Страница 11 из 48
— Есть немного, — согласился Данут. — Я думал, что с твоим топором делать? В могилу вместе с тобой положить, чтобы с собой не тащить, или родственникам отдать? Только, где их отыщешь? Решил, что в могилу лучше.
— Это ты правильно, — кивнул Карбуда, подтаскивая к себе котелок с кашей. — Топор мне и в следующей жизни пригодится, а для моих родичей он тяжеловат будет. Они из него наконечники для копий скуют.
— Что ты такое выпил? — поинтересовался Данут. — Вытяжку из мухоморов?
— Настой из пыльцы болотного лотоса.
Данут и про обычный—то лотос ничего не знал, а уж про болотный, тем более. Но на всякий уважительно покачал головой.
— Ты не вздумай пробовать! — сказал Курбада, отвлекаясь от каши.
— Не буду, — честно сказал Данут, пользуясь моментом, чтобы зачерпнуть ложку—другую пшенки.
Уже насытившийся Курбада, погладив себя по брюху, изрек:
— Такая настойка только на фроглингов действует. Фолки от нее в один миг мрут. Но и у нас очень много силы она отнимает. Меня даже как—то похоронили. Хорошо еще, что закопать глубоко поленились. Я, когда выкопался, очень сильно разозлился.
— А кто такие фроглинги?
— Слышал легенду? — спросил Карбуда. Не дожидаясь ответа, принялся рассказывать: — Мой дед, говорил, что когда Единый создал небо, землю, море и болото, он заселил их бездушными тварями: птицами, зверями, рыбами и лягушками. Но стало ему скучно — они только и умеют, что жрать да спариваться. И решил Единый создать существ, чтобы и думали, и говорили. Взял он немного манны — волшебной пыльцы, и скинул ее на землю. И те твари, которым досталась пыльца, стали людьми. Полевые мыши превратились в фолков, подземные — в гворнов, ну а лягушки — во фроглингов. Есть, наверное, люди—рыбы, только я их ни разу не видел.
— А тролли от кого произошли? Гоблины?
— Тролли? Хм. Может, от горных козлов. Здоровые, козой воняют. А гоблины, скорее всего, от хомяков. Такие же жадные и морды шерстяные.
Представив себе, что родоначальником тестя (или, кем ему приходится опекун жены?) был какой—то хомяк, набивавший защечные мешочки, Данут заржал.
— Ты чего? — насторожился Курбада.
— Да вот, — сказал Данут, вытирая нахлынувшие слезы, — прихожу я к господину Альц—Ром—Гейму, и говорю — вы, мол, сударь, от хомяка произошли!
Теперь уже ржали вместе. Наконец, успокоившись, Данут спросил:
— А кто же тогда создавал некромантов, да монстров разных?
— Известно кто, — буркнул Курбада. — Те, кто против Единого идет. Хотят они с ним в силе уравняться, да не выходит у них. Вон, на поляне, ты же сам видел. Этих монстров из летучих мышей сляпали.
— Летучие мыши? То—то я гляжу — морды знакомые.
— Морды... Хотел какой—то маг—идиот из летучих мышей монстров летающих сделать. Придумал заклинание, прочитал — вроде, все честь по чести. Вот только про крылья забыл! Пытался потом исправить, не получилось. Потому—то, не стоит магам с Единым тягаться, рылом не вышли.
Глава 6. Монстры и звери
Выйти в путь на следующий день не удалось. Курбада, пытавшийся встать на ноги, сумел лишь утвердится на коленях, а потом вздохнул, грустно покачал головой и лег обратно. Видимо, настой из болотного лотоса отнял у него слишком много сил. Весь день он пролежал у костра, отпаиваясь водой из реки, которую Данут таскал ему сразу в двух котелках. Парень предлагал вскипятить воду на костре, но фроглинг отказался, заявив, что худую воду он пить не станет, а эта сгодится не только ему, но и фолку.
Данут, хотя и был огорчен задержкой, не показывал вида, чтобы невзначай не обидеть проводника. Человек, то есть, фроглинг спас этой ночью ему жизнь. А один день они как—нибудь наверстают. Тем более, у него не было жестких сроков и определенного времени выхода к оркам.
Чтобы не терять время зря, Данут решил навести порядок в своих пожитках. Для начала, нужно собрать стрелы.
Когда парень вернулся на поляну, где они ночью сражались с монстрами, он слегка обомлел — поверхность земли не было видно из—за разной летающей, ползающей и бегающей живностью, собравшейся полакомиться на дармовщину. На бесплатный пир слетелись вороны, сбежались ящерицы и даже ежики. Теперь, все падальщики деловито клевали, грызли или кусали останки вчерашних монстров, отпихивая друг друга от наиболее вкусных кусков. Он—то хотел рассмотреть, что же такое получается, если увеличить в размерах безобидных летучих мышей, но теперь уже поздно. Еще день—два, от чудовищ останутся только обглоданные кости, растасканные по кустам, а уж там их будут доедать какие—нибудь мелкие жучки — червячки. В природе ничего не пропадает, все пойдет в дело.
Данут стоял на краю полянки, не решаясь тревожить падальщиков. Представив, какой начнется гвалт и кавардак, если он начнет разгонять птиц и прочую живность, отступил. Пусть занимаются своим делом. А стрелы... М—да, их конечно жаль, но скорее всего, он бы их все равно не нашел.
Осторожно, чтобы не мешать чужому завтраку, Данут начал пятится, потом развернулся и ушел.
Вернувшись к биваку, парень решил заняться кашей. Кроме пшена с собой была прихвачена перловая крупа, но перловку Данут не любил, да и готовить ее сложнее, чтобы сделать вкусной, поэтому решил снова сварить пшенку, а для разнообразия сдобрить ее не мясом, а салом.
Чтобы не повторять вчерашней ошибки, Данут положил крупу в воду, довел до кипения, вылил горькую воду, залил по—новой и, опять утвердил котелок на костер. Когда дело подошло к концу, а каша, посоленная и сдобренная, была укрыта — пусть немного настоится, парень пошел искать материал для древков стрел.
Изготовить настоящие древки, нечего было и думать. Ну, где в лесу отыскать сухой чурбачок нужной длины, расколоть его, потом расщепить, высушить? Подошли бы сухие стебли рогоза — из него получаются неплохие стрелы, даже пяточки не надо вставлять, но, как на грех, камыши были свежими. Сушить их у костра смысла не было — сохнуть будут долго, а древко «поведет». Решив, что для начала нужно накормить Курбаду, да и самому бы поесть, а уж потом он что—нибудь поищет, парень вернулся к костру.
Первое, что он увидел, был Курбада, с довольным видом подъедающий кашу. Без малейшего смущения проводник доскреб со дна котелка остатки.
— Ну, извини, не удержался, — сказал фроглинг, откладывая в сторону опустевшую посудину. — Пшенка у тебя сегодня удалась. Я, после лотоса, жру как не в себя! Я тут еще и твой мешок распотрошил, сала захотелось, не взыщи.
Курбада потянулся к собственному мешку, вытащил из него здоровенную сушеную рыбину и принялся ее уплетать прямо с чешуей и костями.
Дануту тоже хотелось есть, но злиться на проводника он не стал. Ну, что тут поделать, если на фроглинга напал «жор»? Злись, не злись, а кашу придется варить по— новой. Грустно вздохнул, черпанул из костра немного золы и поплелся мыть котелок.
Отскребая пучком травы днище и стенки котелка, Данут посматривал на поверхность воды. Вон, на травинку присела небольшая стрекоза, держащая в жвалах муху, но пообедать не успела — из—под воды высунулась чья—то зубастая пасть, ухватила маленькую летунью и так быстро утащила вниз, что парень не успел рассмотреть — кто это был — не то окунь, не то карась?
Там, где только что скрылся речной хищник со своей добычей, обозначилось какое—то бурление. Не иначе, сам охотник на стрекозу стал добычей более крупной рыбы. А крупного хищника слопает кто—то другой, кто будет крупнее или наглее. Или выловит человек — самый опасный хищник, которого, в конечном итоге, будет есть родственница той самой мухи, которую не успела съесть стрекоза!
«Вот так, круг замкнулся и все друг друга едят!» — философски отметил Данут, дочищая котелок.
Вторую «партию» каши Данут уже не рискнул оставлять без присмотра. Сварив, выложил половину в деревянный котелок Курбады, а сам принялся есть, не дожидаясь, пока настоится. Конечно же, заторопился,обжегся и, долго глотал воздух, пытаясь остудить обожженные губы и язык, чем доставил радость проводнику. Тому, кажется, горячая каша была нипочем — лопал так, что за ушами пищало!