Без лица

Человеческая плоть слаба, и каждый из нас в тот или иной период жизни поддаётся какому-либо из семи смертных грехов. Извращенцы, распускающие руки в толпе часа пик общественного транспорта, ленивые офисные работники, сгорающие от ревности жёны и мужья, карьеристы, забравшиеся повыше и оттуда высокомерно взирающие на остальных… Таких случаев миллионы.

Школа, в свою очередь, являла собой своеобразную закрытую социальную систему, и грехи тут проявлялись своеобразно, но куда более ярко, чем в более зрелом взрослом мире.

Вот, например, старшеклассник, пытающийся заглянуть под юбки женщинам, сдался сластолюбию; школьник, не желающий сам делать домашнее задание и подыскивающий способы свалить свои обязанности на других, олицетворял собой лень; хулиган с бейсбольной битой наперевес не мог совладать с гневом. Я уже молчу про зависть, алчность и гордыню — в школе они на каждом шагу.

Иными словами, в каждом из нас горит та самая нехорошая искорка доминирующего греха — любого на выбор. И некоторые из страдающих или, вернее, поддающихся могли бы работать друг с другом. Например, гордец с лентяем, жадина со сластолюбцем… Но такого случиться не могло, так как люди дорожили своей репутацией. Вот если бы между грешившими был какой-нибудь посредник, гарантировавший анонимность…

Эта мысль запала мне глубоко в сознание. Даже позже, убираясь в квартире, я не мог перестать думать об этом.

С моими талантами, я мог бы с лёгкостью взламывать личные учётные записи людей в социальных сетях и узнавать всю их подноготную, а потом сводить их с теми, кому они могли бы помочь. Например, платить отличнику за выполненную домашнюю работу, а потом продавать её тому, кто не хочет учиться самостоятельно.

Только как наладить подобную систему?

У меня имелась пара идей, но осуществить это было бы проблематично. С другой стороны, сложные задачи мне нравились: они раззадоривали меня и хоть как-то отвлекали от печальных мыслей о несчастном детстве и загубленном отрочестве.

Идеи мои были достаточно рискованными, но при должной фантазии и смелости вполне осуществимыми. Конечно, о том, чтобы сразу приниматься за это, не могло идти и речи: сначала мне надлежало освоиться в школе, упрочить там своё положение, изучить обстановку…

Но я не мог затрачивать на это слишком много времени: деньги были нужны мне позарез, а наведываться в банки на Каймановых Островах представляло опасность — пусть и не такую серьёзную, если учитывать мои компьютерные таланты, но всё же ощутимую.

Значит, оставалась одна опция — работать на грехи своих сверстников.

И именно для этого в конце августа я пришёл в Старшую Школу Академи — на так называемую «церемонию знакомства».

Учебный год начинался лишь в марте, но к тому времени ученики должны быть полностью готовы ко всему: знать и свой класс, и учителей, и требования к ним. Это казалось мне вполне разумной мерой: так мы приходили в новое место подготовленными, и это помогало снизить градус стресса — неминуемого зла в жизни новоиспечённых старших школьников.

Нам раздали поэтажные планы главного здания школы, а также провели по территории угодий и показали все достопримечательности. Экскурсию вела завуч — высокая и весьма энергичная женщина с весьма соответствующей ей фамилией Генка. Она с явной гордостью демонстрировала нам огромный спортивный зал, который по совместительству являлся и актовым, душевые со сверкавшей от чистоты плиткой, японский традиционный садик с мостом и милым чайным домиком, спрятанные за живой изгородью теплицы и клумбы, даже лабиринт из кустов лавра (не несущий никакой практической функции).

Здание школы было кольцевым — оно подразумевало внутренний дворик с аккуратным садом и фонтаном. Само строение окружало его правильным квадратом.

Школа полностью оправдывала своё звание элитной — классные комнаты оказались просторными и светлыми, а техническое оснащение было выше всяких похвал. Завуч быстро шла по коридорам, резко открывая двери и заостряя внимание на том, что могло бы потенциально пригодиться для учебного процесса.

Она также показала нам помещения клубов, упомянув, что некоторые из них к марту могут прервать своё существование из-за того, что некоторые их члены выпускались.

— Если у вас есть желание организовать свой кружок, вы можете попробовать, — вымолвила она, широко улыбаясь. — Нужно всего лишь найти двоих сторонников и составить заявление.

Она показала нам пустующие комнаты на третьем этаже и разъяснила: «Здесь может быть ваш кружок».

Когда мы дошли до двери в ту самую таинственную комнату с табличкой «Информационный клуб», я приостановился, ожидая, что завуч задержится здесь и объяснит, в чём дело, но этого не произошло: она продолжала бодро идти вперёд, полностью игнорируя вход в странный кружок.

Я замер и закусил губу. Терпеть не мог привлекать к себе внимание, но тут без этого обойтись было нельзя: я обязан узнать, что это за помещение, каковы планы руководства касаемо его, и сделать это надлежало здесь и сейчас, не позже.

— Простите, сенсей! — я поднял руку.

На меня ожидаемо обернулись все, и я почувствовал, как предательская краска немедля залила мои щёки. Мои потенциальные соученики пялились на меня с любопытством, как будто только что на их глазах у меня выросла вторая голова. Я же так и застыл с вытянутой рукой, молясь, чтобы они все отвели взгляд.

— Слушаю, — завуч, к счастью, среагировала быстро; она вымолвила это короткое слово так же, как делала и всё остальное: спешно, но чётко.

— Что это за место? — я кивнул на плотно закрытую дверь. — Это единственное помещение, которое вы нам не показали.

Генка-сенсей проследила за моим жестом и нахмурилась. Она скрестила руки на груди и вздохнула, как будто я спросил её о чём-то очень личном; её брови сдвинулись у переносицы, а улыбка исчезла с лица, словно её стёрли губкой.

— Раньше здесь был клуб журналистики, — нехотя вымолвила она, глядя в сторону. — Теперь помещение запечатано, и открыто оно никогда не будет. Входить туда запрещено. Пожалуйста, следуйте за мной; нам нужно ещё многое увидеть.

И с этими словами завуч круто развернулась и пошла по коридору. Остальные поспешили за ней, даже не переговариваясь друг с другом — правилами это воспрещалось.

Я шёл в самом хвосте, пытаясь переварить полученную информацию. Завуч ответила кратко и без особого желания — она явно не хотела говорить об этом. Насколько я понял, эта комната была чем-то вроде пыли, которую пытаются замести под ковёр — не видно, значит, не существует.

Что ж, раз дверь имелась, стало быть, имелся и ключ от неё. Нужно всего лишь найти последний и отомкнуть это странное помещение, а потом подумать, как именно я могу его использовать: как склад для хранения полузаконных материалов, как место обмена…

Но пока у меня не было туда доступа. Возможно, если я смогу, допустим, вступить в школьный совет и добраться до ключей от всех помещений…

Однако сейчас было рано думать об этом. Мне предстоял последний семестр обучения в моей средней школе, а потом я выпускался и переходил в статус старшего школьника лишь в марте.

Как только экскурсия закончилась, я вместе с остальными поспешил домой, в Сенагава: мне нужно было подготовиться к школе для того, чтобы мой табель выглядел ещё привлекательнее, ведь общеизвестно, что чем лучше ты учишься, тем выше вероятность того, что тебя одобрят как кандидата в школьный совет.

Впереди меня ждало безрадостное серое время, состоявшее лишь из учёбы, подработки для отвода глаз и редких скромных набегов на распухшие счета толстосумов в банках на Каймановых Островах.

В феврале я выпустился из средней школы, получив отличный табель, полностью распрощался с городом, где провёл свои самые счастливые дни, и окончательно переехал в города-близнецы Шисута и Бураза.

В марте состоялась церемония вступления нас в Старшую Школу Академи: много цветов, красивой музыки и пафоса. Директор школы — высокий и грузный человек с понурыми плечами и сильными очками, сидевшими на вислом носу, — произнёс короткую и довольно туманную речь, в которой желал первоклассникам удачи, мы немного постояли на улице, любуясь красивыми флористическими композициями, а потом нас впустили внутрь.