Страница 37 из 75
— Самый важный вопрос — где находятся электроны? Понимание электроотрицательности помогает определить, какие части молекулы имеют относительно высокую электронную плотность. А электроотрицательности атомов мы обычно видим в органической химии— .
Именно в такие мрачные моменты я думаю, что могу быть хуже Тэтчера. Убийство аморально. Я знаю это, но даже у него есть кодекс поведения, которому он следует: не причинять вреда невинным или беспомощным. Я не верю, что у меня это есть.
Я не должна желать зла девочкам моего возраста, но не думаю, что имеет значение, кто это был. Если внутри меня сработает сигнал тревоги, моему голоду будет все равно, в кого вонзить свои зубы. Все, что я могу себе представить, это как я хватаю в горсть эти платиново-блондинистые волосы и бью ее лицом об парту, пока она не станет неузнаваемой на лице, таком же искаженном и уродливом, как и внутри.
Не потому, что она прервала меня, конечно, нет. Если бы это было из-а чего-то настолько пустякового, я бы уже давно сорвалась. Нет, это ее небольшое наказание за то, что она сделала с моим другом. Это ощущение ржавых гвоздей, пронзающих мой позвоночник, жженой резины и старых копеек, горьких на вкус на моем языке. Это ради мести.
Обхватить ее горло руками и сжимать, считать часы до звонкого щелчка. Слушать ее крики, смотреть, как она борется, как расплачивается за предательство такого человека, как Сэйдж. За то, что повернулась к ней спиной, когда должна была быть ее самым близким другом. Я хочу сделать ей больно, отомстить за боль, которую она причинила Сэйдж.
Щелчок.
Я смотрю на треснувшую ручку в своей руке, расщепленную посередине и треснувшую от силы моего сжатия. По позвоночнику пробегает холодок, страх лижет мне пятки, страх за себя. Когда я перестану бояться этого? Того, что я есть, и того, что я чувствую?
— Правильно, мисс Тергид, — говорит Коннер с беззубой улыбкой, давая ей отрывистый кивок. — На сегодня это все. Увидимся в понедельник, и, пожалуйста, убедитесь, что вы успели прочитать книгу до урока.
Когда я встаю, Мэри поворачивается, чтобы посмотреть на меня. — Извини за это, я даже не знала, что ты в этом классе, — говорит она с яркой улыбкой, которую никак нельзя назвать милой. — Как будто тебя даже не существует.
Две девочки, сидящие рядом с ней, хихикают, а я просто пожимаю плечами. Они не могут сказать мне ничего такого, чего бы я не слышала раньше. Я — одна из многих призраков Пондероз Спрингс. Предания, страшные истории, которые ходят по коридорам и живут на чердаках. Знаю это. Я приняла это давным-давно.
Девочка с болезненным детством, которая решила, что слиться с толпой проще, чем выделяться. У меня гораздо лучше получается быть призраком, чем человеком.
— Ничего страшного. Наверное, тебе нужна была похвала от профессора Годфри. Видит Бог, не так уж много ее можно получить, встречаясь с кем-то вроде Истона.
Ее лицо сморщилось, рот приоткрылся от того, что я вообще ответила. Что вполне оправдано. Три года назад я бы промолчала и ушла. Она не привыкла, чтобы я огрызался.
Это резкий выпад, который она заслужила, ударив Сэйдж в спину при первой же возможности, и гораздо приятнее, чем то, что я действительно хочу с ней сделать. Она должна быть благодарна, что это всего лишь подкоп, а не острый нож. В этом городе не хватает верности. Каждый следит за собой и не боится наступить на тех, кого любит, чтобы достичь вершины.
Пондероз Спрингс порождает эгоистичных засранцев.
Вот что должно быть написано на гербе этой школы.
Как только соберу свои вещи, я готова сбежать из этого класса. До конца дня у меня нет никаких занятий, а значит, самое время отправиться за первыми видами для моего нового проекта.
Я давно хотела сделать купол на тему пчел, с сохраненными полевыми цветами и несколькими разными видами. Мне просто нужно понять, смогу ли я работать с чем-то таким крошечным, как пчела.
Этим летом я поинтересовалась в местном фруктовом саду о популяции пчел-масонов. Голубая металлическая пчела родом из Орегона и фруктовых деревьев, населяющих этот штат. Они были бы идеальны для экспозиции, особенно с таким уникальным цветом.
Лето закончилось, осень быстро идет, и мы движемся к более холодным месяцам, я знаю, что пчелы будут гнездиться, оставляя старых пчел, у которых истекает срок годности, болтаться вокруг. Надеюсь, я смогу найти несколько уже мертвых и в хорошем состоянии, так что мне не придется играть в ловца пчел.
— Лира, отойди на пару минут. — Годфри зовет меня по имени, когда я пытаюсь выскочить из класса, останавливая свои шаги. Толпа студентов проходит мимо меня, когда я оборачиваюсь, сжимая ручку своей сумки.
— Получаешь дополнительные баллы, любимица учителей? — шепчет Мэри, проскакивая мимо меня, задевая при этом мое плечо. — Убедись, что ты действительно подавилась за эту пятерку.
Сука.
Я смотрю на нее, зная, что такие девушки, как она, должны иметь последнее слово, несмотря ни на что. Проще просто отпустить ее, прежде чем я сделаю что-то, о чем потом буду жалеть. Во всяком случае, на публике. Когда все исчезли, и последний ученик оставил дверь открытой, уходя, я поворачиваюсь лицом к Коннеру.
— Что-то тебя в последнее время не видно в мавзолее. Больше не ловишь жуков? — Я улыбаюсь, зная, что он был занят уроками, но в то же время скучая по случайным полудням, когда он вместе со мной собирал насекомых. — Как обучение?
Он смеется, прислонившись к столу и скрестив руки на груди. — Я нахожу, что это намного сложнее, чем утешать, занимает больше времени, и у меня внезапно появилось желание сжечь все галстуки, которыми я владею.
Я прохожу дальше вглубь комнаты, повторяя его позу, прислонившись к одному из длинных столов перед ним.
— Зачем ты это делаешь? — спрашивает он, глубокомысленно вскидывая брови, пока он ослабляет узел на горле.
— Что делаю? — предлагаю я.
— Крутишь кольцо на пальце. Ты всегда с ним возишься. Особенно во время занятий, когда ты отвлекаешься, не обращая внимания на мою очень подробную лекцию. Неужели мое преподавание настолько ужасно? — В его голосе звучит легкая шутка, которая заставляет меня ухмыльнуться.
Я смотрю вниз на серебряную металлическую петлю вокруг моего указательного пальца. Овальный янтарный камень в центре, внутри которого сидит маленький паук, был любимым украшением моей матери.
Она никогда не снимала его. Ни для душа. Ни для работы. Ни для сна.
Даже перед смертью.
Это мои крошечные ручки сняли его с нее на второй день, перед тем как ее забрал персонал скорой помощи. Я лежала на полу рядом с ней, почти прилипнув к полу из-за крови, пока не пришла уборщица, и все, что я делала, это крутила кольцо на ее пальце.
Крутить его стало привычкой, которую я подсознательно выполняла с тех пор, как оно стало моим собственным. Думаю, профессор Годфри — первый человек, который заметил или хотя бы спросил меня об этом.
— Он принадлежал моей матери. Наверное, это просто комфорт, то, что я делаю без раздумий. — Я пожимаю плечами. — В детстве я часами наблюдала, как она крутит его в руках. Ты не поверишь, как я завидовала этой штуке.
Я держу его перед собой, шевеля пальцами. — Годами я умоляла одолжить ее, но я всегда была неорганизованной и грязной. Она определенно боялась, что я его потеряю.
— А может, она знала, что оно тебе пока не подходит. — Его теплая рука скользит под моей ладонью, сжимая мои пальцы в своей хватке.
Это действие застает меня врасплох, но не дискомфорт, а просто шок от столь неожиданного прикосновения, и смотрю на его измятый лоб, когда он опускает взгляд вниз, проводя большим пальцем по кольцу.
— Теперь оно тебе идеально подходит, — шепчет он негромко, секрет, который могут услышать только мои уши.
Мы находимся на почтительном расстоянии друг от друга, длина его руки помогает ему дотянуться до меня. Наши руки — единственное место контакта, и все, о чем я могу думать, это о том, как мало я чувствую к нему.