Вендетта

Как знал Бестужев из последнего отчета, они уже даже на академию замахнулись. Хотят в Екатеринбурге построить. Уже Григорий готовится к поездке по Европе для найма учителей, что сейчас во время войны вполне реально осуществить. А готовить они хотят не много ни мало, а инженеров. Своих собственных, доморощенных, потому как к иноземцам относятся с подозрением. И мраморный завод Воронцова очень хороший для всех промышленников показатель. Его величество прыть братьев одобрил. Так же как и строительство школ и ремесленных училищ. И даже приказал денег выделить, чтобы государство поучаствовало. Единственное требование у него было — все это должно не на запад распространяться, а на восток, все дальше и дальше в Сибирь, вплоть до Дальнего востока.

А еще все тем же Демидовым велено было построить медицинские школы, опять-таки за Уралом. Мол, до Урала он и сам справится, а вот дальше пока туговато реформы государственные проводить. Людей не хватало, и, хотя бы развитием медицины, нужно было уменьшить смертность и увеличить рождаемость. У Демидовых, да попавших под раздачу Строгановых выбора не было, только увеличивать объем добрых дел во благо государства. Строгановы как раз до Урала и трудились. Причем поощрялись добрые дела исключительно в провинции, в губернских городах, уездных городах, городках и даже в крупных селах. На добрые дела в Петербурге и Москве Петр Федорович смотрел, морщась при этом. Нет, не отказывался, естественно, но был не слишком доволен.

Купечество, кстати, которое долги по налогам отрабатывало, начало отчитываться в проделанной работе, которая увеличилась из-за того, что прошлая не была сделана в срок. Города стали меняться, как внешне, так и внутренне, и Бестужев не мог не отметить, что идут все эти изменения во благо.

— О чем задумался, Михаил Петрович, — заметно повеселевший Демидов оторвал Бестужева от раздумий.

— Да так, о будущем думаю. Просто я понять не могу, к чему мы в итоге придем. Петр Федорович вроде и реформ особых не проводит, все как будто исподтишка, нет того размаха, что при деде его Петре Великом, а, глядишь ты, уже и сделано как много и сколько еще будет сделано, даже удивительно, — Бестужев покачал головой.

— Его величество далеко пойдет, если шею себе не свернет в ближайшее время, — Демидов встал. — Нужно к ужину готовиться, на котором нас как зверушек демонстрировать будут. Хоть и обещал я тебе, Михаил Петрович, что буду себя хорошо вести, но позволь душу отвести. Хотят же они безграмотного русского мужика видеть, так зачем всех этих лордов разочаровывать? — Он посмотрел просительно, и Бестужев начал колебаться.

— А почему бы и нет, — наконец выдал он. — В конце концов, уважать они нас все равно не будут, так хоть удовольствие получим на их вытянутые лица глядя.

— Матвей! — заорал Демидов, вскакивая из кресла. — Матвей, мать твою, где мои лапти? Да шевелись же, а то мы еще и опоздать вдобавок ко всему умудримся.

Луиза Ульрика отшвырнула очередное письмо из России.

— Эта курица опять беременная, — прошипела она и провела рукой по своему плоскому животу. — Эльза!

— Ваше величество, — доверенная фрейлина королевы Эльза фон Багговут тут же зашла в комнату. До этого она сидела в будуаре, в ожидании, когда может понадобиться Луизе.

— У его величества новая фаворитка, — Луиза села перед зеркалом, и служанка тотчас принялась расчесывать длинные золотистые волосы, чтобы уложить их в сложную прическу.

— Да, ваша величество, Хельга фон Руут. На самом деле, вам нечего опасаться, ваше величество, — и Эльза скорчила гримаску, показывая свое отношение к фаворитке короля.

— Я не опасаюсь, — раздраженно ответила Луиза, и дернулась, отчего служанка невольно потянула длинную прядь. — Осторожно, дура криворукая, — рявкнула она и внезапно замолчала, потому что этот нечаянный жест внезапно напомнил ей, как Петр однажды схватил ее за волосы, грубо, властно, запрокидывая голову. Она практически сразу пришла в себя, и больше старалась не вертеть головой, чтобы не провоцировать совершенно ненужные мысли. — Я сама ее подобрала для его величества. Эта дурочка весьма соблазнительна и плодовита. У нее уже трое детей и по слухам только один от мужа. Я хочу знать, она понесла от короля?

— Эм, судя по всему, нет, ваше величество, — Эльза, закусив губу, покачала головой.

— Уже третья девка не может забеременеть от Георга, — королева смотрела на себя в зеркале, отмечая, что ничуть не изменилась с того времени, как в Киле встретилась с юным принцем. Тогда его было так легко соблазнить, почему она этого не сделала? Идиотка. А вот в том, что у нее до сих пор нет детей виноват король. — Что же мне делать, Господи, мне нужно что-то сделать, пока не поздно.

За дверью спальни послышалась какая-то возня и Эльза выскочила, чтобы узнать, в чем дело. Когда она вернулась, то держала в руках два конверта.

— Ваше величество. Вам послания: одно от вашего брата его величества короля Фридриха, а второе из Дании. Судя по траурным лентам, его величество король Кристиан скончался. — Эльза протянула письма королеве. Луиза взяла конверты и задумалась.

— Да здравствует король Фредерик, — она скупо улыбнулась. — Его шлюшка жена больше не родила ни одного сына на стороне?

— В живых у королевской четы остались только две дочери, — ответила ей Эльза.

— Ни одна из которых к Фредерику отношения не имеет, что, возможно и к счастью, ну кто у этой вечно пьяной скотины, который собрал уже все дурные заболевания, какие только известны человечеству, может родиться? — Луиза снова задумалась. — Мне нужно написать два письма. Одно с выражением сочувствия бедняге Фредерику, а второе фон Мольтке. Этот проходимец, насколько мне известно, все еще является главным фаворитом короля и участником всех его забав. А еще он очень сластолюбив, его несчастная жена постоянно ходит на сносях, как какая-то крестьянка. А сластолюбие стоит денег. Нет, мне нужно написать три письма. Нужно затребовать у Петра еще денег, и предупредить, что еще три-четыре года и обескровленная Дания будет отдавать части своих территорий, на которых жители уже не просто бедные, а погрязли в нищете, в качестве оплаты гигантских долгов. — И Луиза хищно улыбнулась своему отражению. — Нам есть, кого опасаться в свите Фредерика? — она повернулась к Эльзе.