Страница 26 из 75
Глава 9
Комитет государственной безопасности — место, которого советские люди боялись как огня. Преемник и наследник Всесоюзной чрезвычайной комиссии, ГПУ, ОГПУ, предпоследним был Народный комиссариат внутренних дел, из которого сформировали КГБ. В девяносто первом время комитета закончилось, и Горбачев (Меченый как его у нас называли) своим приказом создал две структуры — Межреспубликанскую службу безопасности и Центральную службу разведки СССР.
В свое время я читал много интересного про Комитет, в том числе и всякие разоблачение из желтых газетенок. Жалел, что правду никто и никогда не узнает, как оно все на самом деле было, такими ли уж чудовищами по своей сути были особисты, какими их считали в народе, или как обычно много преувеличений, а по факту суровые реалии требовали жёстких решений.
Больше всего меня интересовал вопрос о таинственном тринадцатом отделе Комитета госбезопасности. По слухам, создавали его еще в НКВД, и занимался он очень странными вещами. Примерно такими же, о которых нынче с экранов телевизора вещает Прокопенко на пару какой-то рыжей куклой, все время забываю её фамилию.
Я буравил взглядом знакомое лицо, и размышлял о том, что уж в КГБ наверняка есть информация о подземельях и их назначениях. А раз меня сюда притащили, да еще и к тому, кого я не ожидал здесь увидеть, значит, что-то им от меня нужно. Что ж, погляжу, послушаю, поторгуюсь.
Мужчина у окна дымил в открытую форточку и молчал. Ну и ладно, поиграем в молчанку. Устав стоять, я огляделся по сторонам, обнаружил потертый кожаный диван возле стенки, подошел к нему и уселся. У хозяина кабинета едва заметно нахмурились брови от такой юношеской наглости.
Я, конечно, сделан и рождён в Советском Союзе, и приличную часть своей жизни был именно советским гражданином, но вот страха перед органами правопорядка, как бы они не назывались, и уж тем более пиетета, ни к каким структурам, кроме службы спасения, не испытывал. В МЧС уважал спасателей, нашего начальника и нескольких командиров из других отрядов. Все, кто выше, переставали существовать для меня как спасатели, становясь бюрократами.
Сейчас же я не знал, как реагировать на такого рода… предательство? Подставу? Я, конечно, тоже не подарок и сам подозревал этого человека во многих грехах, точнее, случайностях, которые произошли со мной с момента попадания. Но, честно говоря, лучше бы он и правда, оказался преступным элементом, главарем мошенников, кукловодом, боссом советской мафии, а не человеком в неприметной форме, с которым в других обстоятельствах я бы считал за честь дружить.
— Ну что, Алексей Степанович, поговорим? — наконец заговорил фальшивый мичман, шутник, балагур, хороший начальник, которого я знал под именем Сидора Кузьмича Пруткова.
— Попробуем, — пожал я плечами, но так и не встал с дивана.
— Дерзишь, Алексей? — улыбнулся Сидор Кузьмич.
— Никак нет, товарищ… простите, не знаю, кто Вы по званию, — вытянув шею, я демонстративно оглядел мужчину, одетого в гражданскую одежду без опознавательных знаков.
— Не стоит, Алексей, да оно тебе и не нужно, — примирительно заговорил Кузьмич. — Без обид, служба такая, — мичман развел руками.
— Хорошая служба — врать всем вокруг. Семье тоже врете?
Я старательно пытался вести себя как обиженный мальчишка, все-таки начальник ОСВОДа для пацанов-спасателей большой авторитет, тем более бывший мичман. И Лесаков-младший вправе обижаться на то, что взрослый товарищ, которому он доверял, оказался не тем, за кого он его принимал. Но, кажется, получалось не очень.
— Прощенья не прошу, государственная безопасность превыше личностей и личных отношений, — с этими словами Сидор Кузьмич подошел к большому шкафу справа от входной двери, открыл дверцу и чем-то зазвенел.
— Чаю хочешь? — на секунду выглянув из деревянных недр, поинтересовался я.
Черт, а ведь я не завтракал. Желудок предательски заурчал, мичман хмыкнул, и посуда загремела сильнее.
— Хочу, — я сдался, принимая предложение перемирия.
Через минуту на журнальном столике возле дивана, на котором я сидел, появились два стакана в железных подстаканниках. Я даже подался вперед, чтобы внимательно разглядеть один из них, странной формы. Железная подставка больше походила на перевернутую фуражку с очень вытянутым козырьком, на котором разместился щит с мечом, красной звездой, серпом и молотом с надписью ВЧК на боку. Второй был стандартной форм тоже с эмблемой и надписью КГБ.
Наверное, фирменные, вручали за особые заслуги, или на юбилейные даты особо отличившимся сотрудникам. Таких подстаканников я ни разу не встречал за свою долгую жизнь. Даже не знал, что такие существовали, хотя одно время увлекся коллекционированием необычных подставок для стеклянных стаканов.
Так же молча Сидор Кузьмич водрузил на стол закипевший электрический чайник, видимо, в шкафу под розетку него специально вырезали отверстие в стенке. Поставил сахарницу с кусковым сахаром, вазочку с бубликами и отдельную с шоколадными конфетами, положил позолоченные чайные ложки.
«Богато живут», — хмыкнул я, дождался, когда Кузьмич разольет заварку и кипяток, взял пару кусочков сахара, обмакнул в горячий чай и с удовольствием откусил любимую сладость. На конфеты даже не глянул: советского комсомольца шоколадом не купишь. Поржал про себя над собственной дурацкой шуткой, сделал первый глоток и посмотрел на Кузьмича.
Мы встретились глазами, молча салютнули друг другу стаканами, отхлебнули и почти синхронно поставили кружки на стол.
— Лесаков, что ты знаешь про энские подземелья? — не сводя с меня глаз, в лоб спросил Сидор Кузьмич.
Я очень постарался удержать лицо и не выдать свое удивление. Отчего-то мне казалось, что особист будет ходить вокруг да около, заходить окольными путями со всех сторон, заговаривать мне зубы, ловить как пеленгаса на живца, чтобы, в конце концов, подсечь и вытащить всю раздобытую мной информацию.
— Не больше, чем все остальные, Сидор Кузьмич, — пожал я плечами.
— Ой, вре-е-шь, — мичман прищурился и покачал головой. — С таким дедом и только общую информацию?
Ишь ты, решил, правдой-маткой расположения добиться? Ну-ну.
— О каком деде речь Сидор Кузьмич? Сирота я, Вам ли не знать. Вот уже пару лет как у меня никого не осталось. Последней бабушка ушла, которая меня воспитала, — я снова обмакнул сахар в чай, закинул в рот и с наслаждением хрустнул не подтаявшей частью: лучше всяких конфет, честное слово!