Страница 63 из 75
Раньше он так умел, даже когда я вырос. Но теперь перед ним в буквальном смысле сидел совершенно другой человек, и даже если Лесаков не умеет держать лицо, то мои эмоции батя вряд ли вычленит. — Сам-то как думаешь?
— Если подумать, то вряд ли Федор Васильевич преследовал такую цель, — чуть подумав, выдал я.
— Почему так решил? — удивился Степан Иванович.
— Хотя бы потому, что он тщательно скрывал свою осведомленность по поводу подземелий.
— Ну, может сам хотел все добыть и продать? — подначил меня отец.
— Очень сомневаюсь. Не такой он был человек, хотя я его и не знал практически, но я общался с его соседкой, и вот она уверяет, что тайну своей семьи он не желал рассказывать никому.
— А соседке?
— И соседке. Думаю, она ничего не знала, пока к старику не зачастили гости. Только после одного из визитов архивариус поделился с Анной Сергеевной информацией о том, что хранит какие-то важные документы, и передал их ей на хранение, когда попал в больницу.
— Визиты? Какие визиты? — заволновался отец. — Кто-то навещал старика?
— А Вы не знали? — в свою очередь удивился я. — К Федору Васильевичу как минимум один раз наведывались товарищи с неприятными вопросами. Не уверен, что они приходили с товарищескими намерениями. Но абсолютно точно их интересовала судьба петербургской казны и княжеского богатства.
— Почему ты так решил?
— Потому что дом Лесакова обыскивали на моих глазах. После смерти старика.
— Откуда ты знаешь? — взволнованный Степан Иванович аж приподнялся с места от удивления.
Черт! Надо уже как-то определиться в собственной голове, а то так запросто свихнуться можно: то отцом едва не называю, то по имени отчеству. Соберись, Леха, и определись. Иначе рано или поздно назовешь соседа Блохинцевых батей, объясняй потом причину такого фортеля.
После минутного колебания, твердо решил даже мысленно обращаться к родителю только в уважительной форме, как к чужому человеку. Решение далось с трудом, но оно было верным. Я подлил чаю, с удовольствием промочил пересохшее от внутреннего волнения горло, и уставился на Степана Ивановича, который задумчиво подошел к окну и застыл возле него, по привычке поглаживая подбородок.
Сердце защемило от нежности. Сколько раз я наблюдал за тем, как отец именно так размышляет над сложными задачами, отыскивая пути решения. Едва придумает выход из создавшейся проблемы или ситуации, немедленно отомрет, развернется и громогласно попросит у мамы чаю.
А потом мы вместе обычно садились на кухне за стол, покрытым цветастой скатертью в будние дни и белой в праздничные, и слушали главу семейства. В разговор обязательно подключалась мама, и принималась задавать уточняющие вопросы, от чего отец всегда смешно фыркал, глубоко задумывался, морща лоб. Но благодаря такому мозговому штурму после чаепития все проблемы оказывались не такими уж и сложными.
Не знаю, во все ли происшествия посвящали меня родители, но с тех пор как мне исполнилось семь лет, я почти всегда участвовал в важных семейных собраниях. И отец, и мама интересовались моим мнением, и даже старались учитывать его, если оно вписывалось в схему выхода из ситуации. Так я научился не только слушать, но думать и чувствовать настоящую поддержку семьи даже в мелочах.
— Так, что тут у вас происходит? — раздался веселый голос доктора дяди Коли. — Что носы повесили? Лена, налей-ка мне чаю! — велел он дочери, и я с удивлением осознал: девушка все это время сидела тихой мышкой и не встревала в наш разговор. — Так, Иваныч, ты чего застыл у окна со скорбящим лицом? Пирожков переел?
Блохинцев хохотнул над своей шуткой, отодвинул от стола стул, придвинул кресло, уселся и потянулся к пирогам. Лена, тем временем, все также молча налила отцу чаю и поставила перед ним большую кружку, разрисованную такими же петухами, как и у Лесового. Видимо, эти чайные пары покупались именно для двух конкретных друзей-мужчин, любителей долгих разговоров и крепкого сладкого чая.
Я чуть виновато глянул на Лену, мысленно извиняясь, что совершенно забыл про нее. Девушка улыбнулась, давай понять, что не в обиде, снова забралась с ногами на диван, прихватив свою чашку из обычного стандартного чайного сервиза.
Я же опять переключил свое внимание на отц… на Степана Ивановича. Пауза затягивалась, он даже на юмор товарища не отреагировал.
— Степан, да что случилось-то? — окликнул Лесового Николай Николаевич, в два укуса проглотив пирожок. — Что я пропустил?
Сосед медленно обернулся, задумчиво посмотрел на меня, затем перевел взгляд на доктора.
— Видишь ли, Коля, кажется, мы приняли неверное решение. Нужно было настоять на том, чтобы Федор Васильевич уехал из города на время. Юноша уверен, что к нему приходили с вопросами, и что его дом обыскивали.
— Даже так? — Блохинцев приподнял бровь и глянул на меня. — Откуда такие сведения?
— Лично видел, — коротко ответил я.
Оба мужчины замолчали, задумчиво разглядывая меня. Комнату накрыла оглушающая тишина, которая своим напряжением перекрывала даже тиканье часов. Нарушала её Лена. С чисто женской непосредственностью девушка поинтересовалась:
— Пап, а ты когда начал изучать родословную дяди Степы? До того, как Федор Васильевич пришел к нему с невероятной историей, или уже после разговора?
Я замер, ожидая ответа, стараясь не упустить ни одной эмоции, ни одного взгляда и вздоха. Оба авантюриста переглянулись, словно передавая друг другу какую-то информацию, и пожали плечами.
— Ну, знаешь…
— Позже…
Степан Иванович и Николай Николаевич начали говорить одновременно. Тут же остановились, хмыкнули, кивнули друг другу, и Блохинцев, печально глянув на пустую чашку, откашлялся и ответил первым.
— Знаешь, котенок, точно я уже и не помню, если честно. Мы со Степаном давно пытаемся выяснить хотя бы что-то про его родных. Все началось случайно. Иванычу… э-э-э, Степану Ивановичу стали сниться странные сны, — чуть смущенно продолжил Николай Николаевич. — Ну и он обратился ко мне за помощью.
— Но это же не твой профиль, — удивилась Лена, я же по-прежнему молчал, слушал и наблюдал. В душе все еще свербела обида из-за многолетнего молчания отца, я пытался понять причины, но пока не находил ни одной.
— Тебе ли не знать, что такое цеховая солидарность, дорогая, — Николай Николаевич покосился в мою сторону с хитрой улыбкой. — Ты и сама прекрасно научилась ею пользоваться.
Лена смутилась, сообразив, что сглупила с вопросом, я ободряюще ей подмигнул: мол, подумаешь, умничают тут всякие разные. Девушка дернула плечом, принимая мой мысленный посыл, и предложила всем чаю, чтобы прервать новую паузу.