Страница 23 из 24
– Сегодня не наш день. Ситуация изменилась. ОФТ всё-таки проводит съезд. В заводском клубе. Прибыли 110 делегатов из 29 городов РСФСР плюс делегации из Молдавии, Латвии, Эстонии и Таджикистана. – Обратился к Сахарову: – Андрей Дмитриевич, они приглашают вас для обмена мнениями, по сути, для дискуссии… Да, ситуация круто переменилась, и мы обязаны оперативно не неё реагировать. Какие будут предложения?
Первым взвился Шмотьев:
– Незачем ОФТ лезть на Урал! Надо противодействовать быстро и наверняка.
– Чем лозунгами швыряться, лучше скажи, как противодействовать, – осадил его кто-то. – Может быть, просто игнорировать, не замечать? И поработать с местными СМИ, чтобы они съезд ОФТ замолчали.
На этот раз Шмотьев и вовсе взорвался:
– Это что же? Сгорел сарай, гори и хата? Вы не знаете здешних порядков. Игнорировать не получится. Газеты не выйдут, а весь город всё равно будет гудеть про их съезд. Надо перехватить инициативу, направить к ним народных депутатов, чтобы они высказали нашу точку зрения о подстрекательстве и провокациях ОФТ. Их не унять, так они всех взбунтают!
– Ну пошлём, и что?
– А вот тут-то и надо поработать со СМИ. Они охотнее преподнесут точку зрения известных народных депутатов, чем каких-то там бузотёров, и опорочат их съезд. Но выступить там надо крепко. И не депутатов из свободных профессий послать, а человека рабочей закалки. Я предлагаю Травкина. Николай Ильич и каменщиком был, и монтажником, и прорабом. Он с такой публикой разговаривать умеет, устыдит. А, Николай Ильич? Щекотните их соломинкой в нос, чтоб чихнули.
– На дурака не нужен нож, – лениво откликнулся Травкин и махнул рукой в знак согласия. С хитрецой и подвохом спросил: – Их критиковать или хаять?
Но неожиданно поднялся Никитич.
– Извините, Геннадий Эдуардович, я человек здешний, местные обычаи знаю досконально и считаю, что вместе с Николаем Ильичём должен пойти ещё кто-то. Одному там нельзя, не приведи Господи, оклевещут.
– Верно! – воскликнул Шмотьев. – Кто ещё? Может, Шаповаленко? – Посмотрел на мужчину средних лет, который сидел напротив. – Иван Иваныч, вы из Оренбурга, считайте, тоже Урал.
Бурбулис удовлетворённо кивнул, сказав, что детали очного противостояния на съезде ОФТ будут уточнены позднее в техническом порядке, и перешёл к следующему вопросу, намекнув, что это вопрос более сложный.
– Андрей Дмитриевич, как вы относитесь к тому, что они вас приглашают?
Сахаров слегка пожал плечами, в своей мягкой, спокойной манере ответил:
– Если приглашают, почему бы не откликнуться?
Никитич вскочил, как на пружинах.
– Андрей Дмитриевич, они вас не приглашают, а вызывают! Ни в коем случае нельзя идти у них на поводу. Они неспроста вас домогаются, через ваше имя пиару хотят ухватить. У них всё с замыслом-умыслом.
«Сейчас он начнёт заламывать руки, – с иронией подумал Вальдемар. – Упоротый мальчуган».
Никитича сразу поддержала Старовойтова:
– Аплодирую стоя. Они хотят устроить политическую диверсию. Андрей Дмитриевич, ваше появление на их съезде легитимизирует его. Мы не вправе сдавать свои позиции.
Вальдемар заметил, как Боннэр что-то шепнула Сахарову. А он продолжил упорствовать:
– Ну почему же? Поговорить с рабочими – это важно. Мне кажется, я сумею разъяснить им нашу позицию. Только в диалоге можно найти согласие среди вражды.
Михаил Бочаров, не просто народный депутат, а член Верховного Совета СССР, жестом попросил внимания. Напрямую не обращаясь к Сахарову, но явно в его адрес веско сказал:
– Мне поручено на заседании нашей группы сделать специальное сообщение об этом ОФТ. И я основательно разобрался в том, что представляет собой эта публика. Скажу откровенно: мы должны, нет, мы обязаны заглушить эту опасную низовую инициативу. Видите, несмотря на наши усилия – и немалые! – сорвать съезд не удалось. Их люди прибыли из тридцати городов! Это много. На мой взгляд, сегодня они представляют для нас большую опасность, чем уходящие в небытие партийные функционеры. Убеждён: создание ОФТ – это одно из звеньев общего наступления на прогрессивно мыслящих депутатов. ОФТ стоит в одном ряду с требованием создать органы рабочего контроля и рабочие отряды по охране общественного порядка. А преобразование «Строительной газеты» в «Рабочую трибуну»? – Завершил кантату на патетической ноте: – На нас идёт откровенное наступление, мы обязаны задавить эту рабочую фронду.
Но Сахаров не отступал:
– Я не могу позволить себе проигнорировать приглашение рабочих…
– Андрей Дмитриевич, вопрос стоит совершенно иначе, – подводя итог дебатам, проникновенно сказал Бурбулис. – Как сказано Сократом, мнений много, а истина одна. Дело в том, что в свердловском суде сейчас идёт процесс над одним из членов «Демократического союза», которого ложно обвинили в нападении на милиционера во время митинга. Об этом процессе уже сообщили радио «Свобода», другие независимые СМИ. Андрей Дмитриевич, мы просто обязаны встать на защиту нашего товарища и делегируем вас для обстоятельного разговора с судьёй. Объясните ему, что в случае неправедного вердикта дело пахнет депутатским запросом. Лучше вас этого не сделает никто, вам просто необходимо поехать в суд. А приёмные часы у судьи по времени совпадают с тем временем, когда вас приглашают на съезд ОФТ. – Тут же поправил себя: – Да, я согласен, не приглашают, а вызывают. Думаю, Николай Ильич скажет им, что вы заняты неотложным делом.
Обретя опыт общения с Рыжаком, Вальдемар ничуть не сомневался, что за фасадом визита Сахарова к судье кроется такая же заготовка, «на всякий случай» продуманная заранее, как и письмо Шмотьева в газете.
Свою авангардную, точнее, передовую миссию по подготовке заседания Межрегиональной группы Вальдемар выполнил и вечером позвонил Николаю, спросил, как попасть на их съезд. Тот ответил:
– Да никак! Приезжай на трамвае и заходи в клуб, охраны нет.
Звонил он, как говорится, просто так, потому что не решил, с кем «заседать»: во Дворце молодёжи или с ОФТ? Кому руку подать, а кому кулак показать? За этой дилеммой крылось смятение, охватившее его уже не впервые. В голове шло кружение: чума холеры не лучше. Конечно, ОФТ он принять не мог, в его глазах они были сторонниками, даже защитниками гнилой командно-административной системы, которую давно пора отправить на свалку истории. Но вожди межрегионалов с их своекорыстными помышлениями ко благу потрясли его. Вот это режимоборцы! Ханжи беспринципные, с какой яростью они крыли рабочий съезд! В два веника метут, крепко зажмурив совесть, рвутся к власти. Радетели демократии? Нет, безбожники с именем Бога на устах. И этот демон демократии, апостол демагогии Бурбулис! Как они шельмовали ОФТ! Как они уламывали совестливого Сахарова, ломая все представления о порядочности! Сахарова, который публично заявил о том, что Горбачёвым могут управлять закулисные силы. А ведь верно сказала Старовойтова: его дискуссия с ОФТ легитимизирует съезд. И они костьми легли, чтобы не допустить встречи Андрея Дмитриевича с рабочими.
Сомнения снова одолевали его. Вспомнил «объятья ужасом» и подумал: прежние сомнения уже переросли в смятение, и теперь он движется к щедринским «объятьям страхом». Воистину: люди живут рассудком, а переживают сердцем. Боже мой, как нужна была ему в этот момент Анюта!
Заснуть он не мог долго, переживания донимали, как изжога. Пока не пришла спасительная мысль, неизменно помогавшая ему отсрочить принятие важных решений: надо прикинуть, где интереснее, только и всего. Чего терзаться? Зачем эти душевные муки, эти метания между за и против?
В старом, довоенной постройки, клубе Верх-Исетского завода с грязно-зелёными стенами и жёсткими стульями людей было много, однако не битком. Вальдемар сел в предпоследнем ряду и стал осматриваться. Обстановка резко контрастировала с просторным Дворцом молодёжи в центре города, где заседали межрегионалы. Там были два роскошных по нынешним скудным временам буфета с изысками – от чернослива в сахаре и лущёных грецких орехов до любых пирожных и бутербродов с отнюдь не магазинными яствами. Вальдемар лично приложил руку к организации этого гастрономического раздолья, настращав местных общепитовцев, и они постарались на славу. А делегаты рабочего съезда собрались на окраине, в плохеньком зале, и бегали перекусить в заводскую столовку, которую, как гласило объявление, закроют в четыре часа, потому что там назначены чьи-то поминки. Вальдемар поневоле занялся сравнением «там» и «здесь», но вдруг на соседний стул плюхнулся средних лет мужик, худощавый, с волевым лицом, в повседневном тёмном пиджачке. И когда первым выступающим был объявлен член Верховного Совета СССР прокатчик Нижнетагильского металлургического завода Вениамин Ярин, сосед поднялся и пошёл к столу президиума.