Шарада мертвеца

– Вам должно быть очень больно? – наконец выдавила она. – Простите…

Татьяна плотнее стянула отвороты халата, так и не притронувшись к свечам. Но и с места не сдвинулась. Ей не хотелось уходить, поскольку сейчас Дикон выглядел по-колдовски притягательным в эту, как назло, беспросветно хмурую ночь.

– Присядьте, прошу вас… – вдруг улыбнулся тот, – давайте поговорим… Мне кажется, вы думаете, что я вас обвиняю… но это не так… Я даже не обижаюсь, все заживет, – он отошел к шкафу, достал из буфета коньяк и принялся разливать его в пару круглых бокалов. – Давайте начнем все сначала… Я не хочу, чтобы наши отношения омрачились взаимным непониманием, и в обмен на вашу благосклонность я готов найти причину всех ваших бед с женихами.

Дождавшись согласного кивка гостьи, маркиз вручил собеседнице бокал, как только она устроилась на козетке. Подождал, пока девушка сделает первый пробный глоток, убедившись в том, что та умела пить божественный напиток. Присел на козетку рядом вполоборота как близкий друг и внимательный слушатель.

– Давайте-ка для начала вы расскажете мне о женихах поподробней. Начнем с первого.

С минуту Татьяна обдумывала слова маркиза.

– Первого я не любила, но честь семьи… сами понимаете, – девушка помолчала, потерла пальцем край козетки и взглянула на маркиза. – Как вы уже знаете, он появился у нас на набережной, когда мне было семнадцать, в марте восемьсот девятого…

– А у вас, я так понимаю, уже был… дружок?

Татьяна поначалу вспыхнула возмущенным румянцем, но тут же улыбнулась.

– Был. Леонид Саликов, констапель с Флотской слободы. Я с ним, прямо скажем, нос в нос столкнулась в хлебопекарне, здесь, у провиантских магазинов. В женихи он не подходил, молодым офицерам жениться не положено, но ухажером был весьма настойчивым. В праздничные дни всегда на Невский меня зазывал, весь при парадном мундире, с новыми эполетами…

– Понимаю, сударыня… Так что же Гаврила?

– Приехал он к нам без уведомления, но папенька, хоть счастлив и не был, впустил его в дом и на требование выдать меня замуж согласился.

– Почему он не был счастлив?

– Он надеялся меня здесь за вельможное лицо выдать или за военного.

– Ах, вот как. Купец до мозга костей… Продолжайте.

– Много времени он у нас в доме не проводил. Все по городу ходил, возвращался поздно. Как мне показалось, я его совершенно не интересовала.

– Так он с вами… там, под Вышгородом… не дружил? Не общался?

– По старинке жениху не следовало видеть невесту аж до самой свадьбы.

От такого ответа маркиз вдруг рассмеялся. Как-то не по-доброму звучал его смех, и он, овладев собой, печально промолвил:

– В мою женитьбу отец венчал меня с девушкой, которую я увидел только после свадьбы, сняв с нее брачную фату у постели…

– Ох… Каково, а?

– М-да, весело… Прошу вас, продолжайте.

Татьяна глотнула коньяку и глянула на собеседника. Схожесть в судьбе их сближала.

– Гаврила, что и говорить, был человеком с деловой хваткой. Каждый раз под конец дня приезжал с кипой бумаг, писал, подсчитывал, работал, но все как-то обособленно держался. Пару раз в его покои приезжал чиновник, судя по мундиру, фельдъегерь.

– Вы прекрасно в формах разбираетесь!

– В военном городе живем, сударь, – Татьяна порозовела и отставила свой бокал.

– А где были покои Гаврилы?

– Над вашими. Приемная, гостиная, кабинет и спальня.

– А бумаги его остались?

– После гибели Гаврилы все его вещи отправили к нему домой, а бумаги папенька велел в сундук сложить и во дворе оставить, в дровяном складе.

– Так, так. Могу ли на них взглянуть?

– Извольте, только вряд ли там что осталось из нужного. Папенька в них долго возился, а ди Брю рассказывал, что ему все утро камин чистить пришлось… столько бумаги сжег.

– Ди Брю видел кипы сожженных бумаг? Ах, вот оно что. А по какому именно поводу ваш отец с ним поссорился?

– Точно сказать не могу, но мне думается, что из-за заводиков, стекольного и кирпичного. Гаврила говорил, что на ремонт стен батенька его собственными средствами обходился, что папенька мой не помогал, а только свою часть дохода забирал, – при этих словах Татьяна сделала паузу. Она что-то обдумывала или вспоминала. – Да, Гаврила требовал заводик в полное владение ему отдать или перекупить хотел. Еще говорил, мол, раз семьей с его дочерью обзаводиться собирается, то бишь со мной, то для папеньки будет честью такой подарок нам сделать.

– Так, а к какому рангу, то есть к купеческой гильдии, относился Гаврила?

– Ко второй.

– Так, так. А отец его был в первой?

– Разве это имеет отношение к его смерти?

Де Конн хмыкнул, отставил свой бокал, встал и прошелся по гостиной.

– Возможно, нет, но… Объединение или подъем капитала могли выдвинуть Гаврилу к первой гильдии, которая открывает путь к кяхтинской торговле39, ведь отец Гаврилы был из Сибири, а значит, семья его пути в Китай знала. Как вы думаете?

– Ох, сложно это все для меня, – Татьяна поджала под себя ноги и сложила ладони на коленях. – Кто его знает.

Маркиз взмахнул рукой и развернулся на пятках.

– Приехал он в девятом году, так?

– Двадцать седьмого мая, – не упуская хода мыслей собеседника, уточнила девушка.

– Отец его к тому времени умер. Так?

– Ну.

– Вами он, собственно, не интересуется, но требует вашу руку и… заводик. Верно?

– Ну.

– Теперь все эти факты можно связать с указом, вышедшим в начале девятого года об изменении круга людей, входивших в общий капитал каждого купца в отдельности, от которого, собственно, и зависела принадлежность к той или иной гильдии. Он был значительно уменьшен. Так, доходы братьев и родственников купцов вышли из общего капитала, став раздельными, после чего, я допускаю такую мысль, Гаврила оказался неспособен внести гильдейский сбор40 только из своих собственных средств и выпал из первой гильдии.

– Ну? – ничего не понимая, буркнула Татьяна. – Вы, что торговлей занимаетесь?

– Нет, – без смущения соврал маркиз, – но как врач я частенько служил на торговых судах… Проще говоря, после девятого года наш Гаврила был отброшен во вторую гильдию и потерял возможность вести дела в Сибири со всеми ожидаемыми прибылями. Ну, а с раздельным пользованием заводов Гаврила рисковал и вовсе попасть в мещане, ибо гильдейские сборы повышаются, а доходы его падают.

– Так он на себя одеяло тянул?! – наконец догадалась Татьяна. – Вы думаете, папенька мой как-то с его смертию связан?

Маркиз с ответом не спешил. Он прошелся по гостиной, потирая подбородок.

– Я не могу этого утверждать, но настоящая причина его внезапного приезда нам теперь ясна, и она никаким боком к чести семьи не относилась. Им руководил меркантильный интерес… Расскажите, что же случилось в ночь смерти Гаврилы?

Татьяна глянула в окно. Светало, и она почувствовала усталость. Зевнула, но на предложение маркиза перенести разговор на следующий вечер отказалась.

– Папенька тогда много гостей собрал из деловых знакомых, – начала она. – Все собрались к вечеру, чтобы, переночевав, утром всем поездом двинуться к церкви.

– К какой?

– К Никольской, что промеж Крюковым и Екатерининским каналами стоит.

– Да, знаком. Продолжайте.

– Гаврилы, как всегда, дома не было, но к вечеру он быть обещал.

– К какому часу?

– К какому часу обещал? К десяти.

– Вы уверены?

– Да. Он мне записку через мою сенную девку передал, Саву.

– Он общался с вами записками?

Татьяна утвердительно кивнула. Глаза ее сами собой закрывались.

– Когда же десять минуло, папенька сказал, что, видно, женишок мой пьет где-нибудь. Притащится, мол, к утру. Гости тогда шутили, что по пути на венчание опохмелять его будут, а по приезде в церковь в Крюковом канале освежат.

– Весело.

39

Торговля с Китаем

40

Сбор в государственную казну привязывался к проценту от величины объявляемого капитала купца той или иной гильдии