Неприкасаемый (ЛП)

Я хотела бы просто оторваться от всей этой ситуации, но я не могу. Это сведет меня с ума. Я буду терять сон каждую ночь, беспокоясь о каждой другой девушке, которая когда-либо попадется Картеру на пути. Что, если у него есть вкус к этому сейчас? Что, если его неспособность и дальше оскорблять меня только расстраивает его, и он находит кого-то, кого легче преследовать? Я не из их числа, но 42 нетерпеливых девушки комментировали все его дерьмо. Это было не потому, что они находили футбольное поле таким привлекательным.

Картер, пожалуй, самый опасный хищник, потому что он так легко может привлечь добычу. Скольким девушкам может быть неудобно из-за того, что он хочет делать в сексуальном плане, но вместо того, чтобы высказать это, они будут чувствовать давление, чтобы согласиться с этим и держать рот на замке, потому что он Картер Махони?

Мое воображение убегает вместе со мной, и к концу сеанса размышлений я настолько возбуждена, что чувствую, что мне нужно повязать на шею плащ и пойти защищать каждую женщину в городе от предполагаемых пристрастий проклятого квотербека.

Почему он считает, что это нормально, что он сделал то, что сделал? Никто не думает, что они плохие парни, верно? По его мнению, он должен иметь какое-то оправдание своему поведению. Когда я спросила его, что я когда-либо делала с ним, спросила, какое у него было оправдание в тот день в классе, он был пресыщен, сказал мне, что мне это не нужно, но он лгал мне.

Причина есть, должна быть, и я не обрету покоя, пока не узнаю, в чем она.

8

Выходные ускользают, и, прежде чем я это понимаю, наступает утро понедельника. Пора начинать новую неделю.

Я работала оба дня в выходные, но когда я не готовилась к школе, я готовилась к своему любимому проекту — моему проекту Картера Махони. Я проводила все больше и больше исследований в Интернете, пытаясь установить его связь. Бесполезно пытаться понять его действия отдельно от него, поэтому я сделала понимание его своей миссией. Сложный проект с опасными исследованиями, которые я не могу легко провести, но, по крайней мере, исследования — это то, с чем мне комфортно.

Если у меня есть целеустремленность, мне намного легче прожить дни. Больше не онемевший комок чувств, завернутый в одеяло, без возможности чувствовать себя в безопасности, теперь я женщина на миссии. Теперь у меня есть цель. Как только я достигну этой цели, я смогу отпустить все это и жить дальше.

Я даже не вижу Картера до сегодняшнего урока истории, а он приходит на урок только за несколько секунд до звонка, так что у меня нет возможности пообщаться до последнего.

И, конечно же, из-за того, что мне любопытно, он не обращает на меня никакого внимания и покидает класс, разговаривая со своими друзьями, вместо того, чтобы беспокоить меня.

Утром во вторник я появляюсь под обновленный хор скандирования «Зои, шлюха», и Картер находится прямо там, в центре этих придурков, которые скандируют. Он не добавляет шума, но прислоняется к стене, скрестив руки, наблюдая, как я слышу. Он похож на короля при дворе, а все его подданные — придурки.

Определенно не буду подходить к нему, когда у него есть публика для выступления. Мне может быть интересно узнать о Картере, но я все еще достаточно благоразумна, чтобы опасаться его.

Каким бы он ни был со мной, когда мы наедине, я знаю, что он не будет тем же человеком перед ними, и меня совершенно не интересует их Картер.

Поскольку я привлекла его внимание сегодня, когда шла по зданию после урока истории, Картер шагает рядом со мной, когда я ухожу.

— Скучал по тебе на игре, — замечает он, как будто мы не теряли времени.

Глядя на него, прижимая книги к груди, я напоминаю ему: — Я же говорила тебе, что меня там не будет.

Он небрежно пожимает плечами. — Могла бы передумать.

— Без обид, но мне, честно говоря, наплевать на футбол. Я знаю, что это святотатство в этом городе, но это не мое.

— Там была твоя подруга Грейс, — говорит он.

Я даже не думала, что он знает имя Грейс, и то, как он это говорит, как будто он знает, выводит меня из равновесия… ну, это выводит меня из себя. У меня по шее пробегают мурашки предостережения.

Он, вероятно, хочет реакции, поэтому я не даю ему ее. — Я не хожу везде, куда ходят мои друзья; Я не ты.

Его тон звучит забавно, и, говоря это, он протягивает руку и кладет ее мне на плечо. — Да, у тебя есть собственное мнение, не так ли, принцесса?

Это не должно быть обвинением, но я знаю, что это мешает мне соответствовать моим сверстникам, даже некоторым членам семьи, так что это немного похоже на одно. — Да, на самом деле, я знаю.

— Мне это нравится, — говорит он мне довольно небрежно, но это кажется реальным. — Мне нравятся умные девушки, которые идут своим путем, а не следуют чужим. Ты кажешься мне такой девушкой.

Волнение не должно прыгать во мне, но он просто дал мне бесплатный кусочек пазла, и я хватаю его жадными руками. — Да? — спрашиваю я с искренним любопытством. — Много ли ты знаешь таких женщин?

Он кивает, и я начинаю делать мысленные заметки. “Не смотрит свысока на всех женщин.” — Моя старшая сестра сообразительна, как гвоздь. Она тебе понравится.

— А как насчет твоей мамы?

Его губы слегка изгибаются, но он не отвечает. — Я только что ответил на вопрос, не так ли? Твоя очередь. Расскажи мне что-нибудь о себе.

— Я не знаю, что ты хочешь. Что мне нравится в женщине? — легкомысленно спрашиваю я.

— Эй, если ты покатишься в ту сторону, я весь слушаю.

Я знаю, что он шутит, но я все равно отвечаю ему. — Нет. Я имею в виду, что девушки красивы, но мне редко приходится сопротивляться желанию загнать их в угол в классе и ощупать против их воли, так что… они мне, наверное, не очень нравятся.

— Это и есть барометр? — спрашивает он, забавляясь.

— Кажется. — Мое сердце бешено колотится, но это такая прекрасная возможность задать единственный вопрос, на который мне нужен ответ, что я не понимаю, как я могу сопротивляться. Отбросив сомнения, я спрашиваю: — Ты… ты когда-нибудь делал это раньше? Я имею в виду, кому-то другому? До меня?

Как и ожидалось, он замолкает. Его рука тяжелеет на моем плече, но он не двигает ею. Когда он не хочет отвечать на вопрос, я замечаю, что он его игнорирует. Я ожидаю, что он вообще сменит тему, но вместо этого он спрашивает: — Зачем тебе это знать?

Мое бьющееся сердце говорит мне, что я должна остановиться, что я должн сократить свои потери и бежать из его компании. Моя интуиция подсказывает мне, что, может быть, нужно дать ему что-то настоящее. Я иду со своим нутром. — Я… я не могу не задаться вопросом, не подвергает ли мое молчание опасности других девушек. Рассказывать нужно не только о последствиях ради себя, ради какого-то чувства справедливости, но и об исправлении поведения. Когда я рассказала о Джейке, я предполагала, что он будет наказан, и если он когда-нибудь снова подумает о том, чтобы вести себя подобным образом, он вспомнит последствия, с которыми столкнулся, и сделает другой выбор. Очевидно, так не вышло, но дело было не только в удовлетворении собственного эго. Дело было не только в том, что кто-то посмел обидеть меня, и мою ярость нужно было утолить. Это было нечто большее. Речь шла о том, чтобы убедиться, что кто-то более уязвимый, чем я, не пострадает. Может быть, кто-то, кто… кто не смог бы справиться с этим так, как я.

Я чувствую себя обнаженной, сказав это ему. Мои внутренности трясутся от уязвимости перед известным хищником, мой живот переворачивается от страха, когда я жду, когда он ударит меня, когда он знает, что может нанести хороший удар.

Момент тянется вечность, желчь подступает к горлу, пока я жду. Когда он продолжает хранить молчание, я, наконец, набираюсь смелости, чтобы посмотреть на него, наполовину ожидая, что он позабавится моей короткой речью. Но это не так. Небольшое облегчение проходит через меня, потому что он выглядит задумчивым, как я, должно быть, выглядела, когда просматривала статью за статьей, пытаясь понять его и его поведение.