Страница 32 из 92
Вместо ответа я расхохоталась. Вот просто ржала как больная и понимала, что это ненормально, но не могла остановиться. Игнат не мешал — ни когда смеялась, ни потом, когда снова отупело смотрела в одну точку. И лишь после того, как из груди вырвался всхлип и по щекам вдруг сами собою поползли слёзы, прижал машину к обочине и просто крепко меня обнял. А я вцепилась в него, как утопающий в соломинку… и с каким-то мучительным облегчением разрыдалась.
На тот момент мы отъехали от жуткой промзоны так далеко, что даже признаков её не осталось. Вокруг была осень — медовая, солнечная. Но я заметила её лишь когда, проревевшись, затихла наконец на груди Гордеева. Прильнув щекой к сильному, терпко пахнущему гарью и потом плечу, смотрела на ярко-синие пятна неба в золотых прорехах деревьев и чувствовала себя такой счастливой! Почти как в глубоком детстве, когда всё ещё казалось понятным и добрым.
— Он сказал, ты больше не вернёшься… — всхлипнув, шёпотом пожалилась я.
— Так и есть. В контору не вернусь, в агентуру. В свободные наёмники. — Сильнее стиснул объятия. — Но как я мог не вернуться к тебе? Я же обещал.
— Но ведь я не дождалась…
— Ты просто не сдалась, это другое. Это то, что делает тебя такой… — помолчал, словно подбирая слова, — такой особенной. Ты настоящий боец, Слав. Тебе просто не хватает опыта.
— Не хочу быть бойцом, — уткнувшись в его плечо лицом, капризно всхлипнула я. — Хочу быть просто девочкой. …Твоей.
Он улыбнулся. Я не видела этого, но почувствовала особенную теплую нежность в упавшем до шёпота голосе:
— Ты и есть моя девочка. Поэтому я и здесь.
Все те немногие разы, что мне перепадало Гордеевских поцелуев раньше — он меня просто жрал. Не спрашиваясь, не особо заботясь о взаимности. В него словно вселялся бес, и всё, что мне оставалось — подчиняться сумасшедшему напору страсти. Но сейчас я вдруг стала главной. Почти как тогда в больнице, когда робко коснулась его губ впервые, а он лишь подхватил мой порыв, раскрывая его, но не навязывая своих правил. Давая мне самой прочувствовать пробуждение того самого беса страсти — в себе. И это было так… неудержимо!
Мы целовались со смаком, глубоко и тягуче. Смелея. Наглея. Изучая друг друга языками, распуская руки. И это я первая робко потащила с него футболку. Он беззвучно рассмеялся мне в губы и, типично по-мужски закинув руки за голову, стянул её с себя. Двинул сиденье до упора назад, откинул спинку… и я поняла намёк. Обмирая от волнительного страха, перекинула через него ногу. Оседлала. Замерли оба на мгновенье, пожирая другу друга взглядами… и набросились с удвоенной страстью.
Вслед за футболкой куда-то назад полетела моя маечка. Взгляд Игната мгновенно сгустился и потемнел, словно выпуская на волю зверя. Рывком завалив на себя, впился губами в сосок, втянул. Жёстко тиснул другую. Прикусил. Я зашипела от боли… но прогнулась, подаваясь ему навстречу. Без слов требуя ещё — теснее и откровеннее. И Гордеев давал. Делал и больно, и сладко. Так, как ещё никто и никогда.
Мимо иногда проезжали машины, но нам было плевать. Я уже почти не боялась того, что будет дальше. Наоборот — хотела. Набравшись смелости, двинула бёдрами. Затрепетала, остро ощутив внушительность в Гордеевских штанах. Такой большой и твёрдый. И такой… Мой!
На задницу под юбку скользнули жадные, шершавые ладони. Сжали. Звонко, заставив вскрикнуть, шлёпнули по ягодицам. Настойчиво протянули мои бёдра вперёд и назад. И ещё… И снова обжигающий шлепок — чтобы продолжала двигаться сама…
Да сколько угодно! Я была уже на таком взводе, что, пожалуй, даже кончила бы… Если бы Игнат не отшатнулся вдруг:
— Блядь… Шухер!
Я отпрыгнула на своё сиденье, и сразу же увидела, как по обочине к нам бодро сдаёт задом машина ДПС. Поймала брошенную Гордеевым маечку. Суетливо завозилась с ней, но, как назло, запуталась и надела чёрте как — наизнанку и задом наперёд.
— Не дёргайся, — велел Игнат и сам вышел навстречу к инспектору: как был — с голым торсом и стояком в штанах, только что футболку прихватил.
Через лобовое я настороженно наблюдала, как они сошлись, обменялись парой фраз. Пока инспектор разглядывал доки, Игнат неторопливо оделся. Снова обмен фразами, многозначительные ухмылочки — явно о том, чем мы тут, средь бела дня, едва ли не у всех на виду занимались. Вальяжно сунутые в карманы руки Гордеева, небрежное пожимание плечами, мол, бес попутал, командир, больше не буду. Вопросительный кивок инспектора на машину. Приглашающий жест Гордеева: проверяй, какие проблемы. Взгляд инспектора на меня, мимолётное замешательство… Рука под козырёк, доки обратно Гордееву.
Когда Игнат показательно-аккуратно вырулил с обочины, я настороженно обернулась на провожающего нас взглядом гаишника.
— Чего он хотел?
— Просто работает. Наверняка решил, что мы с тобой тут… обдолбанные.
Я хихикнула. Отличное сравнение! Именно обдолбанной я себя сейчас и чувствовала. Вернее — в стадии отходняка, потому что стало вдруг неловко. И, возможно, Игнат это понял. Во всяком случае и повторить не пытался. И лишь какое-то время спустя положил вдруг руку мне на бедро, и так и держал до самого мотеля, убирая только чтобы переключить скорость.
А я столько всего за это время передумала! Ведь это когда нас накрыло страстью рефлексировать было некогда, теперь же вспомнились… Нет, не ужасы минувшей ночи. И даже не то, что вот эта жилистая рука на моей коленке совсем недавно убила человека. И пусть конкретно тот был конченым ублюдком, но, учитывая, что он так и не дозвался своих подельников — его труп наверняка был не первым. Только за сегодня. А сколько их было всего? И сколько ещё будет?..
Но вместо этих ужасов я вдруг приземлённо вспомнила о своей вот уже почти неделю немытой голове и непрезентабельных труселях с распустившейся на боку резинкой. О черноте под ногтями. И даже, в противовес исходящему от меня запаху немытого тела — о волнующем пудровом шлейфе так изысканно окутывающем Лариску.
Последнее взволновало больше всего, потому что я вдруг снова начала сравнивать себя с ней. И осознавать, что не вытягиваю этого сравнения. И что совсем скоро это увидит и Гордеев. Тот самый Гордеев, который придирчиво отправлял меня в салон красоты каждый раз, когда я казалась ему недостаточно лощёной, и довольно чётко давал понять какие именно девочки ему нравятся — идеальные от кончиков ногтей до чёрного ошейничка. И побольше перца. И чтобы, не дай боже, не девственница.
Я же просто была бездомным котёнком, возможно, трогательным в своей юности и попытках играть в благородную кошку, но беспородным в мелочах вроде удобных, но до линялости застиранных трусиков и привычки обкусывать трещинки на губах. И если с грязными пятками и сальными волосами ещё можно как-то порешать в самое ближайшее время, то где мне срочно взять бритву? А без неё совсем плохо — ноги колючие почти как щёки самого Гордеева. И, о ужас, не только ноги…
— Мыло ещё дайте, — оформляя номер, глянул Игнат на маленькую витрину сбоку от стойки. — И шампунь. — Обернулся ко мне: — Что-то ещё?
Я вспыхнула и с трудом отодрала взгляд от упаковки одноразовых станков.
— Нет.
— Есть бальзам для волос, — предложила администратор. — Надо?
— Надо? — переспросил у меня Игнат.
Я кивнула.
— Давайте бальзам, — бросая на стойку наличку, велел он. — И презервативы супер лайт.
Я вспыхнула. К лестнице шла, боясь поднять взгляд и словно чувствуя осуждение администраторши, но на поверку оказалось, что она уже давно сидит где-то под своей стойкой — даже макушки не видно. Ей пофиг. Отель на окраине маленького городка, здесь наверняка практикуют встречи любовники всех мастей. Но всё равно как-то…
Глупо! Это очень глупо! Я дёргаюсь, словно малохольная целка, в то время как Гордеев просто делает, что считает нужным и плевать он на всех хотел. Вот и мне надо так же. Надо просто сказать, что мне нужна бритва и всё! Что такого? Он же не дурак, он ведь… Глянула на его уверенную спину перед собой и окончательно поняла, что не могу.