Шарада мертвеца

– Так вы приезжий? – вдруг оживился Стас Прокопич. – Из голландских? – маркиз согласно кивнул. Хозяин окинул его прицельным взглядом. – Дворянин?

– Верно.

Опять гадливое выражение на лице.

– Привычка у вас интересная, мил человек, – вдруг тихо, даже шипяще, промолвил он, – пальцы потирать так, будто на них кольца нанизаны…

– Какие кольца, сударь мой? – вступилась хозяйка. – Врач он, сказали же! Человек достойный, грамотный, а не балбес какой, что на оброки крепостных только и живет… лентяй да бестолочь… Дворяне всякие бывают, и не все чужим трудом живут!

Маркиз благодарно склонил голову. Теперь он понял, отчего Тильков так на простоту во внешнем виде намекал.

К полудню Шарапа помог маркизу перевезти все необходимые вещи: пару чемоданов да один саквояж с медикаментами – и в уже разогретых гостевых покоях на первом этаже правого крыла купеческого дома де Конн принялся располагаться. Вещей было немного, но маркиз любил дотошный порядок, а посему, будучи без слуг, собирался потратить весь остаток дня на свое обустройство.

Вдруг легкие шажки в пролете между комнатами насторожили его. «Женщина, легкая, в узком платье…» – определил де Конн на слух и, выпрямившись, обратил лицо к двери.

– Входите! – ответил он на деликатный, словно ход механизма карманных часов, стук.

В арке дверей возникла тонкая фигура гостьи. Молодая, миловидная особа, судя по осанке и движениям, из хозяек, взглянула на маркиза, смутилась, отвернулась в сторону, устремив взгляд в окно.

– Простите, я думала, это Петр Георгиевич вернулся, – тихо произнесла она.

Де Конн понятливо склонил голову: «Какая популярность у нашего врача!»

Девушка была хорошенькой. Высокая, стройная, полногубая шатенка, гибкая и подвижная в теле, словно на шарнирах.

– Вас Татьяной Стасовной зовут? – спросил маркиз. Гостья согласно кивнула, взметнула красивые изогнутые брови, опустила глаза, но уверенно подала руку. Это восхитило его. – Дикон. Можете звать меня именно так… Господин Тильков рассказывал мне о вас…

– Ах, да, он частенько останавливается у нас из-за Поленьки, – только и сказала она, собираясь уходить.

Маркиз прищурился. На губах его возникла еле уловимая улыбка. Вся фигура гостя застыла на мгновение, он погрузился в созерцание. Татьяна несколько смутилась и деловито осмотрелась для придания себе серьезного вида. Никто никогда так не изучал ее: гость смотрел на девушку рассеянно, и в то же время она ощущала, как ее тело полностью охвачено некой живой сферой, столь плотной, что она не могла шевельнуться. Но это продолжалось лишь несколько мгновений, и черные глаза маркиза прояснились. Татьяна встретила его взгляд и вновь глянула в окно. Что-то необычное было в ее поведении, а именно манера держать голову вполоборота, и, если требовалось развернуться в анфас, она опускала глаза. Глаза? Де Конн подошел поближе и протянул руку к ее маленькому, с легкой ямкой упрямства подбородку. Она не отвела лицо. Почему она не отвернулась, почему не отступила и не ушла, как того хотела? Что-то властное было в этом госте, непреодолимо притягательное – в том, чего он желал. Он слегка развернул к себе ее лицо.

– Прошу вас, сударыня, взгляните на меня, – произнес он.

Даже в голосе какое-то неоспоримо твердое требование к послушанию. Секунду сомневаясь, Татьяна наконец нашла в себе силы поднять глаза. Густые ресницы, раскрывшись, впустили яркий осенний луч в глубину очей, и они осветились разными цветами. Правый – голубым, а левый – темно-кофейным. Но неожиданно для девушки маркиз улыбнулся.

– Глаза тигра, – сказал он.

– Какие глаза?

Де Конн опустил руку движением, ласкающим воздух. Излишне галантно для простого врача!

– Там, где родилась мая матушка, глаза, подобные вашим, называют «глаза тигра».

– Это плохо или хорошо?

Вместо ответа маркиз жестом пригласил девушку присесть. Та устроилась на козетке и с интересом уставилась на необычного гостя. Он был не то что красив, но очень привлекателен: лет, может, около сорока, смуглый, широкий в плечах и узкий в талии, изящный в движениях, сильный и обходительный одновременно. В нем присутствовал шарм и обаяние человека чрезвычайно строгого и в то же время великодушного. А его лик? Казалось, колдуя над лицом этого мужчины, природа потешалась над женщинами! Оно было широким и острым, упрямым и безмятежным. Длинные, густые, непослушные волосы, с усилием собранные на затылке, отливали вороной синевой и чуть спадали вьющимися прядями на широкий лоб. Прямой до совершенства нос утверждал изысканность и жесткость. Под изогнутыми бровями затаились глаза магической непроницаемости. Слегка выдвинутая нижняя челюсть с сильным подбородком создавала впечатление укороченности верхней губы и вместе с тем придавала его чертам некую дерзость и неприступность.

– В старые времена считалось, – между тем начал маркиз, открыв один из своих чемоданов, – что люди с глазами разного цвета могут пройти через вражеские ряды, не получив ни одного ранения. К сожалению, такие поверия породили и неприятную сторону… ими пользовались воры и убийцы, а посему за ними укрепилась темная репутация, – с этими словами он выудил круглый, идеально отшлифованный камень необычайного золотистого цвета и протянул его Татьяне. – Это «Глаз тигра», сударыня. Обратите внимание на необычно яркие вкрапления минералов иных цветов. Его магия – в защите от сглаза и в соединении разума со спокойствием.

Девушка приняла камень и завороженно уставилась на великолепный образец природной силы и красоты.

– Я никогда не видела подобного! – произнесла она и печально сдвинула брови. – Моя мачеха считает, что я колдунья и навожу порчу на нее и на Поленьку.

– Из-за печальной участи ваших женихов и ранних смертей ее отпрысков? – вместо ответа девушка кивнула, восхищенно крутя сияющий камень перед глазами. – Такое отношение вполне понятно. Надо же кого-то обвинять в несчастьях… Хотите, я подарю вам этот камень?

– Вы серьезно?!

– Да, он ваш… – де Конн улыбнулся. – Но взамен на мой дар вы расскажете о себе.

Несмотря на непритязательность просьбы, Татьяна вздрогнула.

– Что мне рассказывать? – она бросила взгляд в окно и нахмурилась. – Раньше мы под Вышгородом жили, подле Рязани. У отца там дело есть – стекольный и кирпичный заводики. Он с Феофилом Анатоличем Тутовкиным их построил. Тот был из сибирских купцов первой гильдии, и они весьма неплохо ладили, да так, что через год после моего рождения меня с его сыном сосватали.

– В малолетстве?

– Знаю, нынче странным кажется, но в глубинке все по-старому. Ему, Гавриле-жениху, два годика тогда исполнилось. Так они и семьями объединялись и загодя оговорили все наши планы. Казалось, все выверено, но, когда мне двенадцать лет исполнилось, случилось несчастье. Матушка наша, Дарья Кузьминишна, ушла из дому, оставив папеньку, меня и двух маленьких сыновей…

– Ушла?! Возможно ли такое?

– Мы с матушкой близки не были… Я мало что помню, – смутилась Татьяна. – Отец – человек строгий, неласковый, сами вроде заметили. За двор не выходи, в гости – только в праздники, церковные посты соблюдай, даже если нездоровится, воспитательные субботы…

– Какие субботы?

Таня рассмеялась. Горько и печально.

– Тоже старый семейный обычай. Папенька жену розгами сек по субботам, ровно как и детей со слугами – тех, что постарше, конечно… Ну, я-то маленькая для порки была, меня только мочеными прутиками хлестали…

– А сейчас?

– Сейчас в городе… не принято.

– Понимаю, продолжайте.

– Матушка воспитывалась в Петербурге, хоть и сиротой была, но городской, строгостей деревенских не любила. В один день, когда папенька на торги в Москву уехал, собрала вещи и ушла… Говорят, с каким-то проезжим французом сбежала… Папенька так огорчился, что даже из первопрестольной не вернулся. Мы от него долго ничего не слышали. Он только деньги присылал да указы по хозяйству… Видно, искал ее. Четыре года спустя прислал нам письмецо: мол, в Петербурге дом нашел, к себе ждет. Вот я с братьями и переехала, а как переехала, так и узнала, что женился он на Евгении Яковлевне.