Отпрыск дома Орловых

— Не думаешь же ты, что она у меня одна? Да и ты такой не единственный. Приходится во все миры, где есть магия, отправлять своих жнецов.

— Магия? — спросил с придыханием.

— Да, — недовольно проворчала Смерть. — Может ты уже перестанешь меня перебивать?

— Угу. Прости. Я слушаю.

— Прежде чем начнешь мне служи... кхм-м, — поправила сама себя Смерть, — начнешь исполнять свое предназначение, пролетит немало времени. Тебе придется осваиваться в новом мире, учиться, раскрывать свои таланты, заводить полезные связи. Пройдет не один год перед тем, как ты узнаешь свою первую цель.

— А плюшки у меня какие-нибудь будут? Ну, суперсила там или еще что-нибудь полезное?

Смерть насмешливо прищурилась.

— Суперсилу ему подавай. Я тебе что, фокусник? Постараюсь закинуть в тело одаренного, а уж с полученными способностями сам будешь разбираться.

Я прикинул.

Почему бы и нет? Новая жизнь вместо неизвестности, магический мир, несколько лет спокойной жизни без всякой погони за хитрозадыми обманщиками — определенно надо соглашаться. Конечно, иметь во врагах почти неубиваемых высокомерных ублюдков не особо хотелось, но ничего не поделаешь, они наверняка пронюхают о жнеце, который начнет мочить их направо и налево, да и без подвоха с стороны Смерти точно не обойдется, но как-нибудь справлюсь, в конце концов, она сама заинтересована в моих услугах.

— Я готов. Что нужно делать?

Смерть оживилась, а на ее лице появилась довольная ухмылка.

— Подписать договор.

Словно по волшебству на уровне моего лица появились свиток и странное старинное перо.

— Это что, пергамент? — спросил удивленно, беря в руки плотную, исписанную мелким, корявым почерком бумагу.

— Читай.

— Так здесь ничего не понятно, какая-то абракадабра.

— Вглядись повнимательнее.

Присмотрелся и заметил, как до этого неизвестные мне буквы стали принимать вполне знакомые очертания.

Пробежался по тексту. Вроде все ясно. Поглядел еще раз. Новая жизнь в обмен на служение Смерти.

При такой формулировке поморщился. Становиться чьим-то слугой я не собирался. Загоняют в хвост и в гриву, повесят всех собак, а потом доказывай, что ты не верблюд.

Смерть прекрасно все поняла по моему выражению лица, а может и прочитала мысли.

— Считай, что я наняла тебя на работу.

Слова в тексте поменялись, и я, подхватив перо, поставил свою закорючку. Пергамент на секунду вспыхнул алыми красками, а затем потускнел.

Боль накатила настолько резко и сильно, что я согнулся пополам, падая на колени и хватая ртом воздух, пытаясь не отключиться.

— Что за фигня? — прохрипел еле слышно.

— Подтверждение нашей сделки.

— Я думал, что мертвым не бывает больно.

— Распространенное заблуждение. Твоя душа здесь, в отличии от тела, но она так же может испытывать страдания.

— Погоди, но ведь у меня есть тело, — произнес рассеянно, оглядывая себя.

Боль уже почти отступила, поэтому я опять мог довольно связно думать и говорить.

— Тебе кажется. Ты просто мысленно проецируешь на себя физическую оболочку, которую занимал в прошлой жизни. На самом деле, тут только твоя духовная сущность.

— Печалька, — проворчал в ответ.

— Не ной, будет тебе тело.

Уже хотел выпустить пергамент из рук, как заметил несколько строчек, проступивших внизу мелким шрифтом. Я мог бы поклясться, что их не было в тот момент, когда я читал договор.

— Что это?

— Небольшое дополнение.

— ДОПОЛНЕНИЕ? ДОПОЛНЕНИЕ? — взревел я от подобной наглости. — Здесь говорится, что наш договор нерасторжим, и я никогда не стану свободным, а если не выполню поставленных тобой условий, то навсегда потеряю свою душу.

— Ну, да, — меланхолично произнесла Смерть. — Чего ты так ерепенишься? Ничего же не изменилось. Или ты хотел получить новую жизнь и увильнуть от своих обязательств? Не выйдет. Можешь ошибаться, совершать промахи, но отказаться от выполнения заданий не имеешь права. Предашь меня, и твоя душа развоплотиться.

— Стерва, — процедил сквозь зубы. — Я не согласен...

— Оо-о, как мило. Давно со мной не разговаривали подобным образом. Это в какой-то степени веселит. На первый раз прощу, но больше не советую переходить грань дозволенного.

Я зло сверкнул глазами в сторону Смерти и чуть не поседел от страха. На мгновение красивое, аристократичное лицо женщины сменилось ужасающей маской, представляющей собой череп, обтянутый иссиня-бледной кожей с черными провалами вместо глаз, внутри которых клубилась первозданная тьма.

Спорить сразу перехотелось. Наверно только сейчас я осознал всю серьезность сложившейся ситуации, и реальность ударила меня пыльным мешком по голове, да так, что я едва устоял на ногах.

Смерть улыбнулась, заметив мое состояние, а меня от ее жуткой улыбки бросило в дрожь.

На что я, черт возьми, только что подписался?

Тетрадка, лежавшая на постаменте, засветилась, и Хозяйка загробной жизни быстро раскрыла страницы, всматриваясь в появившиеся в ней новые надписи.

— Оо-о, похоже нашелся подходящий кандидат для твоей души.

Смерть поднялась с трона и важно прошествовала в мою сторону. Еле сдержался, чтобы не отшатнуться назад.

В руке женщины оказался небольшой золотой браслет, который она быстро защелкнула на моем запястье.

— Это — экстренное средство связи. Призрачная коса тоже прилагается. Просто научись ее материализовывать.

— А как...? — только и успел произнести я, прежде чем указательный палец Смерти коснулся моего лба.

— Удачи тебе, Максим Соловьев. Постарайся не попасть ко мне раньше времени.

Перед глазами все закружилось, завертелось, а затем померкло. Казалось, словно я плыл в какой-то вязкой субстанции: то погружаясь в нее все глубже, то всплывая на поверхность. Каждый раз, когда моя многострадальная тушка оказывалась почти свободной от склизкой гадости, я испытывал такую сильную боль, что вновь падал обратно, не в состоянии найти от нее спасения.

Не знаю, сколько прошло времени, может несколько минут, а может целая вечность, но я словно сквозь вату услышал человеческие голоса: взволнованные, напряженные — они о чем-то громко спорили.

Глаза не хотели открываться, но я сделал над собой огромное усилие.

Веки дрогнули, и я на секунду зажмурился от яркого света, а затем начал разглядывать незнакомую обстановку, стараясь не привлекать к себе внимание. Голова гудела, в грудине жгло словно огнем, но боль была терпимой.