Зайка

<p>

 </p>

   Старший лаборант Николай Семенов беззлобно ругался, наряжая елку. Если еще несколько больших шоколадных конфет "Гуливер" он прицепил золотистой ниткой всего за пять минут, то с мандаринами провозился значительно дольше. С помощью красной ленточки и такой-то матери последняя мандаринка все же оказалась на зеленой ветке, и Николай наклонился к игрушкам. Разноцветные стеклянные шары он аккуратно извлекал из косматых комков золотистого дождика и бумажных снежинок, чтобы подвесить их на пушистые веточки. Сам Николай при этом уже не ругался, казалось, он даже затаил дыхание, чтобы случайно не уронить драгоценные игрушки. И уж старые CD диски Семенов развешивал столь аккуратно, что со стороны казалось, делает он это по какой-то только ему известной схеме.

   Идея встретить новое тысячелетие в прихожей лабораторного комплекса принадлежала Зайке, так прозвали заведующую биохимической лабораторией Анну Зайцеву. В свои сорок Зайка просто лучилась жизнелюбием и извергала водопад эмоций на всех, кто с ней общался. Ее смелого и жизнерадостного напора не смог выдержать даже мой непосредственный начальник полковник Георгий Дмитриевич Круглов, курирующий данную лабораторию. Поэтому он и дал добро на проведение мероприятия. Сам, конечно, умыл руки, оставив организацию на меня, капитана Зыбина Александра Александровича, которого все называли Сан Санычем.

   Столы и стулья пришлось сносить в прихожую из смежных комнат. Повезло только самой лаборатории, ее на праздники не только закрыли, но еще и опечатали. Тут занимались государственными разработками. Под грифом "секретно" не проходила разве что туалетная бумага. По химии в школе я тянул на твердую тройку, поэтому почти не разбирался во все этих пептидах и нуклидах, мое дело - охрана, как самой лаборатории, так и всего того, что она разрабатывает или исследует. Поэтому вынести что-то за пределы данного здания можно было только с моего разрешения или одобрения вышестоящего начальства в лице полковника Круглова.

   Я откровенно скучал, сидя за столом и наблюдая за копошившимися сотрудниками. Две лаборантки Маша и Даша расставляли посуду на столах, а врач-лаборант Игорь Стрежетов им помогал. Девушки сегодня принарядились в шикарные платья. Худощавая Мария красовалась в красном, с глубоким вырезом на груди, от которого Игорь почти не отводил взгляд. И я его понимал, такой шикарной груди четвертого размера больше ни у кого не было в этих стенах. Даша, облачившись в голубое платье, которое немножко полнило ее и так не худенькую фигурку, хмурилась все сильнее и чуть не разбила тарелку.

   - Осторожнее, - сделал ей замечание Стрежетов.

   - Да, Игорь, Вячеславович. Я постараюсь.

   Но получалось у девушки не очень. Все знали, что Дарья Белько безнадежно влюблена в Игоря. А сам Стрежетов неровно дышал к Марии Ветровой. И еще этот любовный треугольник дополнялся женой и дочерью Игоря. Хорошо, что дальше влюбленных и завистливых взглядов в стенах лаборатории дело так и не продвинулось. А что там происходило после работы, если это не касалось исследований, меня не волновало. Пусть разбираются сами. Я, как человек служивый, следил только за порядком и секретностью.

   Семенов уже нарядил елку, украсив ее напоследок длинной мишурой дождика и разноцветной гирляндой. Когда елка засверкала и начала перемигиваться поочередно включающимися лампочками, все присутствующие восторженно ахнули. Да, красиво получилось. Свет отражался от стеклянных шаров, дождика и дисков, цветные блики прыгали по веткам и стенам, пронизывая помещение праздничным торжеством. В этот момент в прихожую влетела Зайка. Вслед за ней, словно грузчик, тащился второй врач-лаборант Артем Ребров, нагруженный огромными сумками, похожими на те, с которыми челноки обычно ездят в Турцию. Ребров нервно озирался по сторонам, скорее всего, пытался улучить момент, чтобы сбежать в туалет на перекур.

   - Так, девочки и мальчики. Разбирайте и ставьте все на столы, - распорядилась Зайка, на ходу поправляя прическу у большого настенного зеркала. Со стороны женщина смотрелась роскошно. Черное вечернее платье миди с открытой линией плеч плотно облегало стройную фигурку. Правильный овал лица без каких-то признаков морщин, прямая осанка, аккуратные ножки - издали Зайку могли перепутать с молодой студенткой. На плече у женщины под цвет платью красовалась небольшая дамская сумочка. Я поймал завистливый взгляд Даши, которым та окинула начальницу. Как Зайке удавалось не толстеть в ее годы, никто не понимал. Ведь женщина очень любила сладкое, не могла прожить ни дня без тортиков, пирожных или шоколадных конфет. И даже сейчас ее загребущие ручонки тянулись к десерту.

   - Анна Васильевна! - укоризненно глядя на женщину, произнес Игорь. - Давайте сначала салатиков поедим, не убегут от вас тортики. До Нового года еще почти четыре часа.

   - А вдруг?

   - Что, вдруг?

   - Убегут.

   - Вам все шуточки. А у меня с утра настроение ни к черту. Жена с дочкой на меня обиделись.

   - Ладно, Игорюша, не гунди, не буду я покушаться на тортики, пока конфетку съем.

   Зайка развернула шоколадку, оправила ее в рот и от наслаждения прикрыла глаза. После чего фантик вернула в вазу с другими конфетами.

   Тут в разговор влез Артем. Ребров успел покурить в туалете, нервозность ушла, и в его словах проскользнули философские нотки.

   - Новое тысячелетие встретить на работе - это как на кубинском пляже выкурить гаванскую сигару.

   К столу подошел Семенов. Он кашлянул, пригладил правой рукой аккуратную бородку и сказал:

   - А моя наоборот обрадовалась, говорит, наконец-то сбудется пословица. Как год встретишь, так его и проведешь. Она с подружками сегодня отмечает. У них что-то вроде девичника.

   - Колян, у тебя детей нет. Моя Марьяна чуть не плакала, когда я уходил. Дочке пять лет, отца только по выходным видит. Я с работы прихожу, она уже спит, ухожу - она еще спит.

   - А чего же ты, Игорь, на больничный не сбежал? - спросил Артем. - Петров с Оверченко вовремя заболели.

   Петров и Оверченко - два других штатных лаборанта откосили от встречи Нового года по состоянию здоровья. Я глубоко вздохнул, не в моих возможностях это повторить. Полковник Круглов погнал бы меня сюда даже, если бы я лежал при смерти.