбрать хорошие, красивые ёлочки оказалось не так просто, всё попадались какие-то однобокие, да кривые, да тощие. «Надо рубить на открытых местах, там они равномерно ветвями обрастают», — решил Петька.
Ненадолго выглянуло солнце. Осветило розовым светом старую берёзу.
— Смотрите! — прошептала Катя. — Глухари! На дереве сидели огромные иссиня-чёрные птицы с раздвоенными хвостами и красными бровями. Петька глухарей видел только по телевизору, и у него дух захватило от этой картины. Глухари сидели молча, неподвижно.
Вдруг Орлик остановился. Поднял голову и запрядал ушами.
— Что это он? удивился Петька и потянул коня дальше в лес. Но старик стоял как вкопанный и только недовольно мотал головой и всхрапывал.
— Устал, наверное, — сказала Катя, почему-то опасливо озираясь. Петьке тоже стало не по себе.
— Ничего! Ничего! — сказал он преувеличенно громким голосом. — Ленится просто! Не хочет по снегу идти.
— Не надо его тащить! Он старенький! — заступилась за коня Катя.
— Не надо так не надо! — согласился Петька. — Пусть тут постоит.
Он привязал коня к дереву, но Орлик всё переступал, всё прижимал уши и тряс заиндевевшей шкурой.
Красивые ёлочки попадались реже. Лес как-то заметно стал ниже. Деревья были более корявыми. Между их чёрными стволами по насту стала заметать позёмка.
— Ну, вот и всё! — сказал, разгибаясь, Петька, когда увязал последнюю ёлку в тюк. — Пошли обратно!
Но это оказалось совсем не просто. Петька рассчитывал выйти по следам к тому месту, где стоял Орлик. Но на насте следы были неглубокими, и теперь их начисто замело позёмкой.
Куда ни глянь — меж деревьями струились, шурша, белые снежные флаги.
Петька заметался, пытаясь разглядеть следы, но следов не было. Уже сильно стемнело. И теперь на снегу вообще ничего не было видно. Катя покорно шла за Петькой, то проваливаясь в снег, то взбираясь на сугробы.
«Заблудились! Заблудились! — смятенно подумал мальчишка. — Нужно как можно дольше не говорить этого Кате». Он совсем задохнулся. Огромный тюк с ёлками мешал ему идти. Но как только они сели отдохнуть, Петьку сразу потянуло в сон.
«Беда! — подумал Петька. — Замерзаем! Ах я болван! — ругал он себя. — Нужно было зарубки на деревьях оставлять, а на следы не надеяться. Нельзя сидеть! Нельзя, — говорил он себе. Но тёплая усталость заставляла его давать себе отсрочку. — Ну вот ещё минуточку посидим, ещё чуть-чуть…»
И вдруг из темноты на них двинулось что-то тёмное, мохнатое.
— Орлик! — вскрикнула Катя. — Нашёл! Нашёл нас! Милый ты мой!
Старый конь тяжело дышал и фыркал. Оборванная верёвка, которой он был привязан к дереву, волочилась за ним.
Катя целовала его в покрытые сосульками ноздри, а Петька мигом разделил свой тюк с ёлками на два вьюка, перекинул их Орлику через спину, а чтобы поклажа не свалилась, прихватил её верёвкой на манер подпруги. Где-то он видел такую — картинку, то ли у Купера, то ли у Майн Рида…
Неожиданно он вспомнил школу и ребят из класса, и учителя литературы Бориса Степановича, который говорил когда-то:
— Большое твоё достоинство, Столбов, что ты читать любишь! Настанет день — и всё, что ты прочитал, тебе пригодится! Книги — это чужой опыт… И не только жизненный опыт, но и нравственный…
Последних слов Петька, конечно, не понял, но сейчас подумал, что учитель был прав.
Вот и пригодилось! Не читал бы книжек, вообще бы пропал. Он вспомнил, как пытался растопить печку и подоить корову, и засмеялся: теперь это приключение казалось ему совсем не страшным и даже милым.
Действительно, как дедушка говорит, оставь горожанина в деревне, так он и с голоду помрёт… Ну, не совсем так…
— Многому можно по книжкам выучиться! — сказал Петька.
И ему ужасно захотелось домой. В город. Забраться на диван, включить торшер и читать, читать, читать…
Орлик вдруг храпанул и попятился. Петька удержал его за оголовье, а Катя стала гладить старого коня по дрожавшей шкуре.
— Орлюшко, милый, чего ты сбаламутился, пойдём, а то темно уже.
Но старый конь всё прядал ушами, нервно переступал и всё ловил ноздрями что-то, одному ему понятное в морозном ветре. Неожиданно порыв донес дальний замирающий вой. И в ту же минуту конь скакнул и поволок уцепившуюся за вьюки девочку по сугробам.
— Куда ты, куда?
«Волки, подумал Петька. — Вот беда». Он чувствовал, как у него холодеет спина.
Орлик рвался и храпел. Катя гладила коня, приговаривая что-то ласковое, но голос у неё был такой, что вот-вот быть слезам.
— Вот что, — сказал Петька. — Давай залезай на коня! быстрее дело пойдёт!
Катя покорно полезла на вьюки.
«Так, — лихорадочно думал Петька. — Вперёд идти нельзя — там волки. А может, не волки, а ветер воет? Чего тогда конь бесится?»
Орлик опять скакнул и пошёл через поляну тяжёлым стариковским галопом. Катя уцепилась за гриву и моталась из стороны в сторону.
— Петя! Петя! — кричала она.
Петька догнал коня. Успокоил. «А вообще, все великие путешественники в таких случаях доверялись коням. Надо попробовать!»
— Катя! — сказал он. — Держись крепче и ничего не бойся! Орлик вывезет. Иди! Иди! Но! — крикнул Петька коню. Орлик развернулся и быстро пошёл в сторону, противоположную той, откуда они пришли. Он шёл уверенно, словно дорога была ему давно известна. Петька еле поспевал за ним на лыжах. Катя тихонько плакала, и оттого, что она не упрекала, не ругала Петьку, ему было ещё хуже.
Быстро темнело. Пошёл снег. Ветер гнал его, закручивая смерчами. По тому, с какой силой он дул, Петька догадался, что они вышли из леса и теперь где-то на открытом пространстве.
«Идиот! — ругал себя Петька. — Это же не парк! Это настоящий лес, и замёрзнуть в нём можно по-настоящему! Что ты знаешь? — говорил он себе, ложась грудью на ветер. — Что ты умеешь?»
— Катя! — кричал он. — Как ты там?
— Ничего! Не беспокойся, — отвечала девочка.
«Какое там „не беспокойся“! — думал Петька. — Чёрт этого коня знает, куда он тащится? Может, кругами ходим… Следов-то не понять!» Он глянул вниз, под ноги коню. И вдруг с ужасом увидел, что следы эти чёрные. Он оглянулся — и лыжни, что тянулась за ним, тоже быстро наполнялась водой. «Болото! — У Петьки оборвалось сердце. — Пропадаем!» Катя, сидевшая на Орлике, была уже совсем как снежный ком. У Петьки от ветра горело лицо.
— Только бы выбраться! Только бы выбраться! Никогда никому бы не врал… Я бы учился с утра до ночи… — шептал он.
— Ой! — крикнула Катя. Под Орликом чавкнуло, и он провалился передними ногами. — Вода!
— Сиди, не двигайся! — крикнул Петька. Он проскочил вперёд. Лыжи держали его. На них налипли огромные глыбы снега. — Сиди! Сейчас я помогу, сейчас! Давай ёлки! — сообразил Петька, вспомнив, что при падении в болоте нужно что-то подложить.
Катя лихорадочно стала развязывать верёвку. Но пальцы у неё закоченели, а узел был мокрый.
— Режь топором! Быстрее!
«Хорошо, что я топор плотницкий взял, острый», — успел подумать Петька.
— Верёвку мне!
Он схватился за верёвку и потянул изо всех сил. Катя скинула несколько ёлок коню под ноги.
— Давай! Давай, Орлик! Давай, милый! — кричал Петька. Он тянул изо всех сил. Как бурлак в картине Репина. Падал на колени, разбивая их о собственные лыжи и проваливаясь в воду. Под ним зыбко ходила трясина.
Орлик, увидев ёлки, забился, встал и страшным рывком вышел на твёрдое место.
— Мамынька моя… — всхлипывала Катя. — Да куда же это мы идём?
— Не ной! — крикнул Петька как можно грубее, хотя ему было страшно жаль эту девчонку. — Не ной! Куда бы ни шли! Главное идти! Не стоять! Замёрзнем, если остановимся!
Казалось, они провалились в чёрную яму и теперь беспомощно тычутся в стены. Орлик, натруженно дыша, всё шёл и шёл на своих старческих трясущихся ногах. У него заиндевела морда, сосульки свисали с гривы. А он всё шёл и шёл как заведённый. И вслед за ним, теряя счёт времени, шёл Петька.