Без лица

Я ухмыльнулся и принялся за работу, первым делом ответив Оке: «На этот раз прощаю, Руто-чан, но учти: моё терпение не безгранично». Затем мне предстояло спасти её брата: его карьеру и мечту. Осуществлять такие сложные мероприятия, имея на руках лишь смартфон, было сложно, но отнюдь не невозможно, так что я справился. Вернув прежние баллы брату Оки, я снова написал старшему жрецу храма от имени главного синтоистского священника страны с пояснением того, что произошёл технический сбой, так что не будет ли любезен господин жрец ещё раз перепроверить результаты — теперь уже окончательно.

Проделав это, я спрятал смартфон во внутренний карман форменного пиджака и встал: пора было возвращаться к милашке Масао и его выстраданному счастью.

Масао.

Выйдя из кабинки, я ещё раз тщательно вымыл руки и направился в кофейню. Инфо не обманул: он уложился ровно в пять минут, и я смог вернуться к своим спутникам вовремя, никого не взволновав.

Мы возвращались домой в превосходном настроении. В машине играла музыка с одной из ретро-радиостанций, и я покачивал головой в такт мелодиям, одновременно лениво вслушиваясь в разговор, который преимущественно вели Аято и его бабушка.

Высадив Кушу по дороге у главной улицы города Шисута, в Итоки мы приехали уже очень поздно, и у нас с Аято только и хватило сил, что по очереди вымыться и без сил свалиться на футоны. Перед тем, как провалиться в сон, я успел пробормотать: «Так благодарен…». Потом, кажется, Аято переспросил меня о чём-то, но я уже не нашёл в себе сил ответить и моментально заснул.

***

Третье ноября в нашей стране считалось общенациональным праздником — это был День культуры. Никаких особых традиций не существовало, кроме вполне очевидных: было бы неплохо сходить в театр, в библиотеку, посмотреть какой-нибудь фильм или почитать книгу дома.

Но для меня этот день был значимым: именно третьего, в воскресенье, я начал паковать свои вещи, чтобы вскоре перестать злоупотреблять гостеприимством Айши Куми.

Я встал довольно рано по привычке, которая появилась у меня ещё в Сенагава, в доме приёмных родителей. У них было заведено начинать день ровно в семь утра, даже в выходные.

Переехав сюда, я начал вставать в шесть, чтобы успеть в школу задолго до начала уроков. В воскресенье я позволял себе отоспаться и понежиться до восьми, иногда даже до девяти, но старался всё же держаться режима.

В семье Айши, по-видимому, тоже было принято начинать день засветло: когда я проснулся, Аято уже не было в комнате, которую мы временно делили на двоих. Его футон всё ещё лежал на полу в развёрнутом виде, но постельное бельё, подушка и одеяло уже были аккуратно сложены сверху.

Уже знакомый с порядками этого дома, я посетил ванную для гигиенических процедур, а потом прошёл на кухню, где все остальные (за исключением дедушки Хидео) уже сидели за завтраком.

Айши Куми, как и всегда, была аккуратненькой и милой в своём домашнем свободном костюме. Верхняя накидка напоминала фасоном юкату, а юбка цвета кофе с молоком, казалось, сошла со страниц модных журналов пятидесятых годов. В общем, бабушка Аято выглядела просто великолепно, а её располагающая улыбка вызвала у меня в груди тёплое чувство.

Однако, закончив завтрак, я объявил моим гостеприимным хозяевам, что мне пора удалиться. Ожидаемо они начали наперебой уговаривать меня остаться, но я решительно отказался: они и так достаточно сделали на меня. К тому же мне пора самому вставать на ноги.

И в воскресенье, третьего ноября, я уложил свои вещи и погрузил их в небольшой багажник машины Айши Куми: мне предстояла дорога домой.

Аято сел на заднее сиденье рядом со мной, и мы всю дорогу обсуждали приятные вчерашние приключения, договариваясь как-нибудь повторить их. Благодаря этим незатейливым разговорам поездка прошла гладко, но, как только мы затормозили перед домом, в котором располагалась моя квартира, я почувствовал, как паника начала подступать рвотными позывами к горлу.

— Пойдём, я помогу тебе, — Аято вышел из машины и остановился у багажника.

Я неловко вылез из салона следом и встал рядом с ним, стараясь не обращать внимания на затёкшие ноги и на выступившую на лбу испарину.

Стоял довольно прохладный ноябрьский день, но мои щёки горели: я нервничал из-за того, что мне предстоит, хотя частично уже успел с этим смириться. Прекрасно понимая, что теперь моя жизнь изменится, я всё же паниковал, но по какому конкретно поводу — и сам не знал.

Аято любезно взял одну из моих сумок, а Айши Куми, нежно взяв меня за руку, искренне пожелала мне всего наилучшего. Низко поклонившись, я поблагодарил её за всё, что она для меня сделала, получив в ответ улыбку и приглашение обязательно как-нибудь навестить её в уютном домике в деревне Итоки.

И мы с Аято направились к подъезду. Я вытащил из почтового ящика ворох корреспонденции, но не стал рассматривать, решив сначала добраться до дома.

Свою квартиру я застал абсолютно в том же состоянии, в каком я её оставил недавно, когда заезжал за тёплыми вещами: всё достаточно чисто и аккуратно, но всё же следы обыска, который проводили сотрудники полиции, были видны невооружённым глазом.

Мы переобулись в прихожей, и Аято поспешил за мной в комнату: он явно решил не оставлять меня одного, и я был горячо благодарен ему за это.

— Масао, нужно проверить письма, — вымолвил он, ставя сумку на пол. — Необходимо узнать, как обстоят дела с твоим отцом.

Я кивнул и, отодвинув чемодан в сторону, сел прямо на пол с охапкой писем в руках.

— Я пока закажу нам поесть, — Аято хрустнул пальцами и потянулся к карману своей толстовки. — Чувствую, что мы здесь надолго.

— Ты не обязан… — я закашлялся. — Я имею в виду, это твой выходной день…

Аято присел на корточки рядом со мной и мягко улыбнулся.

— Масао, — бархатно вымолвил он. — Кажется, мы уже это обсуждали: я твой друг и искренне хочу помочь. Для этого ведь и требуются друзья, разве не так?

Похлопав меня по плечу, он встал и направился к двери, на ходу глядя на экран смартфона, а я остался сидеть на полу, чувствуя, как тепло разливалось в моей душе.

Как же всё-таки здорово — дружить с кем-то! В приюте мне подобная роскошь доступна не была: старшие ребята выбрали меня своей мишенью из-за того, что я хорошо учился, время от времени плакал, а также не умел толком постоять за себя. Когда приёмные родители забрали меня и увезли с собой в Сенагава, стало полегче: я смог завести приятелей, но так близко, как с Аято и Кушей, я ещё никогда не сходился.

Тряхнув головой, я стал разбирать корреспонденцию, молясь, чтобы в числе писем не оказалось ни одного от отца или о нём. Сначала мне везло: несколько счетов, уведомление от полиции о том, что я мог забрать свой ноутбук, а также о прекращении разбирательства в отношении меня, рекламная рассылка от фирмы, продающей товары для отделки помещений… Последним оказался небольшой белый конверт, который я с удивлением повертел в руках. На нём не было ни адресов, ни марок — ни малейшего указания о том, как именно он оказался в моём ящике.

Что ж, наверное, это тоже какая-нибудь реклама…

Я надорвал конверт, и оттуда выпал небольшой лист бумаги, сложенный вчетверо. Я развернул его и с ужасом прочитал несколько слов, написанных карандашом: «Привет, Инфо-чан».

Покачнувшись, я отбросил конверт и схватился за голову. Комната медленно поплыла у меня перед глазами, и тошнота снова сжала неприятным спазмом горло.

Я резко лёг на пол на спину и начал глубоко дышать, нагнетая воздух в брюшную полость, — я вычитал об этом методе успокоения на одном из сайтов, осуществлявших психологическую помощь. Это и вправду помогало: вскоре тошнота отступила, хотя тревога всё ещё заставляла мои пальцы мелко подрагивать.

Кто мог такое написать? Очевидно, тот, кто знал о деятельности, которую я осуществлял в школе, а также был в курсе моего адреса. Аято и Кушу можно было смело исключить, и это оставляло… Никого.

Я нахмурился, думая. Нет, не совсем никого: Фред Джонс догадывался о том, что я — это Инфо-чан… Более того, он был в этом уверен, да и мой адрес знал: я сам приглашал его в гости с ночёвкой.