Страница 17 из 92
— Ну ладно, не дуйся. Не хотел обидеть, просто под руку попалась.
Ой, да какие проблемы! Ты тоже не кашляй!
И я просто полезла на него с объятиями, тычась губами в губы, нагло скользя ладонями по его ляжкам и выше, будто бы в попытках нащупать молнию ширинки… Оставляя на светлых брючках следы крови и помады.
Это вам номер два!
— Ну и дурная ты всё-таки, Слав! — увернувшись от моих поцелуев, хмыкнул он.
— Ну поня-я-ятно, — демонстративно разочарованно скривилась я. — А ты у нас типа святой, да? Ладно, поехали, чего сидим-то. И высади меня тогда где-нибудь на остановке.
Он рассмеялся:
— Облом прочистил мозги, и сразу вспомнила, куда податься?
Я не ответила. Смеётся тот, кто смеётся последним, Данила Александрович! Хотя мне и искренне жаль, что так вышло. Я ведь реально, от всей души прониклась к тебе уважением, цветочек свой чуть не подарила, лишь бы ты, несчастный, не сломался. А ты оказался мелким, как лужа. Ну и отгребай теперь.
Выскочив на первой же остановке и показав гаду средний палец на прощание, я набрала сообщение его жене: «Готово. Но это оказалось гораздо проще, чем ожидалось. Мне даже как-то неловко, как будто задаток не отработан. Так что можете не доплачивать. Я не в претензиях» И выключила телефон.
Уж не знаю, зачем ей это было нужно, но дама захотела — дама получила. Со скидкой.
Глава 8
Ночевала я в нормальном гостиничном номере, впервые за столько лет предъявив настоящий паспорт.
Было жутко волнительно, но небо на землю так и не упало. Никому вообще не было до меня дела — ни бандитам, ни спецслужбам, ни даже администрации отеля. Я просто была никем, случайной туристкой, одной из. И это обнадёживало.
Накидав планы на следующий день, я с наслаждением приняла душ, побрила ноги с подмышками и завалилась в чистую, пахнущую лавандовым кондиционером постель. Перед сном прокручивала в голове сцену на берегу. Снова и снова, в деталях. Злость утихла, осталось что-то вроде горького похмелья.
И всё-таки я перегнула. И хотя не сделала ничего такого, чего от меня изначально не ждала бы странная дамочка — на душе всё равно было погано. Данила Александрович не заслужил такой подставы. Он ведь до последнего так на меня и не повёлся, просто выплеснул злость, которая и предназначалась-то вовсе не мне. Равно как и я психанула вовсе не на него. И кто кому в тот момент попался под руку — это ещё большой вопрос!
С этими мыслями и заснула. А ближе к обеду следующего дня, чувствуя себя в целом прекрасно, если бы не противный червяк раскаяния в душе, написала дамочке пространное сообщение с извинениями и признанием, что всё это постановка. С описанием, как и что сделала, куда какую улику спрятала. И что мужик у неё что надо — не повёлся ни на мгновенье, и что зря она вообще играет такими вещами, как проверка верности.
Сообщение ушло, и, хотя так и повисло недоставленным, мне сразу стало легче. На этой весёлой ноте поспешила в ломбард. Всё внутри трепетало, словно я не серьги выкупать шла, а на свидание с самим Гордеевым! Впрочем, ни того ни другого в скупке не оказалось.
— В смысле, продали? — чувствуя, как накрывает отчаянием, орала я на тётку за прилавком. — Как продали? Мне говорили у меня месяц! Целый месяц на выкуп!
— Я лично тебе что-то говорила? — не уступая мне ни в громкости, ни в злости, орала та в ответ. — Ну и всё! Какие ко мне претензии?
Закончилось тем, что меня взашей вытолкал на улицу охранник. Под любопытными взглядами прохожих я послала в сторону двери ещё пару-тройку отборных ругательных тирад, и наконец опустошённо мазнула по щекам первые слёзы.
Я устала. И даже не столько от перманентного ощущения загнанности, сколько от банального одиночества. Человеку нужен человек… Кто сказал? Не помню. Но сказано метко. Страшнее одиночества в переполненном людском муравейнике может быть разве что смерть. Если это не одно и то же, вообще.
Вспомнилась Верка — так отчётливо, словно только вчера расстались. Так и не дождалась она моей помощи. Тоже осталась совсем одна со своей бедой. Как и её брат. Наверняка она теперь всю жизнь будет меня ненавидеть. Но разве я виновата? Я ведь действительно сделала всё что могла!
Вместе с Веркой, естественно, вспомнился и Игнат. А что, если, это не он её упрятал? Или он, но вовсе не упрятал, а лишь придержал, чтобы удержать меня? А теперь уже давно отпустил. Он ведь не упырь какой-нибудь отбитый, а всё-таки серьёзный человек, в серьёзных органах служит…
Вспомнилось вдруг, как я выговаривала ему тогда, под дождём, что лучше бы он сдох в плену, чем в криминал пошёл. Что мог бы быть спасателем или ментом, а он крышует наркоторговца…
Шлёпнула ладонью по лицу, рассмеялась сквозь слёзы. Игнат тогда с таким серьёзным видом просил не лечить его моралями, говорил, что и без меня всё про себя знает… Я злилась и капризно топала ножкой, а он просто работал. Всё это время — работал. И днём, и ночью. И даже когда терпел мои закидоны и вытаскивал из передряг. Серьёзный, умный, сильный. Настоящий мужчина на важной и очень опасной работе. И он был так близко!
Я могла его видеть, слышать, даже касаться. Могла называться его девочкой, прилюдно флиртовать и вести дурацкую, полную тайного влюблённого трепета переписку в смс. Могла стать для него важным человеком — не просто же так он сам же всё это и затеял! Значит, я была ему нужна? Пусть для дела, пусть его методы не укладываются в голове… Но тогда, там, в моменте, я ведь… Была счастлива рядом с ним, разе нет?
Мой первый поцелуй — его. Первая ревность тоже. Ожидание чуда. Игра взглядов. Горячие фантазии под одеялком…
Да и сам он — зачем заказал для меня эти серьги? Почему так безумно сорвался с цепи в тот раз в номере? Ну и, в конце концов, с какой стати помешал Коломойцу? Примчался, злой как чёрт, всё испортил, и свалил обратно к своей мымре! И это тот, которому, типа, всё равно и вообще он не любитель малолеток?
Ага. А как стояком своим в меня упираться — это, значит, ничего. Шуточки с двойным смыслом шутить. Не сводить взгляда, когда думает, что я не вижу. А ведь мне и видеть не обязательно — я его взгляд кожей чувствовала, впитывала, как батарея солнце, и светилась изнутри от переполняющего восторга!
Ну неужели я всё это сама себе придумала? Тогда я, пожалуй, безумный гений. Самой придумать, самой влюбиться и самой же обстрадаться потом — это ведь ещё уметь надо!
…А вдруг моё бегство ему навредило? Что если без меня у них с Коломойцем всё полетело к чертям и…
Обдало ледяным жаром. Я даже с шага сбилась.
А вдруг он меня не ищет, только потому что его и самого… больше нет?
— Девушка, подскажите, как на Жуковскую пройти? Девушка! Девушка-а-а…
Я поняла, что это ко мне. Машинально обернулась, глядя в приветливое лицо парня. Он в пару больших шагов нагнал меня.
— От самого перекрёстка за вами бегу!
И, сделав ещё шаг вперёд, приобнял вдруг за талию, тесно прижал к себе. В бок упёрлось что-то твёрдое. Впрочем, я сразу поняла, что это. Обмерла, схватив ртом воздух.
— Тихо, не паникуем! — беззаботно подмигнул парень. — Улыбаемся и идём дальше. Просто разговор.
В обнимочку с ним, на деревянных ногах кое как дотелепала до наглухо тонированного фургона у бордюра. Невольно упёрлась, когда дверь с тихим вжиком скользнула в сторону, и в салоне обнаружился ещё один товарищ с пистолетом.
— Не надо, — тихонечко посоветовал мне первый парень и настойчиво подтолкнул ко входу. — Не усложняй.
Меня подвезли к чёрному ходу какого-то заведения, повели подсобными коридорами, которые неожиданно выплюнули нас в немноголюдный зал ресторана. Небольшой, уютный. С отдельными кабинетами по углам. В одном из таких меня и поджидал мужчина в тёмных очках.
Одет обыкновенно, ничего примечательного. Больше поразило его красное лицо. Бывает такой цвет кожи у мужиков — словно перезагорал. Да ещё и фактура изрытая, словно в следах от оспы или даже ожогах. В контраст к ней шли седые, с удивительным стальным отливом волосы и такая же щетина на щеках, отчего синьор Помидор выглядел припорошенным пеплом.