Страница 12 из 18
– Мне нарисовать для вас «Правдивую Беседу», чтобы вы не врали?
– Он плохо говорил с людьми. Ты говоришь слишком хорошо, хотя неправильно, как человек выучивший наш язык.
– Так и есть. Я каким-то чудом могу понимать вас и говорить, хотя для меня ничего не изменилось в моей речи.
– Постарайся говорить поменьше. Твоя неправильная речь слишком заметна. Или учись говорить правильно.
– Знать бы ещё как это.
– Не произноси незнакомых слов. «Цэ-рушник», «яно-декс» и прочее. И всегда будь вежлив со старшими или более высокими в Моральном Праве.
– Спасибо. Что ещё мне надо знать о характере Самирана?
– Самиран был…
– Неудачником?
– Нет же! Его все считали…
– Дураком?
– Как ты смеешь оскорблять его? Он был мальчиком, а ты ведёшь себя как мужчина. Хотя и легкомысленный.
– Самиран недавно перестал быть ребёнком, – сказал я. – В этом возрасте люди меняются. Пусть окружающие привыкают к новому Самирану.
В комнату ввалился Похар Те-Танга:
– Опять шепчетесь? Всё время секреты от меня.
– Добрый вечер отец, – уважительно сказал я, подымаясь к нему навстречу. – Мы обсуждали мои извинения.
Похар Те-Танга грузно бухнулся на колени, сверкая красными трусами из-под туники.
– Какие ещё извинения?
Я тоже сел на колени:
– Мой поступок бросил тень на нашу семью. Прошу прощения за свои действия. Больше такого не повторится.
Похар Те-Танга схватил с подноса какую-то коробочку, но с удивлением замер:
– Ого. Правду говорят, что Прямой Путь исправляет людей.
Мадхури откинулась на подушку:
– Самирана не узнать. Совсем другой человек.
Отец взял кувшин, открутил крышку и вывалил в коробочку что-то вроде салата. Потом скомандовал:
– Время сна, а мы ещё не ужинали.
Началось то, чего я до сих пор опасался: церемония принятия пищи в неизвестной культуре.
Мама Самирана помолилась, закрыв глаза и положив руки на пол ладонями вверх. Я повторил это за ней, беззвучно шевеля губами.
А вот управиться с посудой оказалось сложнее. Почти вся еда подавалась в сосудах или коробочках с крышками. Открыто стояли только хлеб и вода.
Я уверенно схватился за кувшин, стараясь повторить движения отца.
– Да… он стал иным, – сказал Похар Те-Танга, глядя на мои попытки открутить крышку у сосуда.
– После работы в свинарнике руки болят, – сказал я.
– Позволь мне, – сказала Мадхури.
Она взяла загадочный сосуд, легко открыла крышку и наложила салат в пустую металлическую коробочку.
– Спасибо, – сказал я.
Но к салату не притронулся. Дело в том, что на подносе не было ничего похожего на столовые приборы. Ни ножей, ни ложек, ни вилок или палочек. Но я подозревал, что дивианцы не из тех культур, которые ели руками.
Я ждал, что сделает Мадхури.
Но мама Самирана тоже не ела. Положив подбородок на сплетённые пальцы рук, она смотрела на меня с материнской любовью. А я старался не думать, какая же она прекрасная.
– Никогда не мог подумать, что мой сын займётся грязным колдовством, – сказал отец. – Спутался с кривыми людьми, они вывели тебя на кривой путь.
Мне не в первой общаться с родителями по поводу моего поведения. Лет в тринадцать я затусил с пацанами, ради прикола воровавшими еду в супермаркете. И у меня был точно такой же разговор с мамой и папой во время ужина на тесной кухне нашей квартиры в Ёбурге. Сразу после разговора с полицией.
Поэтому я знал, что отвечать:
– Обещаю, что я больше никогда так не поступлю!
Похар Те-Танга вздохнул:
– Ты раньше обещал многое, но не выполнил.
– На этот раз – точно.
– Тогда где ты научился грязному колдовству? – повысил он голос.
– Честно-пречестно, я не помню. После колдовства мне немного отшибло память. Тут помню, а тут…
– Так не бывает, – покачал головой Похар Те-Танга.
– А откуда вы, отец, знаете, как бывает после грязного колдовства? – хитро спросил я.
Но отец не поддалась на уловку:
– Я простой садовод, но я знаю больше, чем со мной произошло в жизни.
– Да, отец, простите, – я уважительно склонил голову.
– Ха! – крошки еды вывалились из его рта от этого смешка. – Не, ну он точно мне нравится больше, чем до наказания.
Служанка внесла на подносе столовые приборы, разложенные по кожаным чехлам, словно именное оружие. Я понял, что каждый набор принадлежал члену семьи, но как понять, который из них мой?
Мадхури догадалась о моём затруднении и подтолкнула мне один из чехольчиков.
Не разглядывая узоры на ручках ножей и двузубых вилок, я накинулся на еду. Похар Те-Танга ел шумно и неопрятно, так что я мог не корчить из себя аристократа и тоже жрал и чавкал. В конце концов, я как бы его сын.
Вся еда состояла из каких-то салатов и листьев. Мяса не было. Но я был так голоден, что с радостью набил живот невкусными салатами.
После еды меня разморило, я едва отвечал на вопросы отца, который интересовался, понравилось ли мне у господина Карехи?
– У него много свиней, – сонно пробормотал я. – И добрая дочка.
– Это хорошо, что ты познакомился с Виви, – согласился отец. – Это я удачно договорился о твоей работе.
– Спасибо, отец. Я очень благодарен за поддержку.
– Не, ну ты погляди, как заговорил? Чуть что – сразу благодарит. А ведь ещё вчера орал и требовал оставить тебя в покое.
– Я был глуп, отец.
– Ну, и как тебе Виви, умник?
– Пышная, – осторожно ответил я.
– Хотел бы продолжить знакомство? Я знаком с советником рода Карехи, можем вместе…
Мадхури возмутилась:
– Не сбивай ребёнка с Пути. Род Саран никогда не примет сближения с Карехи.
– Почему? – насупился отец. – Те-Танга, например, не видят ничего плохого в сближении с трудолюбивыми и богатыми людьми.
– Карехи – грязные свинопасы и убийцы, – пылко сказала мама.
– Ага, а Саран прямо все окутаны светом. Но вы не такие светлые, как сами себе кажетесь.
– Наши предки дважды занимали места в Совете Правителей!
– Ну и что? А Те-Танга – трижды.
Во время спора они поглядывали на меня, проверяя, чью сторону я принимаю. Особенно странно было замечать это в Мадхури, ведь она знала, что я не её сын.
Мадхури спохватилась:
– Кого бы Самиран не выбрал – это будет его выбор и его Путь.
– Ага, – недовольно согласился Похар. – Но ты толкаешь его на Путь сословия целителей.
– А ты толкаешь на путь сословия садоводов.
– Те-Танга – не только садоводы! – взвился отец. – Мы поддерживаем жизнь всех в этом городе. Без нас вы бы ходили по колено в грязи, без нас вы бы…
– Отец, мать, – я поднялся на ноги и поклонился каждому. – У меня был трудный день, а впереди ещё более трудная жизнь. Уже давно идёт время сна, я очень устал.
– Ишь ты, – усмехнулся отец. – Опять кланяется. Надо было его раньше отправить в Прямой Путь.
Мадхури вызывала замотанную в тряпки служанку и приказала проводить меня в мою комнату.
– Разве он сам не знает куда идти? – засмеялся отец.
Чтобы отвлечь его от подозрения, Мадхури быстро сказала:
– Благодаря твоим трудам, у нас большой дом.
– Вот, – самодовольно закивал Похар Те-Танга. – Вот именно. А ты не ценишь.
– Я ценю, дорогой мой.
Служанка вывела меня из комнаты, но до меня донеслись отголоски спора родителей о будущем сына, которым я не являлся.
– Мужчина? – засмеялся Похар Те-Танга. – Да твой сынок вечно плачет и сидит в своей комнате. Разглядывает срамные «Игры Света», занимаясь рукоблудием…
– Да, он <<{{мой сынок}}>>, – прервала Мадхури. – И не смей оскорблять его.
В её ударении на слове «мой» проскользнуло злое ехидство, из которого ясно, что Мадхури за что-то презирала мужа.
Стало жалко Похара. Он нормальный мужик. Этакий типаж «весёлого дяди».
У всех в жизни был такой дядя, который любил рыбалку, пиво и футбол. У него обязательно было пузо и неиссякаемый запас дурацких афоризмов из советских фильмов или заставок «Русского Радио». Такие дяди не то, чтобы хорошо шутили, но искренне смеялись над своими шутками, поэтому окружающие охотно принимали их за юмористов.