Призыв ведьмы. Часть 2

Он невольно поморщился.

— И я уже молил всех богов, каких только мог вспомнить, чтобы послали мне смерть, — вздохнул Рэтар. — Но пришла подмога. Прорвали окружение и раненых доставили в Йерот. В том бою погиб Рейнар. И в портал я попал митаром, а вышел фераном. Не просто фераном, а фераном Изарии, самого большого и богатого ферната Кармии.

И он ухмыльнулся, вспоминая, как гонял магов Тёрк, чтобы шевелились с лечением Рэтара.

— Надо ли говорить, что маги ринулись спасать меня, потому что понимали, чего им может стоить моя благодарность, — повёл бровью феран и посмотрел на Хэлу. — Лечение обычно проходит не сразу. Сначала нужно было меня вытащить с грани и очистить рану, потом затянуть её, потом уже убрать след за один или два раза. Мне, если честно, было как-то наплевать, что ли… я был безумно расстроен тем, что погиб Рейнар. В сущности он был не просто моим танаром, он был намного ближе мне, чем отец, а ещё он был моим другом.

Рэтар тяжело вздохнул.

— У меня тогда были отношения с одной леревой. Ты же знаешь кто это?

— Содержанки? — уточнила Хэла. — Они живут за счёт мужчин, которые их… ммм… посещают?

— Да, — кивнул в знак её правоты феран. — Но я её не содержал. Я был митаром, хотя мог позволить себе, конечно, но у неё было два ферана, а я… не знаю… мне казалось, что я был у неё для души…

Он усмехнулся.

— Я думал, что любил её. С ней было хорошо. Я не про близость, хотя это тоже, — и Хэла понимающе повела головой. — Она была умная, много читала, умела слышать. С ней можно было говорить на любые темы, не касающиеся войны, особенно. А это, знаешь, в моём положении было… удивительно.

И Рэтар пожал плечами, вспоминая то время.

— И мне оставалось только убрать шрам, но навалилось, столько всего случилось, что мне необходимо было с кем-то поговорить. Нужно было не знаю, — он попытался объяснить, скорее себе, чем Хэле. — Понимание, нет… Такое тепло, что ли, участие. Я не дождался конца лечения и пришёл к ней со шрамом, он был почти такой, как сейчас, ну может более свежий, что ли. И…

Рэтар нахмурился, вспоминая глаза девушки, когда она его увидела. Тот самый взгляд, к которому он позднее привыкнет, и он уже не будет задевать или трогать. Тот взгляд, которым так и не посмотрела Хэла.

— За то короткое время, которое я пробыл у неё, она смотрела куда угодно только не на меня, — проговорил Рэтар. — Она посмотрела мне в глаза всего дважды — когда встретила и когда проводила. Встретила с ужасом, а проводила с жалостью. И меня это задело. Я вернулся к магам и сказал, что убирать шрам не надо. Они что-то там ещё подлечили и я отправился домой. И получил по полной ужаса, отвращения, жалости… Но это была моя гордыня, моя заносчивость, моя спесь. Я оставил всё как есть.

— Как шрамы на спине? — нахмурились она, спрашивая о старых шрамах от плети на его спине.

— Да, — согласился он. — Да, Хэла, как шрамы на спине. Они напоминают мне о жестокости моего отца и о том, что я не хочу быть, как он.

— Ты с ней больше не говорил?

— Она написала письмо, в котором было много слов о том, как ей стыдно, что она так себя повела, что-то про чувства, — Рэтар хмыкнул. — Когда Тёрк его увидел, он усмехнулся, потому что написано оно было в тот день, когда меня официально объявили фераном Изарии.

— Это могло быть совпадение, — тихо заметила Хэла.

— Могло, — согласился феран. — Но в совпадения я не верю.

— Ты можешь убрать его в любой момент, — заметила она.

— Могу, — подтвердил он. — Просто я слишком упрям для этого.

— Мой папа был пожарным, — тихо проговорила ведьма. — Это люди, которые тушат пожары. И я всегда говорила о папе и его работе с гордостью. Когда я была маленькой, совсем маленькой, мне было года два, не больше, папа тушил пожар и обгорел. У него были ожоги на спине, руке, шее. Он всегда старался скрывать их, как мог, потому что не хотел смущать других людей.

Она грустно усмехнулась, а Рэтар замер, потому что она говорила о себе, и ему так отчаянно хотелось узнать о ней хоть что-то, хоть немного, потому что ничего не знал. Почти ничего не знал.

— Однажды, было лето, мне было наверное четыре или пять, и мы с ним гуляли в парке, на детской площадке, на нём была футболка, это одежда с коротким рукавом, — и Хэла улыбнулась так грустно, что ему захотелось обнять её сильнее, но с другой стороны боялся спугнуть. — В кой-то веки он надел футболку, потому что было очень жарко. Он сидел на лавочке и читал книгу, а я играла в песочнице с двумя другими девочками. Одна из них вдруг сказала, показав на папу, что он страшный и уродливый.

И ведьма нахмурилась, потом посмотрела на Рэтара:

— А я знаешь как взбесилась? Потому что у меня был красивый папа, — и она стала защищать своего отца, словно была сейчас в этот момент там, в том месте, о котором говорила. — Он был действительно красивым мужчиной, это я не потому что я его дочь, это я как женщина, говорю. А эта жуткая девчонка, — фыркнула ведьма, — с этими её бантами, китайским платьем красным, в белый горошек, и вышивкой на груди, сказала про него такое.

Искреннее и по-детски открытое возмущение Хэлы было почти осязаемым и таким прекрасным.

— Я взяла совок с песком и со словами “сама ты уродливая, а папа у меня лучше всех!” высыпала ей песок на голову.

Рэтар искренне рассмеялся. Кажется в этом была вся Хэла, потому что совершенно не сложно было представить маленькую обиженную девочку, которая мстит за злые несправедливые слова в адрес своего отца.

— Тебе смешно, а там такое началось, — она улыбнулась. — Подбежала мама этой девчонки и стала так сильно кричать, эта засранка стала реветь, все стали суетиться. Папа предложил помощь этой мамочке, но она на него тоже наорала и, он попросив прощения, просто утащил меня оттуда, — ведьма привычно повела плечом. — И я помню как он меня за руку тащил за собой через парк, а он был высоким, на полголовы ниже тебя, и я не успевала за ним, кажется даже не бежала, а прям летела, чтобы поспевать и не плюхнуться на асфальт.

Хэла смущённо потупила взгляд и снова грустно улыбнулась.

— Я рыдала, потому что чувствовала, что папа злиться на меня, а внутри меня было понимание, что я была права. А потом, уже при выходе из парка, папа остановился и присел передо мной на корточки. И я просила меня простить и всё терла глаза кулаками, руки были в песке, я делала только хуже, — прошептала ведьма. — А он обнял меня и сказал: “не плачь, птенчик, не плачь, всё хорошо”, и я посмотрела на него и знаешь, в его взгляде было что-то такое, не знаю, он был горд тем, что я сделала. Мне так показалось, просто не мог одобрить мой поступок.

Хэла уткнулась в грудь Рэтара, и хотя она улыбнулась, он был уверен, что в глазах у неё были слёзы. Он прижал её к себе — как бы ему хотелось, чтобы в её глазах не было больше печали. А ещё он слышал внутри голос, который говорил, что её можно потерять, что всё это мимолётно, что утро заберёт у него это спокойствие, это тепло…

Дыхание ведьмы стало ровным и глубоким, она заснула, и Рэтар выбрался из под неё, настолько аккуратно, насколько мог, чтобы не разбудить.

Глядя на неё, внутри всё сжималось и кажется никогда он не мог подумать, что внутри есть так много нежности, он искренне был уверен, что всё это давно уже вытравлено, уничтожено, выжжено. Но, боги, оно было. Даже этот его хищник внутри был переполнен этим неестественным для него чувством.

Рэтар нехотя оставил Хэлу, потянулся, надел на себя штаны, сапоги и рубаху. Выйдя в рабочую комнату, он выглянул в коридор, в котором стоял Брок. Было время поздней темени.

— Тёрк вернулся? — спросил Рэтар у юноши, после того, как тот поклонился.

— Да, достопочтенный феран, — кивнул он. — Позвать?

— Да, ещё Роара, Элгора и Шерга.

— Они наверное спят, — заметил Брок.

— Мне плевать, — с этими словами феран закрыл дверь.

Глава 4

Первым пришёл Тёрк. Он нахмурился ещё в дверях:

— Только не говори, что она умерла, — давно Рэтар не видел у брата такого взгляда.