Святоши «Синдиката» (ЛП)

Пока спускаюсь по лестнице, злюсь еще больше от ситуации в целом. Я знаю, что все это дерьмо, через которое прошли Бетани и еще бог знает сколько людей, является результатом действий моего самовлюбленного отца. Это не более чем налоговая декларация, что-то для демонстрации на мероприятиях, где он участвует, или какое-то прикрытие для еще более гнусной деятельности. Я полагаю, что второе более вероятно, а первое — просто бонус к лживому фасаду, который он демонстрирует миру. Скромный филантроп, а на деле мудак.

Бетани все еще в отключке, что ничуть не удивительно. По сравнению с прошлым вечером она стала еще горячее, но все еще одна из самых великолепных и приводящих в ярость женщин, с которыми я когда-либо сталкивался. Я быстро подхватываю ее на руки, и когда ее голова ударяется о мое плечо, с ее губ срывается крик боли.

— Черт. Прости, — шепчу я, зная, что она меня не услышит. Но так как я не совсем еще мудак, немного рыцарства не помешает. И по какой-то непонятной причине эта фигуристая, болтливая маленькая лисица пробралась под мою кожу, под нашу кожу. Она уже пробуждает во мне такие стороны, о которых я даже не подозревал, что в моей фригидной мертвой душе такое возможно.

Когда поднимаюсь по лестнице, Бетани начинает бормотать во сне, заставляя меня усмехнуться, пока не произносит слова, которые останавливают меня на месте.

— Ante… Mortem. — Затем выдыхает: — Infidelitatis, — после чего бормочет еще какую-то чушь и снова погружается в глубокий сон. Ее дыхание выравнивается, а я стою с открытым ртом, глазами, круглыми, как гребаные блюдца, и в полном безусловном потрясении.

Откуда она знает наш девиз?

Наш гребаный девиз.

Девиз синдиката «Трезубца».

Даже жены членов не знают этого девиза. Совершенно не сведущи о нашем — за неимением лучшей терминологии — культовом статусе.

— Ты выглядишь так, будто кто-то ударил твой джип, чувак. Что происходит? — спрашивает Джио, резко выводя меня из оцепенения.

Я быстро возвращаюсь к своему обычному поведению засранца, твердя себе, что этот разговор лучше продолжить в нашем пентхаусе.

— Расскажу, когда мы вернемся домой, — бормочу я, садясь на заднее сиденье с Бетани на руках.

Джио закрывает за мной дверь, и я бормочу ему «спасибо», что заставляет Деклана недоверчиво посмотреть на меня. — Кто-то стукнул твой «геленваген», чувак? Ты умер и тебя заменили на вежливого Синклера?

— Я так и сказал, — добавляет Джи, оглядываясь на меня через зеркало заднего вида. Его ярко-голубые глаза пронзают меня одним из своих изучающих взглядов. Он знает, что что-то выводит меня из себя.

Поверьте мне. Скоро придет ваше время, членососы. Вы будете так же ошеломлены.

Глядя в окно, когда мы возвращаемся к нашему зданию, я напоминаю им: — Не стоит говорить нигде, кроме как у нас. Не на людях, если вы уловили мою мысль. Я оборачиваюсь назад, ловя зловещие взгляды на их лицах, когда они кивают в знак понимания.

Остаток пути мы ехали молча. Припарковавшись, Дэк выскакивает и берет тележку для тяжелых вещей, в которую мы грузим вещи Бетани. Парни вдвоем разгружаются, а я сижу во внедорожнике, изучаю ее и думаю, откуда, черт возьми, она знает наш девиз. Я едва успеваю заметить, как закрывается багажник, и на автопилоте выхожу из машины, и мы все идем к нашему частному лифту.

Поднявшись на свой этаж, мы все идём в одну из гостевых комнат, расположенных в том же коридоре. Мы выбираем ту, что ближе всего к нашим комнатам и к основному жилому пространству. Я быстро укладываю Бетани на кровать и укрываю ее, затем иду за стаканом воды и обезболивающим и ставлю их на тумбочку. После того как о ней позаботились, иду в бар и наливаю себе бурбон. Я залпом выпиваю его и наливаю второй стакан, затем беру два других и наполняю их, когда подходят парни.

— Вам понадобится вот это, — говорю я, протягивая каждому из них стакан со льдом. Я выпиваю вторую порцию, ощущая великолепное жжение в горле и в желудке. По моему телу разливается тепло.

— Она знает девиз, — заявляю я, срывая пластырь.

Они оба смотрят на меня как на идиота, которым я, вероятно, и являюсь в своем нынешнем душевном состоянии.

Деклан говорит: — Э-э-э…у нас куча девизов, чувак. — Он выпивает свой напиток, затем протягивает его мне, чтобы я долил, прежде чем продолжить: — Почему бы тебе, ну, не знаю, не начать с самого начала или нормально объяснить?

Я тяжело вздыхаю, не зная, с чего начать. Очевидно, я решил, что словесный понос — лучший выбор, еще больше подтверждая, что действительно идиот. Спасибо алкоголю и потрясению. Чертовы ничтожные ублюдки.

— Позвонил деду на обратном пути. Бог знает, где он, Нонно и дедушка с нашими бабушками, но, судя по голосу, им было весело. Он спросил, что случилось, я рассказал ему о дерьмовом шоу, которое устроили отцы. Он вышел из себя, потом позвал дедушку и Нонно на разговор, подальше от посторонних ушей. Он включил громкую связь, чтобы они могли услышать подтверждение от меня. Также ждите от них звонка. А также того, что тебя выпорят, потому что мы заключили пари против твоего алкоголизма в ту ночь, о которой идет речь, Деклан. — Я останавливаюсь, чтобы сделать глубокий вдох для следующей части, одновременно замечая взгляд Деклана. — Они все скоро, очень скоро будут здесь. Наши отцы не узнают об этом, пока не придут в адвокатскую контору, чтобы поджечь пресловутое дерьмо. Теперь другая половина… — Я прервался, все еще не уверенный в том, как это преподнести. — Когда я нес Бетани по лестнице, она начала бормотать во сне. Сначала милое девичье бормотание. Потом она произнесла девиз.

И снова. Они еще больше смотрят на меня растерянно, усиливая мое разочарование и возбуждение. — Наш. Твою мать. Девиз.

Они сидят так еще секунду, а затем на их лицах появляется проклятое осознание. — Ты ведь не имеешь в виду именно этот девиз? Наш девиз? — наконец спрашивает Джованни, с недоверием на лице.

— Ante Mortem Infidelitais. Да, этот гребаный девиз. Ты спрашивал меня раньше, почему я выгляжу так, будто кто-то въехал в мою машину. Так вот, вот вам чертова причина, — я рычу на них, как лев в клетке, что, честно говоря, было бы точным описанием моего мыслительного процесса. Хаотичный, беспорядочный, готовый вырваться на свободу и обрушить на мир адский огонь. Да, мое тело покалывает от предчувствий, которые случаются только тогда, когда в дело вступает глубоко запрятанная жажда крови.

Контроль сдерживает желание, но монстр царапает, готовый поиграть. Готов заставить кого-то истекать кровью. Жажда крови, которая возникает при виде багровой лужи на полу, — самое непередаваемое чувство на свете.

Я проигрываю битву с желанием, поэтому быстро выпиваю третий бокал и наливаю четвертый. Иногда алкоголь успокаивает зверя во мне, иногда разжигает страсть. Я надеюсь на первое, учитывая, что у нас есть адвокат.

— Черт, сколько у нас времени? — спрашиваю я.

Бормоча проклятия, мы все смотрим на часы. У нас осталось тридцать минут, чтобы собраться и быть в катакомбах. Чеееееерт!

Мы расходимся, чтобы подобрать костюмы и привести себя в презентабельный вид, на что уходит минимум усилий, так как наши черные костюмы от Армани подогнаны под нас идеально. Я надеваю костюм только по делам синдиката: черную рубашку, черный галстук, черные туфли и кольцо с трезубцем. Я был готов примерно через семь минут.

Выйдя из своей комнаты, вижу парней, стоящих в гостиной в одинаковых костюмах. Хочется ругаться, что для этого мы все должны выглядеть одинаково. Но правила есть правила. Мы направляемся к скрытому лифту в нашем пентхаусе, который используется только для этой конкретной цели: отправиться на дело синдиката в катакомбы под кампусом. Один из плюсов того, что мы — будущие лидеры «Трезубца» и нынешние короли кампуса.

Личный лифт. Дорогой пентхаус площадью восемь тысяч квадратных метров в кампусе. Дома по всему миру. Первоклассное обслуживание везде, куда бы мы ни пошли. Женщины, стекающие к нам толпами, готовые делать все, что мы захотим, когда мы захотим, только чтобы сказать, что они были с нами. Коллекции автомобилей. Список можно продолжать и продолжать.