Страница 31 из 54
И берег цветущий Маклая.
Николая Николаевича похоронили рядом с отцом и сестрой Ольгой в одной ограде. У Михаила и Владимира, взявших на себя печальные хлопоты, не было денег на организацию похорон. Пришлось занять. Маргарет заказала черную мраморную плиту, на которой кроме имени и фамилии покойного и отрывка из Библии должна была быть выгравирована аббревиатура N.B.D.C.S.U. Да, только смерть разлучила ее с супругом…
А затем в квартире Николая Николаевича Миклухо-Маклая на Галерной улице разгорелась настоящая драма. Обезумевшая от горя и отчаяния Маргарет лихорадочно рылась в бумагах мужа и никого не допускала в его кабинет. "Поссе и Суфщинский (друзья Н.Н. Миклухо-Маклая. — B.Ш.) пришли с Владимиром и Миком (Михаилом. — В.Ш.) посмотреть бумаги, касавшиеся первого тома книги моего любимого, — записала она в дневнике 7 апреля. — Я испытала ужасную боль, разбирая эти бумаги, чтобы выдать их им… Они хотели, чтобы я отдала им дневники, но я ни за что не дам; он велел мне сжечь их, и я это сделаю". С трудом Владимир с Михаилом уговорили Маргарет отдать дневники путешествий их брата на Новую Гвинею, и эта рукопись была отвезена в Российское географическое общество. Но Маргарет и слышать не хотела о том, чтобы передать для обработки "чужим людям" черновики, записные книжки, полевые дневники, а также сотни писем, заботливо сохраняемых Миклухо-Маклаем. Вот что писала она 12 дней спустя: "Не могу выразить, как глубоко огорчает меня одна лишь мысль о возможности того, что кто-нибудь дотронется до бумаг моего любимого. О, это слишком жестоко, слишком мучительно и ужасно…
Весь день я жгла письма и бумаги, пока моя голова не раскололась… Никто не увидит дневников моего любимого мужа или частные письма; все, что по-русски, я сожгу, а все, что по-английски, сохраню".
Маргарет просматривала и жгла бумаги не один день. Пока наконец Владимиру Николаевичу все же не удалось уговорить прекратить это варварство. Несмотря на то, что в огне погиб целый ряд материалов большой научной ценности, стараниями Владимира Николаевича большая часть тех рукописей, которые находились в квартире путешественника, была все же спасена.
Тридцатого апреля Маргарет приехала по приглашению императрицы в Гатчину. Вопреки придворному этикету Мария Федоровна приняла ее во внутренних покоях и долго беседовала с ней наедине. От своего имени и от имени императора она выразила глубокое соболезнование и обязалась оплатить переезд вдовы в Австралию, заявив, что Россия никогда не оставит на произвол судьбы вдову и детей великого русского путешественника. Уже несколько дней спустя император Александр III повелел назначить Маргарет пожизненную пенсию — пять тысяч рублей (350 фунтов в год). Забегая вперед скажем, что эту пенсию Маргарет получала до 1917 года.
Что касается Владимира Николаевича, то вскоре ему пришлось уехать из Петербурга по делам службы, с Маргарет же они простились навсегда. Она дожила до глубокой старости и умерла в Сиднее в 1936 году. Ее сыновья сохранили память об отце и его фамилию. Сегодня на пятом континенте живут правнуки и праправнуки ученого.
* * *
Владимир Миклуха вскоре после смерти брата решает вернуться на военный флот, так как его мечте, что когда-нибудь все же они вместе с братом отправятся в дальнее плавание и он поможет ему в исполнении грандиозных научных замыслов, уже не суждено было осуществиться. Сами же дальние плавания, ради перевозки неких грузов из точки "А" в точку "Б", не представляли для Миклухи уже никакого интереса. После первых плаваний и особенно после крушения "Москвы" все последующее казалось ему скучным и повседневным. Наступило разочарование. И тогда Миклуха в очередной раз принимает решение, которое снова меняет весь уклад его жизни. Он едет в Петербург, пишет прошение на имя генерал-адмирала и ждет решения. Одновременно он подал прошение и об изменении фамилии, в память об ушедшем в мир иной брате. Чтобы не терять времени даром, записывается слушать курс астрономии и геодезии в Пулковскую обсерваторию. Там он встречает лейтенанта Дриженко, младше двумя годами выпуска. Начинается дружба, которая продлится всю оставшуюся жизнь Миклухи.
Впоследствии Федор Дриженко станет известным исследователем Байкала и дослужится до чина генерала гидрографии. Через Дриженко приятельствовал Миклуха в ту пору и со столь известными в будущем людьми, как исследователь Новой Земли Андрей Вилькицкий и академик-океанограф Юлий Шокальский. Бывал в доме у Дриженко в те дни и композитор Римский-Корсаков (сам в недавнем прошлом флотский офицер), с удовольствием игравший офицерам отрывки из своей последней сюиты "Шахерезада".
Наконец пришло известие, что прошение Миклухи удовлетворено и он определяется в 7-й флотский экипаж. Удовлетворено было и второе прошение. Теперь вместо лейтенанта Миклухи в списки флота был зачислен лейтенант Миклуха-Маклай. Добавление к своей фамилии, как память, взял и младший брат Михаил.
Несмотря на серьезный морской опыт, сразу попасть на плавающий корабль на Балтике было весьма проблематично, а просиживать штаны в казарме Миклуха не желал. Поэтому буквально через месяц он переводится на Черноморский флот, где имелись корабельные вакансии.
Глава восьмая
СНОВА В БОЕВОМ СТРОЮ
Итак, в 1888 году Владимир Миклуха вернулся на Черноморский флот, где за время его отсутствия многое переменилось. Придя в себя от позорного Парижского мира, Россия стремительно наращивала свою морскую мощь на Черном море. Один за другим сходили со стапелей мощные эскадренные броненосцы: в 1888 году — "Императрица Екатерина Вторая" и "Чесма", год спустя — "Синоп". На их месте на николаевских верфях уже закладывались "Двенадцать Апостолов" и "Георгий Победоносец".
В довершение к миноноскам типа "взрыв" Андреевские флаги подняли скоростные минные крейсера "Лейтенант Ильин" и "Капитан Сакен". С каждым годом Севастопольская бухта заполнялась новыми мачтами и трубами.
Офицер, отвечающий в штабе флота за кадры, принял Миклуху уважительно.
— Что ж, Владимир Николаевич, правильно сделали-с, что с хлебов купеческих к нам на кошт казенный вернулись! Где бы желали служить?
Миклуха погладил рыжие усы:
— С одной стороны, по моему характеру, лучше идти в миноносники — там и скорость, и порыв. Но миноноски только у берега и крутятся, я же люблю простор, поэтому, если есть вакансии, то все же желал на броненосцы.
— Увы, — развел руками кадровик. — На броненосцах свободных вакансий нет-с! Уж больно все хотят-с!
— Я вас понимаю, — покачал головой Миклуха. — Вот вам письмо от командира "Екатерины".
Кадровик с недовольным видом взял письмо и начал внимательно читать, шевеля губами, как обычно делают не слишком грамотные люди. Дело в том, что, прибыв в Севастополь, чета Миклух сразу же отправилась в гости к Андреенковым. Хотя и сам Миклуха не терял из вида Владимира Ефимовича, а их жены вообще переписывались регулярно, виделись они все же редко. Андреенков все время пребывал в полигонах черноморских, а Миклуха не вылезал из плаваний океанских. При этом следует сказать, что, пока Миклуха исходил полмира, Андреенков сделал хорошую карьеру, а полгода назад получил под свое начало первенец нового Черноморского флота — эскадренный броненосец "Екатерина Вторая". Это была уже серьезная заявка на будущие адмиральские эполеты.
За разговором друзья просидели долгий вечер. Жены вели свою беседу и пили чай в соседней комнате. А из детской доносились звонкие детские голоса — там веселились дети хозяев: сын Виктор и дочка Оксана.
Слушая рассказы друга, Миклуха невольно прислушивался к детскому гомону, и сердце его сжималось. Своих детей им с Юлией Николаевной Бог так и не послал…