Страница 37 из 77
Вспоминала ли Кайа его? Безусловно. После него жизнь никогда не станет прежней, потому что Кайа прикоснулась к другой магии и приобрела новый опыт — так объяснила Отилия, которой дочь по секрету рассказала о длинном сне, заполнившем собой всю четвёртую ночь:
— Очень скоро у тебя появятся крылья, и ты сможешь ими объять весь мир. Когда я впервый раз поднялась так высоко, что Иль стал размером с большое блюдо, что-то во мне изменилось. И ты, почувствовав это, больше никогда не станешь рабом чужих страстей. Ты станешь свободной, малышка.
На пятый день Кайа снова прислушалась к себе и поняла: накатывает прежняя скука. Даже уроки с Вилфред-даном показались пресными. Половину его слов принцесса пропустила, подперев голову кулачком и вспоминая карамалийцев.
Шестой и седьмой день тоска нарастала, а обида на сира Торвальда бледнела. Находились оправдания: “Если бы мне пообещали отрезать язык, я бы, наверное, всех покусала, прежде чем до моего языка смогли бы дотронуться”, — размышляла она, вспоминая короткие часы общения с улыбчивым и терпеливым рыжим малерийцем.
На седьмой день, во время урока, из задумчивости Кайю вырвал взволнованный голос Улвы, ни с того, ни с сего заглянувшей в кабинет к сестре:
— Там наш карамалиец вернулся! Его Мастер Оржан привёз, говорит, что подобрал на Челюстях еле живого!
Позабыв об этикете, Кайа сорвалась с места и помчалась вниз по лестницам, к нижнему ярусу, где, по словам Улвы, редко обманывавшей младшую сестру, находился Дыв сын Кариата вместе с толпой прибывших новых рабов.
Однако по дороге Кайа замедлилась, вспомня о похожем розыгрыше. В дверях, ведущих на скотный двор, осторожно выглянула, поискала глазами и сначала не узнала Дыва. Чьи-то белые волосы сами привлекли к себе внимание, в голове вопросительно ахнуло: «Неужели в этот раз точно малериец?» — Кайа присмотрелась и…
Он стоял ссутулившись, словно от старости не находя сил расправить гордо плечи, и смотрел под ноги, как большинство рабов, утомлённых переездом. Мастер Оржан группами отправлял в разные темницы, сортируя товар — кого сразу на территорию рудника, кого — пока на досмотр и откорм.
— Ды-ы-ыв! — завопила Кайа, бросаясь в толпу и проскальзывая меж обернувшихся стражей. И прежде чем её смогли остановить, она вцепилась в заметно похудевшие плечи и обняла терпко пахнущее тело: — Ты вернулся!
Сверху парили сёстры, наблюдая за потенциально будущей пищей, кто-то издал клёкот, и в голове Кайи ударило презрительное шипение Марны:
— Не позорься, дурочка!
Замешательство в рядах охраны дало Кайе преимущество — она вытащила из толпы Дыва и, крепко вцепившись в его руку, направилась к дверям, из которых выбежала.
— Моя доннина, — её остановил каркающий баритон мастера Оржана, — вы не можете брать рабов без указа Его величества.
В голове хмыкнул злорадно голос Марны. Кайа остановилась в оцепеневшей толпе. Оставила Дыва, выхватила плётку из рук опешившего стража и приблизилась к невозмутимо ожидавшему её мастеру Оржану. Подняла плеть, прошипела:
— Не сметь указывать мне, жалкий фрейлер! Не то сами отправитесь на рудник! Вместе со своим товаром!
Позже, после того как Асвальд попеняет дочери её несдержанность и нетерпение, достанется и Оржан-дану за то, что посмел унизить принцессу в присутствии рабов и фрейлеров.
— Я лично спрошу у отца разрешение! — она ткнула концом плётки в грудь мастера, вручила её, с удовольствием наблюдая за подёрнувшимся от страха лицом. Решительно прошагала по расступающемуся коридору к Дыву и быстро повела его в помещение — к запутанной сети ходов, где (на всякий случай) можно было спрятаться.
Но Дыв еле ноги передвигал! Пришлось завернуть за первый угол:
— Что с ты… тебя случиться? Почему ты тебя так не похож?
Мужчина опустился на колени и склонил белую, как морская пена, голову:
— Моя доннина! Я вернулся, чтобы служить вам. Если вы позволите. Я вдруг понял, что моя жизнь принадлежит вам и не смог остаться со своими! Я сбежал…
Кайа ахнула, до этой минуты и мысли не возникло о том, что делать дальше, пока в голове вопило жадное: “Забрать его себе!”
— Ты хочешь быть мой слуга? — ноги задрожали, и Кайа присела, не решаясь дотронуться до измождённого лица с лихорадочным блеском глаз.
Дыв сделал это вместо неё — сначала робко взял её руку, поднёс к своим потрескавшимся губам, потом, видя отсутствие сопротивления и наклоняющееся к нему лицо, потянулся и прошептал в открытые губы:
— Навсегда!
— Но… я… — Кайа вспомнила об Инграме и смутилась. Мысли оборвал поцелуй, робкий в начале и знакомо решительный спустя мгновения.
— Ды-ыв, — выдохнула она, готовая отдаться здесь же, на полу, затоптанном десятками ног.
— Я люблю вас, моя доннина! Не прогоняйте меня. Я готов спать у вашей кровати, исполнять все ваши прихоти… Только не прогоняйте! — шершавые губы щекотали шею, плечи. Аша, которую задели, сжалась и поползла вниз — Кайа хихикнула:
— Щекотно! Вы оба меня щекочете! Подожди!
Голоса неспешно идущих слуг отрезвили Дыва. Он попытался подняться, Кайа помогла ему:
— Я должен просить разрешения у его величества?
Кайа подтвердила, и они медленно, из-за устающего и рассказывающего о своих злоключениях Дыва, медленно пошли в сторону главной королевской башни. Им встретился Горан, которого уже предупредила Марна. Умный фрейлер не стал повторять ошибку Оржана Лотта, коротко предупредил, что его величество ждёт обоих у Очага.
— Я туда не поднимусь, — пожаловался Дыв, но всё-таки, с остановками для передышки и с поддержкой Кайи, готовой тащить знакомого на себе, они туда добрались за двадцать минут.
Асвальд был и недоволен, и удивлён одновременно. Про изменившийся внешний вид некогда шустрого раба ему не доложили. Любопытство взяло верх, и фрей приказал сначала рассказать о том, как Дыв здесь оказался.
Стоявший на коленях освобождённый карамалиец медленно рассказывал. Корабли успели покрыть достаточное расстояние и уже поворачивали к морю, ведущему в Кар-Малерию, как он, влюблённый Дыв, опомнился. Сердце защемило при одной мысли, что он больше никогда не увидит свою доннину. И тогда, украв лодку у принцев, он ночью бежал с корабля, решив попытать счастья у судьбы — если лодку не уничтожит течение, то он готов был грести до самого Фрейнлайнда.
Лодка-таки разбилась у Челюстей Бога, и там Дыв, на скалах, лишённых питательной растительности, провел несколько дней. Сколько — он и сам не знает, ибо потерял счёт. Питался он рыбой, которую ловил, пил её кровь. Да помогла трубка с травяным сбором — не сойти с ума от страха перед неизбежным.
Проплывавший мимо фрейский корабль его подобрал. Спасителем оказался мастер Оржан, приказавший напоить и накормить знакомого. Дыва не держали вместе с другими рабами, а внизу мастер попросил подождать, мол, распределит арнаахальских и арауканских преступников, и отведёт Дыва к королю. Её высочество опередило мастера Оржан-дана.
Король слушал, приподняв кожу над глазницами:
— Вижу, ты много перенёс, карамалиец. Но достоин ли ты той участи, которой просишь?
— Я готов пройти проверку тьмой, — еле заметно пошатываясь, тихо сказал Дыв.
Король кивнул Горану, тот спустился и велел Дыву вытянуть руку над решёткой, под которой дремала Тьма. Сделал быстрый надрез на руке, и капли крови Дыва упали вниз.
Через некоторое время чёрные щупальца слизнули те, что остались на решётке, и исчезли — слишком торопливо. Асвальд почесал чешую на скулах, подумал и изрёк вердикт:
— Да будет так. Ты принят в помощники моей дочери, временно, до возвращения моего старшего сына. Потом решение будет пересмотрено, если Его высочеству ты не понравишься. Сейчас ступай, Горан распорядится о выделении тебе покоев. Об остальном поговорим позже, когда ты восстановишь силы.
Дыв поклонился, не вставая с колен и приложив одну руку к сердцу.
*****
— Ты стал ещё красивее. Мне нравятся твои белые волосы, странно, что твоя борода до конца не поседела, но так даже лучше, — Кайа с умилением гладила лежащего рядом Дыва по лицу.