Страница 12 из 118
Я обхватываю себя руками, когда он заводит двигатель, но не жду, пока он уедет с подъездной дорожки. Вместо этого я направляюсь в дом за этими записями. Теперь, когда он это сказал, я беспокоюсь, что он написал то, что моя мама не должна видеть, и я оставила их на кухонном столе.
Я едва успеваю войти в дверь, а она идет ко мне с широко раскрытыми от волнения глазами. — Ты не сказала мне, что встречаешься с Картером Махони. Как это случилось? Особенно со всеми этими делами с Джейком. Они товарищи по команде.
— Я знаю, кто они друг другу, — бормочу я. — Я правда не хочу об этом говорить, мама. Мы с Картером не встречаемся. Он мудак.
— Слушай, Зои, этот мальчик только что принес тебе суп, потому что ты заболела дома, — говорит она скептическим тоном, граничащим с лекцией. — Он не кажется мне мудаком. Я думаю, может быть, ты слишком придираешься. Это точно будет не в первый раз.
Конечно, она знает. Потому что зачем спрашивать, есть ли у меня законная причина так относиться к нему, когда она может просто надеяться и молиться, чтобы вместо этого я встречалась с ним? Моя мать — физическое воплощение блаженного неведения, и хотя обычно я могу с этим справиться, сейчас это уже слишком.
— Неважно, — говорю я, направляясь на кухню и хватая свои записи. Я смотрю на них, вижу строки слов, но складываю бумагу и засовываю ее в карман, даже не просматривая их.
Мама идет прямо за мной по пятам. — Я думаю, ты должна дать ему шанс, Зои. Не все мальчики плохие. И он хочет отвести тебя к Портеру. Разве это не было бы так мило? Только представь выражение лица Бетси после всех тех ехидных замечаний, которые она сделала о тебе с Джейком.
— Он мне не интересен, понятно? Опустим.
— Но почему? — спрашивает она, следуя за мной. — Он красив и популярен, он из прекрасной семьи, и, похоже, ты ему очень нравишься. Может быть, если люди увидят, что он встает на твою сторону, они перестанут так нас всех доставать из-за твоей ссоры с Джейком.
Она такая поверхностная. Я ненавижу, что ее так волнует, что думают другие люди, что она готова закрывать глаза на мои проблемы, если Картер сможет заставить их исчезнуть. Ребенком я пошла по ее стопам и тоже бесконечно беспокоилась о том, что другие люди думают обо мне. Повзрослев, я поняла, что столь высоко ценить мнение других — это кратчайший путь к страданию, и я не хочу идти по этому пути. Моя мама так и не пришла к такому выводу.
Если она собирается агитировать за него всю ночь, я не собираюсь сидеть здесь и слушать это. Вместо того, чтобы идти к столу, чтобы поесть теперь, когда Хэнк дома и ужин готов, я направляюсь к лестнице.
— Куда ты идешь? — моя мама зовет меня вдогонку.
— В мою комнату. Я не голодна. Я собираюсь вздремнуть.
Поскольку я была «больной», она отпускает меня без возражений, но я подозреваю, что это всплывет снова. Мне так неудобно даже думать о том, что произошло вчера, поэтому я действительно не хочу говорить ей, но мне, возможно, придется, если она продолжит толкать меня к Картеру.
Он своеобразный парень, и его ненормальность пробуждает во мне академический интерес, но у него также такое явное социальное преимущество, что он вполне законно опасен. Картер считает, что он выше закона. У него есть деньги, талант, популярность и тщательно выстроенный фасад всеамериканского золотого мальчика. У него есть все, поэтому он может делать все, что ему заблагорассудится. Дело в том, что я не сделала ни черта плохого, но уже трижды подвергалась преследованиям, издевательствам и оскорблениям — и это было за то, что я связалась с лучшим ресивером Картера, а не с самим Картером.
Когда я добираюсь до своей комнаты, я закрываю дверь и сворачиваюсь в постели. Я достаю из кармана записи Картера и читаю их. Первая строчка: — Конечно, я не собираюсь делать заметки для тебя, но пока мистер Хассенфельд болтает, а ты прячешься дома, как трусиха, я подумал, поделиться с тобой своим сном, который мне приснился прошлой ночью.
О, парень.
Я не должна продолжать читать. Это будет стресс, но это также может быть доказательством. Он настолько дерзок, что оставит мне рукописную страницу, полную угроз? Если да, то я определенно буду держаться за это. Это может оказаться золотом.
Это, конечно, не то, но грязно. Это не то признание, на которое я надеялась, это даже не описание изнасилования, которым он вчера интересовался, это просто чистейшая грязь. Он говорит о том, что сосёт мою грудь и вылизывает меня, пока я не кончила, выкрикивая его имя. Он говорит о том, что я прикасаюсь к нему и снова пробую на вкус (как будто я делала это добровольно в первый раз). Он говорит о том, чтобы трахнуть меня, но не упоминает о силе — во всяком случае, ничего такого, что могло бы прижиться. Ничего, что некоторые люди не хотели бы в любом случае.
Под моей кожей жар и неприятное сексуальное возбуждение внутри, когда я читаю его грязные слова. Они реальные, так что я думаю, это не безумие, но они исходят от него. Он изображает секс между нами двумя, и после того, что он сделал, это делает его еще более извращенным.
Я определенно не могу использовать это против него. Судя по тому, как он говорит, любой, кто читает это, может подумать, что мы вовлечены в сексуальные отношения по обоюдному согласию. Это больше навредит моему делу, чем поможет, особенно его скользкое упоминание о том, что я снова пробую его на вкус. Ни один здравомыслящий виновный человек не стал бы ссылаться на то, что он заставил меня сделать, в любовном письме. Это ситуация «он сказал, она сказала», и без Шейна или Джейка, подтверждающих мое нежелание — чего они никогда бы не сделали — это просто звучит так, будто я добровольно отсосала Картеру. Во всяком случае, если бы я попыталась выступить против этого мудака, это письмо, вероятно, выставило бы меня больше похожей на лгунью, чем он.
Я хочу выбросить его, но говорю себе, что есть причина сохранить его. Логичная причина, а не постыдная. Может быть, есть какой-то сценарий, где это могло бы оказаться полезным, но я просто еще не думала об этом. На всякий случай складываю лист линованной бумаги и засовываю под матрац.
Затем я сворачиваюсь в постели и стараюсь не думать о завтрашнем дне и о том, что оно может принести.
5
Просто заехать на парковку моей средней школы сегодня сложно. Я сижу в машине несколько минут, пытаясь подготовиться, чтобы показать свое лицо. Это убивает меня. Я не сделала ни черта плохого, и я та, кто должна прятаться.
Они должны прятаться.
Но они не прячутся. Раньше я никогда не обращала на них особого внимания, но теперь, когда я прижимаю свои книги к груди и смотрю прямо перед собой, я вижу спортсменов в своих пиджаках, сидящих на каменной полустене перед входными дверями и вокруг нее.
Я чувствую на себе взгляды, но отказываюсь смотреть, Джейк это или Картер. Они оба могут отвалить. Шейн Саттон тоже. Они все вместе могут сгнить в аду.
— Зои!
Хотя это не один из них, мое сердце замирает, и я оглядываюсь через плечо, а моя подруга Грейс улыбается мне и спешит догнать меня. Меньше всего мне было нужно, чтобы она прямо перед ними выкрикивала мое имя и привлекала ко мне еще больше внимания, но я знаю, что она сделала это не специально. Я люблю Грейс, люблю ее неуклюжую забывчивость — она одна из немногих, кто хочет, чтобы меня видели прямо сейчас, — но она не понимает, против чего я выступаю. Моя вина, потому что я не рассказала ей всего, но я не хотела напрягать ее еще большим беспорядком.
Подойдя ближе, она достает из кармана телефон и улыбается мне. — Подожди. Я должна тебе кое-что показать!
— Мы можем сначала войти внутрь? — спрашиваю я, делая шаг вперед.
— Тут так красиво сегодня утром, куда ты торопишься? — весело спрашивает она.
Я не хочу, но, поправляя лямку рюкзака на плече, я бросаю взгляд на толпу спортсменов. Как и ожидалось, я тут же встречаюсь взглядом с Картером. Его губы изгибаются, и он подмигивает мне, так что я быстро отвожу взгляд.