Вендетта

— Потому что, ваше величество, я даже уже казематам Петропавловской крепости не доверяю, — мрачно сообщил ей Ушаков. — С этим заговором какая-то нелепая бессмыслица происходит, и это меня, если честно, приводит в ярость.

— С каким заговором? Который вице-канцлер решил организовать? — Мария почувствовала приближающуюся мигрень. Все эти разговоры про заговоры её чрезвычайно нервировали, она просто болеть начинала, когда представляла себе, что Петр может вернутся в самый разгар попытки переворота. И, как бы сильно она не хотела его видеть, сейчас она надеялась на то, что его непременно задержат какие-нибудь неотложные дела, и он сможет выбраться лишь тогда, когда все мятежники уже будут сидеть в пресловутых казематах Петропавловской крепости.

— С заговором нашего драгоценного вице-канцлера все понятно и просто, можно даже сказать, что скучно. Тем более, что с тех пор, как лорд Кармайкл так опрометчиво решил поохотится на медведя, господин Бестужев несколько дезориентирован и не знает, что нужно делать. Я же его совсем не тороплю, пускай подумает и решит, что в итоге ему важнее, — Ушаков оперся на трость, а Мария отпустила его руку и подошла к картине, совершенно не видя и не понимая, что же на ней нарисовано.

— Тогда, речь идет о том другом заговоре, о котором вы мне намекали, — так и не поняв, что перед ней за картина, Мария резко повернулась в Ушакову. — Это из-за него вы предложили встретиться здесь? — Когда она получила послание от Ушакова утром, то долго не могла понять, зачем ему такие сложности, а оказывается, Андрей Иванович подозревал, что кто-то из её двора замешан в заговоре против Петра.

— Видите ли, ваше величество, трудность заключается в том, что заговор вроде бы и есть, а заговорщиков нет, — он развел руками. — С другой стороны, все это жутко злит не только меня, но и нашего вице-канцлера, который так же, как и я, не может понять, что творится в Петербурге. — Он замолчал, разглядывая стену, но также, как и Мария не видя картины. — Я решил поговорить с вами, ваше величество, именно здесь, чтобы просить об одном весьма деликатном деле. посматривайте, ради всего святого, по сторонам, и, если поведение кого-то из ваших приближенных, будет вас настораживать, сразу же передайте об этом вашему покорному слуге, — и Ушаков поклонился. — Даже, если просто кто-то из вашего, надо сказать, пока весьма малочисленного двора, будет вести себя не так, как обычно, об этом тоже отпишите мне.

— А если кто-то начнет вести себя необычно не потому что погряз в заговорах, а по велению сердца? — Мария внезапно услышала какой-то шум внизу и невольно нахмурилась.

— Я разберусь, какие там веления сердца, — Ушаков проследил за её взглядом, направленным на холл, который был едва виден сквозь перила. — Что это за шум?

Не успел он произнести последнее слово, как в холл, выехало какое-то рычащее устройство, исторгающее пар, и громыхающее по драгоценному мрамору. Навстречу устройству выбежал, маша руками Ломоносов.

— Вы что, сукины дети, устроили? Вы что хотите холл разворотить? — заорал он, а устройство, напоминающее странного вида повозку, остановилось и откуда-то из его глубины выскочил Эйлер.

— Вы видите, мой неверующий друг, она поехала, и поехала довольно шустро!

— А что, испытывать эту махину на улице вам кто-то запретил? — зло высказывал Ломоносов знаменитому ученому, который не обращал никакого внимания на его неуважительный тон.

— Там зима и снег, — поджал губы Эйлер. — Да и вообще, вы первый говорили, что у меня ничего не получится!

— Боже, вы видели? — Мария, пребывая в сильном волнении схватила Ушакова за руку. Как и ученые, от избытка чувств она перешла на свой родной немецкий язык. — Андрей Иванович, вы видели? Эта повозка сама ехала, её никто не толкал, и в нее не запряжены лошади.

— Я все видел, ваше величество, — Ушаков похлопал по руке Марии, которой она все еще держалась за его руку. — Если вы позволите, мы можем спуститься и узнать, каким образом у господина Эйлера получилось это сделать.

Они спустились вниз как раз в тот момент, когда Ломоносов начал тыкать пальцем в пол и орать, что Эйлер едва не уничтожил пол, и от его стараний могло получиться лишь хуже, потому что открытие университета откладывалось бы, и его величество вряд ли был доволен подобным положением дел.

— Михайло Васильевич, прекрати на время пенять уважаемому Эйлеру, а лучше поведайте нам с её величеством, как у нас получилось это диво, — пока Мария собиралась с мыслями, чтобы правильно сформулировать вопрос, потому что мысли её в этот момент путались, Ушаков уже задал необходимые вопросы.

— О, ваше величество, вы видели, как под действием силы пара двигается эта повозка? — тут же устремился к Марии Эйлер, которого тоже переполняли чувства, и он никак не мог сосредоточиться и все рассказать так, чтобы не слишком сведущая в силе пара Мария, а точнее вовсе не сведущая, поняла.

— Тьфу, ты, — Ломоносов сплюнул так, что плевок попал точно на колесо повозки. — Вот что, Леонард Паулевич, ступай себе, да механизм свой забери, а я все подробно её величеству и Андрею Ивановичу расскажу. И нет, не ехать, а работников кликнуть и утащить это чудо в мастерскую.

— Вот теперь ты веришь, — Эйлер ткнул пальцем Ломоносова в грудь и поспешил искать работников, которые помогут ему утащить машину, чтобы начать над ней более плотную работу.

— Рассказывайте, Михаил Васильевич, не томите, — Мария проводила взглядом повозку, вокруг которой хлопотал Эйлер и посмотрела на Ломоносова.

— Так, ваше величество, Петр Федорович, отдал распоряжение, что все задумки мастеровых и инженеров мы должны проверять и по их чертежам пытаться сделать то, что они там изобразили. — Мария кивнула. Это распоряжение Петр отдал во время их поездки по России. — Дело чаще всего касалось разного усовершенствованного инструмента, а тут Ползунов Иван Иванович прислал чертежи механизма, цельной машины, для плавильных печей. Работающую под действием пара. Мы с Эйлером начали в ней разбираться, очень толковая вещь получалась. И вот, вместо того, чтобы машину до ума довести, да, опробовав, Ползунову отправить, чтобы он уже испытания полноценные проводил, Эйлер зажегся мыслью использовать часть механизма, соединить с изобретением Ньютона и Папи, и создать повозку, которая под действием силы пара будет передвигаться. Как вы видели, ему удалось, но зачем только что уложенный мрамор портить? — и Ломоносов злобно посмотрел в ту сторону, где скрылся Эйлер. Мария же, внимательно слушавшая его, задумчиво посмотрела в ту же сторону.