Гильдия

– Да, – кивнула она. – Тебе было одиннадцать лет; и Кейси, придя позже, нашел тебя в конюшне – в холодной ярости. Что бы ты сделал, если бы виновный оказался там, в этой конюшне? Попытался убить его – ты, одиннадцатилетний?

– Вероятно, – Хэл не отрываясь глядел на горы впереди. – Чистая разрушительность – как замкнутый круг. Тогда, когда я был Доналом, она захватила меня; и я всю жизнь потратил на то, чтобы перерасти это состояние.

– Я знаю, – мягко отозвалась она.

– Видишь ли, – сказал он, переведя взгляд на нее, – этой разрушительности некуда направиться. Она может только вернуться к самой себе. Творчество противоположно, оно – прямая линия, уходящая вперед в бесконечность. А затруднение в том, что стремление к разрушению – глубокий инстинкт, полезный для проверки способности человека управлять окружающей его средой. Дети, что попало уничтожающие в школе, делают точно то же самое, что и человек, которого мы видели недавно. Этот инстинкт проявляется в каждом новом поколении, когда оно, начиная осознавать ход времени, хочет уничтожить все старое и создать все заново. Инстинкт говорит им, что все в прошлом шло не так; и с этого момента они хотят направить все на верный путь.

– Но цикличность разрушения оказывается ловушкой для тех, кто поддается ей; и в конце концов они оказываются виноватыми с точки зрения последующих поколений. Именно поэтому, даже притом, что исторические силы постоянно стремятся к равновесию, Блейз и Иные в конечном счете обязательно проиграют; потому что останутся позади, в то время как люди творческие движутся вперед. А тогда-то и происходит развитие.

– Ты утверждаешь, – сказала Аманда, – что для Блейза уничтожение Земли, всего лучшего, созданного другими культурами лишь заменитель того, что он в действительности хочет уничтожить? Наподобие человека, который обрывает цветочные лепестки?

– Не совсем, – ответил Хэл. – Если принять его исходные посылки, то его философия достаточно разумна; прежде всего в том, что человечество в прошлом позволило технологии вырваться на свободу и зайти слишком далеко. Нет, здесь в нем проявляется не закоснелая, инстинктивная реакция, а ошибочные рассуждения – потому что ему недостает сопереживания, а потому и чувства ответственности. Дело просто в том, что для Блейза, возможно, отправной точкой стала такая же бесцельная ярость, как и у меня – или у человека с цветами. Блейз, возможно, начать превращаться в то, чем он стал, из ярости на вселенную, которая дала ему все – блеск ума, волю, моральную и физическую силу, – а потом, словно оставшаяся без приглашения на крестины ведьма из сказки, сделала сверх того так, чтобы он никогда не смог найти ни одного человека, чтобы разделить с ним все это.

– Ты так думаешь? – спросила Аманда.

– Я не уверен, – пожал плечами Хэл. – Но так могло бы быть. И это может оказаться важным.

Он почти сразу снова погрузился в свои мысли. А вывело его из них выражение, которое, как показалось ему, на мгновение мелькнуло на лице Аманды. Он пристально взглянул на нее.

– Ты улыбнулась? Почему?

– Улыбнулась ли я? – переспросила Аманда. Ее лицо теперь было совершенно серьезным. Она взяла его под руку. – Если я и улыбнулась, то потому, что я люблю тебя. Знаешь, нам пора где-нибудь остановиться и поесть. Помоги мне подыскать подходящее место.

Глава 13

Вскоре они нашли небольшую, поросшую папоротником полянку, где крошечный ручеек с чистой холодной водой пересекал тропу. С того места, где они уселись, им открывался вид на долину, поросшую лесом, метрах в ста под ними. Аманда достала сушенные фрукты, куски кукурузной лепешки и ломти хлеба, по вкусу напомнившие Хэлу то растение, которым Аманда угощала его вчера. Все это хорошо пошло с ледяной водой из ручейка.

Они потратили на еду не больше двадцати минут. Примерно через час Процион должен был показаться над вершинами гор, и благодаря прозрачному воздуху казалось, что они находятся всего в нескольких сотнях метров. Они с Амандой продолжили путь.

– Мы уже давно не видели никого, если не считать человека у пруда, – сказал Хэл. – А бывают ли здесь люди вообще?

– Насколько я знаю, нет. Именно поэтому Гильдия Придела здесь и обосновалась. Просто в этих местах не слишком много возможностей прокормиться, – ответила Аманда. – Да, на горных лугах можно пасти скот, но экзоты никогда не были пастухами – даже когда только-только обосновались на планете; они и не испытывали в этом необходимости. Даже до оккупации ты не увидел бы в горах никого, кроме какого-нибудь путешественника. Но теперь оккупанты не позволяют местным жителям совершать путешествия без особой причины – и особого разрешения. Так что пока мы не доберемся до Гильдии Придела, мы не должны никого встретить.

Дорога давно уже сделалась тропой, а теперь и совсем исчезла. Казалось, будто Аманда ориентируется по памяти или по каким-то незаметным ему знакам. Хэл внимательно смотрел под ноги. Следопытство входило в то многое, что ему преподали наставники, так что глаз у него был достаточно наметан, чтобы заметить даже незначительные признаки того, что кто-то проходил здесь до них. Время от времени такие признаки действительно попадались – крохотная отметка на земле или сломанная ветка, – но они были редки и неприметны.

Поэтому он прекратил их поиски и позволил себе просто наслаждаться прогулкой по горам.

А она понравилась бы любому, выросшему в горах – что вдвойне относилось к Хэлу. Как Донал, он вырос в горах на Дорсае, где находился его дом, Форали, а как Хэл он до шестнадцатилетнего возраста жил в Скалистых Горах Северной Америки, на Земле. Так что возвращение в горы теперь пробудило в нем такой восторг, какого он не испытал бы ни в какой другой местности. Его ноздри вдыхали чистый, ясный воздух, а походка сделалась размашистей.

– Ты можешь теперь замедлить шаг, – сказала Аманда. – Мы некоторое время будем идти вдоль реки, а местность здесь почти ровная.

– А я чересчур спешил? – удивился Хэл. Ему сделалось неловко.

– Для меня это не страшно. Но нам осталось пройти еще порядочное расстояние и под конец предстоит самое настоящее восхождение. Лучше побереги силы.

Они оказались посреди полосы деревьев и кустарников, перемежавшимися стеблями ярко-зеленого папоротника метровой высоты. Эта полоса почти полностью заполняла лощину между двумя круто вздымавшимися вверх лесистыми склонами.

Здесь исчезнувшая было тропа появилась снова – очевидно, ею постоянно пользовались. Почему же она проходила там, где обычные путники, как правило, не появлялись?

Размышления Хэла прервало легкое прикосновение к его левой руке. Он взглянул на Аманду, а та указательным пальцем дотронулась до внешнего края своей левой брови, как будто хотела смахнуть какое-то мелкое насекомое. Этим жестом она давала Хэлу понять, что кто-то наблюдает за ними, двигаясь параллельно тропе с этой стороны. Это существо – кем бы оно ни было – делало так намеренно, потому что передвигалось вровень с ними, прячась среди деревьев и кустов.

Хэл уголком глаза начал следить за левой стороной тропинки. Через некоторое время он понял, что кто-то прячется в листве, но скорее по едва слышным звукам и легкому шевелению папоротников и веток – неизвестное существо явно старалось двигаться так можно тише.

Он взглянул на Аманду, вопросительно приподняв бровь.

Та недоуменно покачала головой и быстрыми, чуть заметными жестами рук стала передавать сигналы.

– (Я думаю, это существо – человек; ребенок, или ростом с ребенка), – сказала она этим безмолвным языком. – (Оно по какой-то причине заинтересовалось нами. Как раз впереди нас находится поляна, на которой только кусты и папоротник. Давай усядемся там, как будто мы решили передохнуть и попробуем выманить его на открытое место.)

Хэл мигнул в знак согласия и вскоре, когда они оказались на середине этой поляны, Аманда зевнула, слегка потянулась и остановилась. Хэл также остановился.

– Давай присядем ненадолго, – отчетливо произнесла она. Преследователь наверняка ее услышал. – Спешить нам некуда.