Мой снежный рай

Родители привыкли к решительному характеру дочери. С раннего детства она почти никогда не ревела, и только хмурилась, падая и набивая шишки, будь то дома, на лыжном склоне или в школе. Ей легко давалась учеба, особенно английский, экономика, естественные науки и физкультура. При этом ее младший брат Начо был полной ее противоположностью – он имел явную склонность к математике и побаивался всего нового и незнакомого. Похоже было, что Бланка унаследовала в основном гены отца, который всю жизнь преподавал английский и испанский в разных школах, городах и странах. В испаноязычных школах и колледжах он учил английскому, а в англоязычных – испанскому, успев к сорока пяти поработать по контрактам в Аргентине, Чили, Мексике, США и даже Испании. Не слишком много зарабатывая, он зато много повидал. Однако, женившись на скромной милой девушке, которая была родом из Патагонии, он после рождения Начо поддался на ее уговоры осесть в Эскеле, и не жалел об этом. Чудесная природа, ноль преступности, приветливые соседи – что еще нужно, чтобы спокойно воспитать хороших детей? Но он понимал, что дочка, пойдя в него самого характером, не усидит в деревне на краю мира, и был готов отпустить ее туда, куда она захочет.

– Ну хорошо, Бланка, у тебя последний семестр, надо хорошо его закончить.

– Помню, помню, мамочка, все будет отлично!

И Бланка убежала обратно в свою комнату.

10 сентября

― Боря, когда у тебя следующее интервью? ― жена начала допрос, едва войдя в дом и еще толком даже не раздевшись. На улице уже второй день подряд с перерывами накрапывал дождик, и, несмотря на то, что под открытым небом она провела максимум пять минут, пройдя сто метров от работы до парковки (они так толком и не привыкли к футам и дюймам за двадцать лет жизни в Америке), зонт ее был мокрым.

– Лен, ну нет пока интервью. Что мне, уборщиком идти?

Жена неодобрительно промолчала. Оказывается, можно молчать неодобрительно.

Борис отложил учебник по программированию. Нелегко изучать С++, когда тебе под полтинничек. А главное, неохота. Но что-то делать надо, он это понимал. И так он третий месяц сидит дома (читай: на шее у жены), не считая воскресных подработок в Биг Болдере инструктором. Но настоящий сезон начнется зимой, тогда он сможет там работать хотя бы несколько дней в неделю. Однако все равно это не «настоящая» работа, как у жены ― она была парикмахером, причем теперь уже со стажем и постоянной клиентурой, и зарабатывала вполне прилично. Последний из прочих планов Бориса был получить сертификат по программированию и устроиться софт-девелопером, но жена, похоже, считала этот план не менее утопичным, чем все предыдущие.

А что делать, если тебе фатально не везет? Поездил пару лет таксистом ― авария, уволили. Попробовал в продажах ― не пошло, то ли из-за акцента, то ли из-за чересчур напористого характера. Проработал водителем грузовика несколько лет ― опять авария! Он кочевал с работы на работу, но над ним как будто висела какая-то негативная карма. Единственной постоянной работой оказалась временная: инструктором в Биг Болдере (зимой лыжи, летом велосипед). Она же была и любимой. Но денег она приносила в семейный бюджет в три раза меньше, чем стрижка голов. А машина и дом откусывали изрядный ломоть этого бюджета ежемесячно. Блэксли – не самое дешевое место для жизни.

Жена, приняв душ и переодевшись, пошла готовить ужин. Боря захлопнул учебник, радуясь, что можно с полным правом про него забыть ради серьезного разговора.

– Лен! А может, ну его, это программирование?

– Хорошо, а что тогда? Что, есть варианты? ― Лена чистила картошку, отвернувшись, и видно было, что она с трудом сдерживает раздражение.

– А вот в Юте инструкторам платят в два раза больше, чем тут у нас на востоке, и вакансий полно.

– И что ты предлагаешь? Я не могу уехать, у меня здесь работа и клиенты.

– Да я понимаю… Ну давай может я поеду на сезон хотя бы, а потом видно будет?

Лена помолчала. Они не расставались больше чем на неделю в течение последних двадцати лет. Ей было сорок пять, но она знала, что ей вполне можно дать тридцать пять – ни намека на полноту, красивые волосы, ухоженные руки. Может быть, поэтому у нее и клиентов туча. Она и в СССР работала в парикмахерской, и ей нравилась ее работа, но уже больно много ее времени теперь эта работа пожирала. Хотелось тратить время на себя, пока еще не поздно.

– Ты знаешь, а может быть. По крайней мере, это реально.

И Боря удивился тому, насколько легко и быстро прошел этот разговор, вопреки его опасениям. Он был легок на подъем и не боялся приключений. Ему бы только удачи побольше!

***

Разговор с Соловьевым, состоявшийся в небольшом ресторанчике недалеко от министерства, прошел в целом удачно. Он не стал корчить из себя важную и неприступную птицу, спокойно и с легкой усмешкой воспринял прозрачные намеки на вознаграждение, и разговор перешел в конструктивное русло обсуждения технических вопросов – какие у нас преимущества, как прописать технические задания тендеров, чтобы не влезли конкуренты, какие планируются сроки и когда будут платежи. Моя сонливость, проникнувшись, очевидно, важностью момента, решила меня не беспокоить до конца разговора. Зато через пять минут после прощания у меня уже не было сил не то что встать, а просто подозвать официанта. Справившись все же в конце концов с этой тяжелой задачей, я получил свои пятьдесят грамм Хеннесси и через некоторое время уже был в состоянии дойти до машины и сесть за руль. В конце концов, если в других странах разрешается немножко промилле, значит это не опасно. И вообще, я неагрессивный водитель, на рожон не лезу и свой адреналин-раш ловлю другими способами.

Витька, выслушав доклад о беседе с Соловьевым, немного смягчился. Он уже не выглядел злым как собака, и отпустил меня с работы, что с его стороны было очень даже мило. Я решил, что стоит позвонить Алене. Мы давненько не виделись, а встречи с ней всегда действовали на меня благотворно и успокаивающе.

12 сентября

– Зак, я буду с вами предельно откровенен. Я прилетел вчера из Колорадо. Рыночная стоимость объекта, по оценкам аудиторов, около трехсот миллионов. Шеф сказал мне: десять процентов от экономии на сделке. Сэкономишь десять миллионов, миллион твой. Сэкономишь пятьдесят, пять твои.

Седой крепкий мужчина встал из-за огромного стола и подошел к большому панорамному окну, давая время собеседнику осмыслить сказанное. За окном был великолепный пейзаж – высокие, засыпанные снегом скалистые горы в складках, идущих под углом к горизонту, и синее небо с легкими пушистыми облачками. Мужчина постоял, наслаждаясь видом, и вернувшись, не стал снова разваливаться в кресле, а сел напротив собеседника, оказавшись с ним лицом к лицу.

– Мы с вами работаем вместе больше пяти лет, нам нет смысла ходить вокруг да около. Поэтому хочу сразу обозначить мое предложение: половина от этих десяти процентов ваша.

Еще одна пауза, заполненная постукиванием пальцев по столу.

– Вопросы?

Собеседник, коротко стриженный плотный господин лет сорока, откашлялся.

– Сэр, я понял вас. Я сделаю все, что смогу.

– Есть идеи?

– Конечно сэр, вы же давали мне задание. Есть не просто идея. Есть план.

– Ну что же, очень хорошо. Я хочу иметь только самое общее представление, подробности мне не нужны.

– Да сэр, понимаю. Если коротко, есть один человечек… который работает непосредственно с хозяином. Думаю, этот человек не откажется помочь, тем более, что от него будет требоваться совсем немного. Просто немного ошибиться в цифрах. Обычная техническая ошибка. Все мы люди, а не роботы. Человеческий фактор. Потом вступим мы.

– Окей, достаточно, только сориентируйте меня по срокам.

– Сэр, мы сможем начать работу, как только откроется сезон – в начале декабря. И, я думаю, сможем провести предварительные переговоры в феврале. Дальше предсказать пока сложно.