Страница 2 из 53
— Мы, господин Шагром, мы, — перебил директора мэр. — Поймите, господин Таггерт, нам бы не хотелось прослыть неблагодарными за такую огромную услугу. Скажите, что вы хотите?
«Отцы» города замерли в ожидании. Данут их понимал, но ничего дельного в голову не шло.
— Вы знаете, господа, — развел руками воспитанник орков. — Я буду очень признателен, если вы пришлете кого-нибудь, кто сможет показать мне Скален, рассказать о нем.
Скаллен, расположенный при слиянии реки Шейны и моря Петронелл — столица металлургии и химии, был очень своеобразным городом, отличавшимся от своих промышленных собратьев Фаркрайна. Мэтр Юсиаш — профессор кафедры истории, приставленный в качестве гида, пояснял, что во-первых, если остальные металлургические предприятия (хоть людей, хоть гворнов) традиционно строились либо «на угле», либо «на железной руде», то Скалллен не имел ни железных рудников, ни угольных копей. Говорили — мол, в болотах есть железная руда, да торф, оттого, дескать, гворны и порешили строить тут завод. На самом-то деле болотной руды — кстати, очень скверного качества, кот наплакал, хватило бы года на два интенсивной работы, не больше, а ее добыча обошлась бы в несколько тысяч кожаных векш, не окупив и десятую часть расходов. И торф не слишком годится в качестве топлива. Посему, гворны построили завод «на дороге», то есть, на пересечении двух путей — из-за Ауреганского хребта, по специально вырытому каналу (говорят, строить его помогали синие демоны — прежние хозяева Фаркрайна, но это неточно) везли каменный уголь, а из Ледяной пустыни, где бодро бегают тепловики — железную руду. Во-вторых, коль скоро в городе имеется металлургическое производство, ему положено иметь заводские трубы, нещадно выбрасывавшие к солнцу черные клубы дыма, а при резкой перемене ветра покрывать этим дымом город, чтобы население чихало и кашляло, а стены домов больше бы напоминали внутренности печной трубы. Здесь же, из труб, шел только бесцветный пар, потому что, все составляющие вонючего дыма, полученного при сжигании каменного угля, гворны использовали до того, как пустить его в атмосферу — что-то шло на производство панелей, которыми мостили дороги, что-то брали для производства красок (заметьте — не только черных, но красных, коричневых и даже белых!), а самое ценное, содержавшееся в каменном угле (и как оно туда попало?), преобразовывали в удобрения для полей и огородов и, даже лекарства! Какая связь между удобрениями и лекарствами, Данут пытался понять, но усвоил только, что это довольно-таки сложный процесс, над которым трудились лучшие умы Фаркрайна. А в-третьих, у гворнов было не принято, чтобы гномеллы сидели дома, и их женщины (совсем не бородатые, кстати), шли трудиться наравне с мужчинами и на металлургическое производство, и на химическое. Было еще и в-четвертых, и в-пятых. Словом — город был достаточно интересным.
Данут уже целую неделю бродил по улицам, пытаясь понять — нравится ему город гномов, или нет? Здесь не было загадочных дворцов, оставшихся в наследство от эльфов, как в Тангейне, не было укрепленных усадеб, башен или крепостных стен. Чем-то Скаллен напоминал Хангварк, только в увеличенном виде — все было просто, и рационально. И улицы, не просто широкие, а очень широкие, не петляли, словно сумасшедший клубок ниток в лапах котенка, а шли строго прямо, а потом поперек. И захочешь, да не заблудишься. Дома, сложенные из красного кирпича были высоченными, каждый в пять, а то и шесть этажей. Но в городе не было ни одного похожегодома, все они чем-то отличались — где башней, установленной в центре, где шпилем, где вычурными балконами, а где — всем сразу, да еще и странными картинами, выложенными на фасадах. Мэтр Юсиаш, объяснял, что «кирпичный» стиль является одним из проявлений эклектики, что он сочетает в себе и полезное, и удобное. Мол, когда-то все гномы жили в пещерах, но свои кузницы и иные промышленные здания строили на поверхности — вначале из камня, а потом из кирпича. Прошло какое-то время, и гворны начали отстраивать себе жилые дома, руководствуясь именно промышленным стилем. Поначалу дома штукатурили, пытаясь придать им вид каменных строений, но потом решили сохранить естественный облик. Ну, а потом стали творить кто во что горазд.
Самый центр города назывался «Кривули». Изначально это был перекресток двух главных улиц, где долгое время была Торговая площадь. Потом по ее углам построили четыре здания — Городскую ратушу с башней— часозвонницей, театр, музей истории металлургии и биржу. Площадь превратилась в восьмиугольную, добавив городу некую «изюминку», которой гордятся скалляне и любуются приезжие.
Горожане знали, что Скаллен с языка первопоселенцев означает «гора черепов». Они не пытались «облагородить» название, напротив, превратили его в предмет гордости, украшая улицы различными композициями, связанными с черепами. В центре города, прямо напротив ратуши, стояла пирамида, сложенная из черепов. Разумеется, черепа были ненастоящие, но впечатление они производили. Кажется, пирамида символизировала потери, понесенные разными расами Фаркрайна, во время многочисленных войн. На берегу моря был установлен скелет гигантской овцы, с черепом, из которого торчали резцы, похожие на кривые сабли. Скелет опирался на три ноги, а четвертой указывалпуть кораблям, идущим из Петронелла в Шейну. Говорят, гости, прибывшие по морю, завидев такую саблезубую «овечку», не желали покидать каюту. А сколько «черепов» использовалось в оформлении стен, дорожных указателей — не счесть.
Те кладбища, где упокоились жертвы сражения у Синих вод — и победители, и побежденные, давным-давно проросли травой и деревьями, превратившись в огромные парки, окружавшие город. В одном из парков высилась огромная скульптура, изображавшая гворна—металлурга, отправлявшего крошечного сынишку на завод. Не сказать, что композиция была верхом скульптурного искусства, зато, хотя бы она не изображала череп.
Вообще, гворны очень любили все монументальное, начиная от зданий и заканчивая скульптурами. Отчего, сказать сложно. Может, демонстрировали свои возможности? А может, им просто нравилось все крупное?
Данут где-то читал, что гворны без ума от камней, но не особо любят деревья, а к цветам вообще равнодушны. Опять-таки — это оказалось заблуждением. Деревья росли вдоль улиц, отделяя пешеходную зону от зоны движения транспорта. Кстати, движение самобеглых повозок и колясок, имевших двигатели, в самом городе было строжайше запрещено (они довольствовались окружным шоссе, проложенному к заводам и портам), а жителям разрешалось ездить только на трехколесниках, приводимых в движение собственными мышцами. Такие средства передвижения отчего-то назывались «водомерками», хотя ничего общего с насекомыми, скользящими по поверхности воды не имели. Жители Скалена старались засадить цветами всё свободное пространство, а еще обожали проводить эксперименты. Данут, гуляя по одной из улиц, не смог разобрать — что же такое перед ним? Кора на дереве была березовой, а вот листья больше напоминали тополиные. Мэтр Юсиаш любезно подсказал, что это специально выведенный для города «березотополь», сочетавший преимущества обеих видов деревьев —вбирает в себя отходы металлургического комбината из атмосферы, но в отличие от тополя, чья жизнь насчитывает всего семьдесят-восемьдесят лет, «березотополь» живет почти триста, а то и четыреста.
По вечерам из широко распахнутых окон домов доносилось пение. Особенно Дануту понравилась песня о двух молодых гномах, работающих на металлургическом заводе. Один из них был кузнецов, и его борода была опалена пламенем, а второй трудился токарем, в бороде которого всегда застревала металлическая стружка. И у них была гномелла, которую оба любили, звали замуж, но девушка не могла выбрать, кто ей больше нравится — тот, что с опаленной бородой, или тот, что со стружкой? Втроем они часто ходили на берег моря и любовались на дальние зарницы завода. В конце— концов девушка сама пошла трудиться в цех, где и встретила настоящую любовь — мастера-механика, чья борода была черной, как вороново крыло, а еще чистой и опрятной. Была и другая песня, где рассказывалось о кудрявой гномелле, постоянно просыпающей на работу, из-за чего на заводе стали давать специальный гудок, чтобы ее разбудить. Теперь кудрявая гномелла радуется пению гудка вместе со своими соседями.