Страница 10 из 12
– А какие отношения у них были? Элеонора вам что-то рассказывала?
– Мы созванивались дважды в неделю. У нее плотный график, и она очень уставала, поэтому я старалась не лезть. Мне достаточно было услышать ее голос, чтобы понять по тону, что все у моей девочки хорошо. Я старалась не приставать к ней с лишними расспросами, что сама расскажет, то и хорошо. Знаете, она очень любит море, природу – поэтому я чаще старалась рассказать, какие необычные деревья видела, трели каких птиц слышала поутру, видела ли дельфинов далеко–далеко в море или присылала ей фотографии причудливых камней, что нашла на пляже. Я старалась своими разговорами не утомить, а поддержать и наполнить ее. Когда у нее была свободная минутка, она сама мне звонила. Я старалась ее не отвлекать. Поэтому про Женю мне было известно только то, что это один из самых успешных артистов балета. Норе он нравился, он предложил сначала встречаться, а затем и съехаться. Я в глубине души была так счастлива, она у меня всегда держалась обособленно всегда, все мысли только о балете. В Москве за столько лет так никто и не пришелся ей по сердцу. Поэтому я с надеждой смотрела на их союз с Женей, тем более здесь, в Перми.
– Накануне ее исчезновения она вам не звонила?
– Нет, она не звонила уже дней пять. Я терпеливо ждала ее звонка. Тем более думала, что через пару недель уже буду в дома, и мы будем видеться.
– Она жила с вами в этой квартире?
– Нет. Она как вернулась из Москвы, сняла квартиру в центре, потом съехалась с Женей.
– Почему она вернулась в Пермь? Она не рассказывала?
– Я не доспрашивала ее. Я была счастлива ее возвращению. Раньше мы виделись раз, порой два раза в год. Она приезжала в отпуск на пару дней и иногда приглашала меня в Москву на премьеры спектаклей. Это сейчас я все думаю и думаю, что ее могло заставить отказаться от своей мечты. Она мечтала о Большом театре с пяти лет. Сколько я ей ни говорила, что она может быть успешной и тут, у нас в Перми, она грезила Москвой. Я теперь часто корю себя за свою глупость, нужно было звонить чаще самой, знать досконально, что происходит в жизни моей девочки.
Татьяна Ивановна замолчала, и на ее глазах выступили слезы. Я посмотрела на стопку альбомов, и она раскрыла один из них передо мной. С черно–белых снимков на меня смотрело серьезное детское лицо.
– Элеонора была целеустремленным ребенком. Какая она всегда была худенькая, глазенки большие, – сказала Татьяна Ивановна, погладив нежно рукой фотографию. – Знаете, я растила ее без мужа. Он погиб при исполнении, сотрудником полиции работал. Его родители нам помогали, как могли, но стариковские пенсии были скромными. Норочка с трех лет грезила балетом. Мой муж ее очень любил и говорил мне – это наша с тобой любовь в такой красивый цветочек выросла. Ты, говорит, лелей ее и пусть будет такой, как ее светлой душеньке угодно, помогай ее во всем. Поэтому в три года мы начали ходить на занятия. Я смотрела на все эти адские растяжки и думала, вот еще один поход, и она скажет: «Не хочу». Я мечтала об этом, мне было так жаль ее, она приходила с тренировок, падала на кровать и часто так и засыпала, даже не поужинав. Но моя крошка упорно работала и повторяла все ежедневно дома. Когда ей исполнилось четыре, ее папапогиб, и я поддерживала наш цветочек, как он и наставлял. Дед с бабкой были уже на пенсии, но еще имели небольшое влияние в исследовательском институте, где проработали всю жизнь. А когда там стали раздавать земли на реке Чусовой, выхлопотали один участок в шесть соток. Мы построили маленькую скромную дачу на их пенсию и мою скромную зарплату. Я так гордилась, что теперь моя девочка вместо душной квартиры и грязного двора будет летом гулять по лесу и купаться в речке! Мы проводили на даче все лето. Участки раздали всем институтским – я себя чувствовала, как в центральной библиотеке, все были жутко умные, разговаривали шепотом и на очень серьезные темы. Но Элеонора была просто счастлива, у нее был лес, речка, ягоды и друзья.
Татьяна Ивановна перелистывала смешные детские фото. Элеонора с лейкой поливает помидоры. Тут они набрали большую корзину грибов. Тут она в купальнике стоит на фоне реки Чусовой по щиколотку в воде. Татьяна Ивановна продолжила:
– В первый класс мы поступили в школу–интернат при академии балета, конкурс был большой. На первое собрание нас пригласили вместе с детьми и сказали, что это лучший интернат в приволжском округе, поэтому если ребенок будет показывать низкие результаты, то его отчислят и он продолжит обучение в обычной школе. Норочка очень внимательно все выслушала и сказала: «Мамочка, я все сделаю как надо». Они жили там с понедельника по пятницу, а в пятницу после четырех часов я забирала ее домой. Я привозила домой маленькое, почти бездыханное тельце, которое спало до обеда субботы. Затем моя худенькая и бледная крошечка прижимала меня к себе и рассказывала, как у нее все получается и с гордостью показывала оценки в своих дневничках по учебе и по балету, как она их называла. Всю неделю я пыталась жить очень экономно, но каждые выходные мы ходили с ней на балет, в кино или театр, либо в детские магазины. Мне хотелось, чтобы она не чувствовала себя ущемленной, что другие девочки живут в полных семьях с хорошим достатком. У нее не было подруг в интернате. Только одна подружка с дачи, Анюта Резова. Да с мальчишками она иногда бегала на речку. Одного Коля звали, теперь фамилию и не вспомню. А второго вообще не помню как звали, такой интеллигентный мальчик был. У него мама очень красиво на скрипке играла. Мы потом дачу продали, и теперь я даже ничего о них и не знаю. Норочка всегда была одиночкой, ее интересовал только балет. Насколько я знаю, только с Анютой она поддерживала отношения. Постепенно моя девочка менялась, и я уже не стала соответствовать ее уровню развития. У меня было ощущение, когда мы вместе смотрим балет, что я сижу с балетным критиком, половину ее фраз и суждений я не понимала, они стали для меня просто недоступными. Потом она уехала поступать в Москву, я сразу продала дачу и в один из ее приездов отдала ей все деньги с этого. Она не хотела брать, но мы серьезно проговорили полночи. Я помню этот разговор как сейчас. Я рассказала ей о словах папы «растить и поддерживать цветочек нашей любви», о том, как бабушка и дедушка гордились нашей любимой дачей, что они смогли создать для внученьки. Я вспоминала ее, трехлетнюю кнопку в пуантах, усердно тянувшую ножку, и ее, бледную худую девочку двенадцати лет, ежедневно оттачивающую элементы. Мне хотелось, чтобы у нее в Москве были все условия для воплощения мечты. Я понимала, что большой город – большие соблазны, но моя Нора всегда была умна и целеустремлена. Я спокойно отпустила ее учиться, взяв с нее только одно обещание: какая бы страшная вещь ни случилась – она сразу мне сообщит, я всегда готова ее принять в любом состоянии, двери моего дома всегда открыты для нее. Так она уехала в Москву с моим благословением, я же осталась в Перми и молилась за свою кровиночку каждый вечер.
Татьяна Ивановна замолчала и продолжала листать альбом, разглядывая черно–белые снимки.
– Я так скучаю по ней. Ума не приложу, что могло случиться. Уже вся извелась, молюсь каждый день. Столько времени прошло и никаких вестей от нее, – и слезы опять выступили на глазах Татьяны Ивановны крупными каплями. Она подняла глаза от фотоснимков и спросила: – А кто оплачивает ваши услуги?
– Ирина Стрижак наняла меня. Они с Элеонорой занимались подготовкой фотовыставки в театре. И общались довольно продолжительное время.
– Норочка ничего не говорила об этом. Только раз упомянула, что начала снова заниматься фотографией и ходила на прогулку с одной знакомой, которая давала ей советы по съемке. Как мало я знаю о дочери. Знаете, я сама уже начала искать частного детектива, недавно узнавала расценки на их услуги. Я кое-что накопила. Действия полиции и поискового отряда не приносят результата, оно и понятно, у них так много дел, а время все идет и идет. В отделении мне сказали, что дело. Возможно, «глухарь». Слово-то какое! Глухарь! – Татьяна Ивановна положила альбом на стол и, посмотрев мне пристально в глаза, продолжила. – Если вам будет не хватать средств для поиска, прошу вас, сразу сообщите мне! Я сейчас готова вам заплатить. Скажите, сколько стоят ваши услуги? Я не могу больше находиться в этом вакууме. Мне нужна хоть какая-то ясность, что с моей девочкой.