Страница 16 из 29
Васко предусмотрительно сбросил скорость, чувствуя, что Неман отключился от реальности. Такие ситуации случались и прежде, поэтому он всегда в таких случаях брал управление на себя, давая возможность Неману побыть наедине со своими эмоциями. И тот был благодарен.
– Как же красиво! – прошептала археолог.
Корабль опускался на отведенное ему место среди оранжевых колоссов космопорта в сумерки, что притаились у их подножия. Неман осторожно опустил «Гепарда» и отключил двигатели после того, как почувствовал толчок о землю, а Васко подтвердил, что все прошло хорошо.
– Что теперь?
– Теперь следующий шаг, – откликнулась Таркелья. – Мы полетим на Мадагаскар рейсовым планетолетом, а ты пока можешь заняться своими делами. Не знаю, может они у тебя есть…
– И до какого момента мне заниматься этими делами?
– Пока мы тебя не вызовем, – ответил сиплый голос за спиной. – Мы не знаем, сколько времени займет подготовка к делу. На самом деле мы знаем только то, что артефакт еще на Мадагаскаре, а что да где – неизвестно. Как сделаем свою работу, тебе придется на всех парах лететь к нам, забрать нас и выйти на орбиту.
Говоря это, Игорь странно дышал. Видимо, земная гравитация была для него некомфортной. Да и сам Неман, сидя в кресле, испытывал сложность в движении своими частями тела. Он опять обернулся к Игорю, и увидел, что тот стоит уже в очках, защищавших его глаза.
– А если вас поймают?
– Этого не произойдет.
– И все же.
– Жди сигнала. А пока что ожидай, как мы сойдем. И можешь заняться всем, чем тебе захочется заняться на этой планете.
Не прощаясь, Игорь направился к выходу в коридор. Таркелья пошла за ним, хромая на ногу, но не теряя при этом грации своего привлекательного в брюках и теплой кофте тела.
– Мы дома, приятель, – прошептал контрабандист гибискусу, когда шаги поглотил коридор, и затем взглянул на свои часы. Времени имелось еще предостаточно.
Гибискус же был разлинован закатным светом Солнца, проникавшим в рубку через проемы между зданиями космопорта. Растение выглядело нарядным и счастливым. Его цветы выглядели больше и ярче, чем обычно. Гибискус как алкоголик ловил листьями свет от своей родной звезды.
Его товарищ, сидя в кресле, отвернулся к иллюминатору, прислушиваясь к самому себе. Он старался понять, что же ощущают его душа, сердце и мозг. Душа трепетала. Она колебалась в застенках тела легкой, почти неощутимой материей. Душа хотела выпорхнуть навстречу закату, чтобы раствориться в нем, как это делала линия горизонта, наполовину скрывшее Солнце от посторонних глаз. Сердце начало быстрее биться о грудную клетку, канарейкой ударяя в ее прутья. А мозг просто на всего не верил в то, что видели глаза. Ему казалось, что органы зрения обманывают его, что окружающие корабль декорации – иллюзия. Неман заметил, что специально медлит подняться из кресла. Он ждал этого момента почти всю жизнь, что была прожита среди красной пустыни, так осточертевшей его взгляду, но не вставал, а только отстукивал указательным пальцем правой руки по подлокотнику доселе неизвестный ему ритм. Это был или ритм, сопровождавший победу, или ритм страха. Внутри себя Неман и прям стал меньше, сжался весь, как в детстве, чтобы уйти от проблем как можно быстрее. Но сейчас это не помогало. И проблем не было. Были только вспотевшие от напряжения руки и мысли, обращенные далеко в прошлое к улыбке женщины, носившей его на руках, ступая по этой самой планете.
Уже долго на корабле стояла полная тишина. Пассажиры сошли, вспомнил Неман. Он медленно встал, не отрывая взгляда от вида за иллюминатором. Вечер заканчивался. Надо было все же поторопиться. Он не знал зачем, но чувствовал, что поторопиться надо. Контрабандист развернулся на каблуках и пошел точно к гибискусу, аккуратно взял его на руки и направился к выходу из рубки мимо открытых дверей в каюты, в которых Таркелья и Игорь оставили кое-какие вещи, тем самым обещая в них вернуться. Он повернул у проема, что вел в грузовой отсек, и вошел в открытый шлюз. На него сразу подул ветер – редкий гость в железных коридорах. Ветер прошелся по листьям гибискуса так, что растение отпрянуло от входа.
– Не бойся, – проговорил человек, несший растение, – мы дома.
Они вышли на трап, хотя Неману показалось, что на самом деле они вышли в жизнь. Вечерние краски стали темнее и насыщеннее, ветер старался потянуть за все, что могло колыхаться от его движения, звуки местной жизни наполняли собой не только ушные раковины, но и душу.
Вздохнув полной грудью, Неман закрыл глаза, обращенные к закату. Ему показалось, что это сон вернулся к нему, а не реальность дает коснуться давней мечты, поэтому он тотчас открыл глаза от испуга. Он испытывал такие ощущения, что не мог передать словами. Как новорожденный смотрел он и на земное небо, и на зеленую траву, что ухоженными газонами росла прямо среди кораблей. Спускаясь с трапа на площадку порта, он ловил лицом порывы ветра, подставляя под них гибискус, как котенок игравшийся с невидимым другом. Неман чувствовал, что каждый новый шаг давался все легче, а душа перерождалась, сердце успокаивалось и наполнялось теплом. Мозг же перестал анализировать и просто наслаждался всем тем, что преподносили подчиненные ему органы.
Чуть помедлив, человек с гибискусом сделал последний шаг, встав на твердую поверхность космопорта. Он ожидал, что она провалится под ним и он проснется, но бетон прочно стоял на своем, выдерживая смехотворный вес Немана. Он оглянулся по сторонам. Рядом находились еще корабли, располагавшиеся небольшими кучками. Большинство из них пренадлежали частным лицам или имели герб Государства Земли. Среди них росли проталины зеленых островков с подстриженной травой и с ухоженными кустами. В одну сторону это бетонное с зеленью поле простиралось далеко вперед. Но прямо перед Неманом, метрах в ста от «Гепарда», высился один из терминалов Виктории. Чуть в стороне от него начинался комплекс каких-то складов. По полю насекомыми бегал обслуживающий персонал, ездили машинки с грузами и людьми. Но все это происходило в стороне от того места, где стоял «Гепард», будто сама планета давала Неману время побыть с ней наедине в этот момент первого после стольких лет возвращения блудного сына Земли.
Так приятен и вкусен был этот воздух. Он бы несравним с той смесью, которой дышат на Марсе. Или на корабле с его замкнутым циклом системы жизнеобеспечения. Здешний воздух действительно казался живительным. С каждым вдохом кислород убегал в самые дальние уголки тела, чтобы вдохнуть новую жизнь в каждую клетку.
Недалеко от трапа зеленела одна из полянок, украшенная кустами белых роз. Она своим цветом задерживала взгляд Немана, и он направился к ней, неся в руках гибискус. Цветы пахли как-то по-особенному, будто манили запахом свою жертву. Неман с упоением вдыхал аромат роз, поставив гибискус рядом. Тот не замедлил с первым же порывом ветра обнять своих родственников из семьи растений и сплести свои веточки с шипованными ветвями роз. Ви-Церг опустился на колени и окунул руки в не коротко подстриженную траву. Земля и трава ответили ему прохладой. Но ощущение этой прохлады в последних лучах дня было приятно. Неман даже сжал ладонью горсть земли, спрессовав ее в кулаке. Воздух становился холоднее, больше освежая собой при налете ветра.
Минуты шли, а человек и гибискус все стояли на газоне, завороженно всматриваясь в белые розы. Мимо проходили редкие люди, непонимающе смотревшие на это таинство. Но Неману, а тем более гибискусу, было плевать на эти непонимающие взгляды и тихое шептание, доносившееся ветром.
Вот кто бы сейчас мне сказал, что я марсианин, думал Неман, провожая последний луч Солнца, уходящий к небу. Я бы ему объяснил старым способом, откуда я родом.
Сейчас его переполняли самые прекрасные чувства, какие только могли переполнять человека, вернувшегося после долгого путешествия домой. Его глаза увлажнились, и он устыдился этого, утерев их своей ладонью, испачканной в земле. Только сейчас Неман ощутил, что дышать ему тяжеловато, а движения даются с определенными усилиями. Земное притяжение давало о себе знать. И его хватило, чтобы вернуть нас домой, улыбнулся про себя Неман. Он медленно встал, отряхнулся, взял в руки горшок с гибискусом и направился обратно в корабль, напевая про себя какой-то давным-давно забытый мотив. Его часы показывали, что времени жить было еще много.