Без лица

— Вот именно, — Аято подхватил нить разговора, спрятав телефон во внутренний карман форменного пиджака. — Обвинение весьма серьёзно, Муджа-сенсей. У вас есть доказательства?

Муджа поджала губы и кивнула Роншаку, успевшей подрастерять часть своей уверенности. Мусуме, нервно облизав нижнюю губу, начала:

— Его психологический портрет…

— Да бросьте, — Кенчо покривил рот. — Психологический портрет? Ха! Мы с сестрой ходили на курсы психологии, где титулованные профессора рассказали нам, что вся эта душекопательная чепуха имеет тридцать процентов погрешности. Тридцать процентов, дорогая госпожа Шерлок; как вам это? Ваши выводы могут быть на треть неправильными, какими они, впрочем, и являются.

Аято едва слышно прочистил горло.

— Не говоря уже о том, — начал он, — что организация собраний на территории Академи должна быть обсуждена со школьным советом и предварительно одобрена им же. Кроме того, тот факт, что вы настраиваете учеников школы друг против друга, просто возмутителен. Как верно заметил Кага-сан, вы не имели права устраивать суд…

— Ну так докажите, что я неправа, — Муджа хлопнула в ладоши. — Убедите меня в том, что Сато Масао невиновен.

— Но почему мы обязаны это делать? — Куша всплеснул руками так, что задел стену. — Кто вы такая: судья, полицейская? Да и вообще, презумпцию невиновности никто не отменял, и потому…

И тут створка распахнулась, и внутрь переговорной влетел Фред Джонс.

Американец был взбешён: его белое лицо раскраснелось, а голубые глаза потемнели и метали молнии. Линия челюсти напряглась, а грудь часто вздымалась: казалось, он сейчас взорвётся от ярости.

— Какого чёрта?! — в его голосе явно слышался акцент, тот самый резкий выговор пытавшихся (и иногда успешно) говорить по-японски туристов-янки, который часто раздавался на территории Роппонги в Токио. — Какого чёрта, я спрашиваю?!

Бурейку и Норибуру, к которым, в основном, и было обращено это восклицание, потупились как-то сжались.

— Я задал вопрос, — голос Джонса звенел от гнева. — И только попробуйте мне не ответить.

Муджа хмыкнула. Её, куда более закалённую в словесных битвах, американец не испугал; напротив, он мог стать довольно колоритным персонажем очередного видео, так что почему бы и нет?

— А если не ответим, то что? — с вызовом промолвила она. — Ты поругаешься на нас на идеальном английском?

Фред с шумом втянул воздух.

— Ваше счастье, мисс, — начал он, нагнув голову, как боец, — что я воспитан в духе джентльменов и никогда не оскорблю леди. Но, памятуя славного Ретта Батлера {?}[персонаж романа Маргарет Митчелл «Унесенные ветром»], вы, моя дорогая, вовсе не леди. Так что вы сейчас же отключите свою вонючую камеру, соберёте вещички и скроетесь из этой школы навсегда, ясно? А со всеми, кто принял участие в этом фарсе, я ещё разберусь, и уверяю вас, ничтожества, что после того, как я с вами закончу, ад покажется вам раем.

Джану Маки покачала головой.

— Этот ролик увидит свет, — проговорила она, скрестив руки на груди. — Ученики Академи вправе знать, кто Инфо на самом деле.

Кенчо вдруг рассмеялся. Он откинул голову назад и захохотал так громко, что все присутствующие с изумлением воззрились на него. Даже Фред, растерявший часть запала, уставился на Кенчо, словно тот сошёл с ума.

— Славно, если вы так считаете, дорогая кимитуберша, — Кенчо отвесил комичный поклон. — Но только ваша психология, как и следовало ожидать, дала сбой: вы попали в тридцатипроцентную погрешность.

— Что ты имеешь в виду? — Муджа чуть наклонилась вперёд, не сводя с него взгляда.

— О, — Кенчо всплеснул руками. — Всё просто. Дело в том, дорогая ищейка, что Инфо-чан — это я.

И тут в переговорной воцарилась мёртвая тишина. Стало настолько безмолвно, что было слышно едва различимое мерное гудение одной из потолочных ламп.

Я поднял голову и посмотрел на неё, несмотря на то что свет слепил глаза.

— Ч-что? — с трудом выдавила Муджа. — Н-но… К-как?

— Я не стану ничего объяснять, — Кенчо сиятельно потряс пальцами, словно смахивал с них капли воды. — Но прошу вас не забывать, из какой семьи я вышел. Если захотите поссориться с нами — вперёд, продолжайте расследование, публикуйте это видео, и после этого, как сказал не являющийся мне другом, но всё же уважаемый мною Фред Джонс, ад покажется вам раем. Кстати, это относится ко всем, кто присутствует в этой комнате: если вы хоть с кем-нибудь обсудите то, что произошло здесь, я не просто добьюсь вашего исключения из школы, я ещё и позабочусь о том, чтобы вы нигде больше не нашли себе места. Ребятишки из кружка фотографии, Ивасаки и Роншаку — это относится к вам. Остальные, я думаю, в отличие от вас, обладают мозгами и понимают, что можно говорить, а что — нельзя. Что же касается вас, Джану Маки…

В одну секунду улыбку исчезла с лица Кенчо. Его тонкие черты затвердели, а глаза нехорошо засверкали.

— Вы покусились на моего брата — единственного из родственников, к которому я испытываю теплоту. Лучше вам бежать, при этом подальше, пока я не передумал и не отомстил вам за Масао.

И с этими словами он эффектно развернулся и вышел из переговорной.

Муджа, бледная, словно больная лихорадкой, в ужасе смотрела ему вслед. Я не видел выражений лиц всех остальных, потому что перед глазами вдруг заплясали чёрные точки, и я судорожно оперся на стол, чтобы не упасть.

— Всё в порядке, Масао? — пара сильных рук обвила меня за поясницу. — Думаю, тебе нужно выпить воды, но только не здесь.

— Согласен, — вторил Аято Куша. — Тут сам воздух отравлен подлостью. Давай отведём его в медкабинет: Секине-сенсей точно знает, что делать в таких ситуациях.

— Я помогу, — Фред успокоился, и из его голоса снова пропал акцент. — А потом разберусь с вами, негодяи!

Насколько я понял, последняя фраза была обращена к Бурейку и Норибуру. Я хотел было попросить Джонса не слишком строго их наказывать, но новый приступ дурноты заставил меня прикрыть глаза.

— Пойдёмте же, — спокойно произнёс Аято, увлекая меня в сторону двери. — Чем скорее мы попадём к Секине-сенсей, тем лучше.

Покорно подчинившись силе его рук, я поплёлся куда-то. Меня вели, но я почти не разбирал дороги, чувствуя, что ещё немного — и я свалюсь.

Наконец, спустя вечность, я опустился на мягкую поверхность. Я почти ничего не видел, но догадывался, что, скорее всего, это кровать в лазарете. До меня, как сквозь вату, доносились голоса: обеспокоенный — Фреда, более размеренный — Аято, успокаивающий — Секине-сенсей.

Кто-то сжал мне руку, и я, поморгав, посмотрел в сторону.

Чёрная пелена, застилавшая мне глаза, слегка развеялась, оставив после себя лишь сероватую кайму по углам зрения. Голова уже не так противно кружилась, однако меня тошнило и страшно хотелось прилечь.

Куша сидел рядом со мной, сжимая мне пальцы, и пристально смотрел мне в глаза.

— Ты как? — тихо спросил он. — Получше?

— Да, — вяло отозвался я. — Вроде бы.

Наш невесёлый разговор прервала Секине-сенсей: она подошла ко мне и не терпевшим возражений тоном профессиональной медсестры скомандовала: «Ложись».

Куша встал с кушетки, и я послушно растянулся на ней. Мои стопы коснулись спинки лазаретной кровати, и я чуть подвинулся повыше, чтобы устроиться поудобнее.

Секине-сенсей продолжала отдавать распоряжения, и почему-то это вселило в меня уверенность, что всё идёт так, как нужно. Сейчас она всё исправит, дайте ей только время.

Она велела мне снять пиджак и закатать рукав рубашки, что я проделал. Секине-сенсей сделала мне укол — скорее всего, тот самый витаминный, который колют всем, кто потерял сознание или просто чувствовал дурноту.

— Ему надо отдохнуть, — произнесла медсестра, поворачиваясь к моим друзьям. — Среди вас есть его одноклассники?

— Есть! — Фред Джонс резко подался вперёд. — Я схожу в аудиторию и объясню всё учителю, а потом вернусь сюда, чтобы посидеть с Масао.

— С ним не нужно сидеть, — Секине-сенсей помотала головой. — Вы тут ничем не поможете: паренек просто переутомился, что неудивительно, учитывая учебную программу Академи. Ему нужно полежать и отдохнуть; к следующему уроку станет свеженьким, как только что выловленный кальмар.