Страница 10 из 77
Сюда почти не доносились звуки извне, и Кайа удовлетворённо решила здесь задержаться. И немаловажно — у бабушки стояло отвратительное зеркало, в котором Кайа почти не отражалась. Значит, зеркало не напоминало о её уродстве, хотя бы это радовало.
На душе было пакостно, а в чём состояла причина, она пока не могла определить, и от одиночества, как ни странно, меньше волновались те крохи тьмы, что родилась вместе с маленькой фрейей.
— Тебе здесь уютно, моя малышка? — матушка почувствовала тоску дочери и залетела проведать её, прихватив разнос с ужином, пропущенным Кайей. Слугам добираться сюда было гораздо сложнее — путь до бабушкиной комнаты длился в два раза дольше, чем даже до залы с Сердцем.
Кайа молча уткнулась в матушкину грудь, вдыхая успокаивающий родной запах и тонкий аромат мятных трав, с которым матушка совершала ежедневные омовения. Королева терпеливо ждала, её подарок младшей дочери — материнская защита, Аша — ластилась к создательнице, и матушка играючи добавила облачку силы.
Поборов желание расплакаться, дочь наконец поделилась наболевшим. И Солвег, и Улва и Инграм — все выглядели довольными, раздражение Марны не шло в счёт, потому что, очевидно, случилось незапланированное между ней и рабом, и всё-таки старшая сестра была свободнее Кайи, оставшейся без развлечения. Но самое обидное, её настолько все считали маленькой, что даже Инграм загадочно молчал, не делился впечатлением от получаемой силы. В течение ужинов намёки летали от одного к другому, родители понимали их, а Кайа чувствовала себя бестолковой и обделённой.
— Это в самом деле тебя так задевает? — улыбнулась матушка, отстраняя от себя дочь. Её кивок и опущенные глаза насмешил королеву. — Моя малышка! Твои сёстры просто познают другую магию на вкус — и только-то. Конечно, у Марны пока не получается договориться с малерийцем, но это всего лишь вопрос времени. Он должен добровольно поделиться своей силой, чтобы сохранить её часть до прибытия их принца. Но, как ты догадалась по Марне, несчастный глупец упорствует. Возможно, он достанется Инграму или Солвег…
— Солвег сказала, что не хочет делиться своим рабом ни с кем, — буркнула Кайа, продолжая обнимать матушку. — У него настолько сильная магия?
Королева Отилия вздохнула задумчиво, помолчала. Все её дети, кроме Кайи, давно выросли из объятий, одна младшая продолжала ластиться и жаждала внимания, возможно, оттого не хотелось, чтобы она повзрослела окончательно, и, уговорив супруга, королева отложила призыв Тьмы. Асвальд не возражал: взрослые дочери сами по себе являлись проблемой (за кого их выдавать замуж?), так хотя бы пусть младшая пока не представляет забот.
Сидеть вот так, обнявшись и грея друг друга, было уютно и сладко. Никто не торопился разрывать объятия.
— Твоя сестра слишком быстро повзрослела. Ей нужна была не совсем магия, скорее — научиться признавать своё тело и его возможности. Карамалиец дал ей это, и Солвег вчера развернула оба крыла. Она приняла свою суть полностью.
У, Солвег развернула оба крыла! Кайе об этом никто не сказал. Признаться, намёки начали раздражать, и, чтобы отвлечь себя от очередной порции обиды, во время семейных ужинов начала думать о всяком, только бы не прислушиваться к колкостям противной Марны.
— А Улва?
Королева погладила волосы дочери:
— У Улвы и Инграма немного сложнее. Магия карамалийцев хрупкая, им необходим особый уход и длительное время на восстановление. Но в общем да, тьма Инграма и Улвы усилилась.
Опять очередное напоминание о том, как хорошо другим и как плохо ей, Кайе! Девушка рассердилась:
— Почему мне нельзя хотя бы самого слабого карамалийца? Если я не могу пить его магию, то хотя бы мне не будет так скучно!
— Да как же ты будешь с ними разговаривать? — улыбнулась Отилия, намекая на незнание карамалийского.
— А я его выучу! — запальчиво пообещала Кайа.
5. Рыжий Торвальд
А потом её осенило. Это же был идеальный повод завести себе раба-карамалийца! Пусть бы таскался за нею, как Аша, еду приносил… И заодно рассказывал истории, которые Кайа обожала слушать от учителя Вилфреда… Учитель! И Кайа настояла на усиленных занятиях карамалийским наречием. Она по-прежнему приходила ночевать в названную своей башенку, а днём уединялась на террасе, чтобы зубрить слишком мягкий для фрейев незнакомый язык.
Так прошла неделя и вторая от появления загадочных кар-малерийцев, но главное — однажды сюда обязательно пожалуют их принцы, и вот тогда-то Кайа сможет удивить не только гостей своим беглым карамалийским, но и отца, и сестёр. Инграм будет приятно удивлён, и тогда-то даже Марна не посмеет назвать младшую сестру глупой!
Худо-бедно, изучение карамалийского продвигалось, родные уже были в курсе, и отец, видя рвение дочери, за ужином повторявшей название столовых приборов и блюд на чужом языке, похвалил способности Кайи. Она с напускным хладнокровием спросила разрешения немного попрактиковаться с кем-нибудь из рабов, ибо произношение учителя Вилфреда было далеко от идеального, — и Его величество переглянулся с матушкой.
— Мы подумаем, Кайа, — пообещал он и, конечно же, забыл об этом пустяке.
Полнолуние настало вовремя. Инграм проговорился, утомлённый настырным приставанием младшей сестрицы: Рыжий Торвальд по-прежнему упорствовал, не желал делиться магией света с Марной; на него нацепили оковы Тьмы Охраняющей, та не давала магу сбрасывать излишки своего ресурса, что доставляло ему особые неудобства. Вошедшая в азарт Марна еженощно истязала раба, получая удовольствие от его мук, но не получая самого желанного — его магии.
Малериец не поддался Марне! Ох, от этой новости радость защекотала живот изнутри, и Кайа долго потом улыбалась полдня, кусая губы, чтобы не выдать предвкушение от намечающегося приключения. В отличие от раба Дыва, готового прислуживать Солвег, ворчливой с рождения, огненный малериец не сдался! Как говорил отец, свою силу надо лелеять, а чужую, врага, — уважать, ибо это позволит тебе лучше подготовиться к встрече.
Настала долгожданная полночь, Инграм улетел, несколько озадаченный желаним Кайи выспаться, на террасе у родителей приглушили факелы, и Кайа, привыкнув гулять в темноте по дворцовым закуткам, отправилась сначала на кухню, убеждая Ашу помочь усыпить охранника в темнице, а потом — в сам подвал.
Охранник, которому внезапно принесли холодный раф и разрешили расслабиться (“Хозяева все в отлучке, во дворце спокойно, наслаждайся, друг!” — голосом начальника охраны внушила Аша свирепому фрейлеру), проворчал что-то своё, по-солдатски умилительное от подарка, осушил бутылку и ещё некоторое время устраивался поудобнее, а потом, наконец, захрапел.
Кайа подобралась к нему, стащила связку ключей и через минуту была за решёткой, преграждавшей путь всем любопытным, — к пленным. Пришлось повозиться с ключами, прежде чем нашёлся нужный, и принцесса, не заботясь о безопасности, скользнула внутрь каменного жилища рыжего малерийца. Инграм говорил, что того вдобавок приковали цепью к стене после его непокорства, поэтому переживать раньше времени Кайа не стала.
В узилище царила густая, вязкая ночь. Глаза Кайи, конечно, в темноте видели прекрасно, но здесь, на самом деле, было слишком… Она чихнула: застоявшийся воздух показался удушлив, ощутимо пахло мужским немытым телом. Поэтому она вернулась с факелом из коридора, оставила дверь открытой для свежего воздушного потока, воткнула факел в держатель и приблизилась к стене, где неподвижно лежало большое тело.
Малериец странно дышал, тяжело, словно каждый вздох давался ему мучительно.
— Эй! Раб! — позвала его Кайа, пока не осмеливаясь подойти ближе.
Малериец не ответил, страшная музыка его дыхания не прервалась. Кайа осторожно вытянула руку, и Аша взвилась над головой, готовая в случае атаки защитить неразумную хозяйку, но палец ткнулся в спину, и реакции не последовало. Кайа, осмелев, ступила ближе, снова потыкала пальцем в лежащего — и вдруг ощутила, насколько он горячий.