Страница 22 из 26
– Как думаешь, девчонка завтра придёт?
– Мне всё равно.
– А не боишься, что после таких эскапад она может подать на тебя в суд? Пальцы ты ей сильно отшиб. Я видел сегодня.
– Не подаст, – раздалось ленивое хмыканье, а потом Ланг равнодушно добавил: – Эта нет. И, если не дура, то уже пакует чемоданы, чтобы и дальше лить слёзы на могилке Хэмилтона.
– Ну, судя по бумагам на твоём столе, она подписала контракт, – ехидно заметил Дюссо. – Видел, когда занёс тебе снимки.
– Значит, всё-таки дура, – послышался разочарованный выдох, а следом намеренно громкое клацанье по экрану телефона.
– Смотрю, она тебя совсем не впечатлила.
– А тебя чересчур.
Кажется, разговор окончательно достал доктора Ланга, потому что он устало потёр глаза и нахмурился, вчитываясь в какое-то сообщение или письмо. В общем, в нечто такое, что могло бы избавить от дальнейших обсуждений. Однако…
– Ну, я бы так не сказал, но, возможно, ты прав… – Дюссо посмотрел на главу отделения, который явно уже не слушал. Теперь Ланг что-то быстро печатал, пока его коллега терпеливо ждал ответа. – Она тебе не нужна?
– Кто? – машинально отозвался глава отделения.
– Девчонка. Если нет, тогда ты не будешь против…
Похоже, Дюссо что-то изобразил, но последовал очередной раздражённый вздох, и пришлось замолчать. Слава богу! Рене нервно облизнула пересохшие губы. Однако в благословенной тишине им удалось проехать лишь пару этажей. Так что, когда Рене уже понадеялась на окончание этой неловкой беседы, со стороны замолчавших было мужчин донеслось новое:
– Но если нет, можем поделить…
– Господи! – процедил Ланг. – Ты можешь уже заткнуться? Я выразился достаточно ясно – мне плевать на Роше и…
Он явно собирался добавить что-то ещё, но вдруг тряхнул головой и запустил руку в волосы, словно у него внезапно заныли виски. Ну а потом кабину дёрнуло, двери лифта наконец-то открылись, и толпа радостно хлынула в общий холл первого этажа. Только Дюссо немного замешкался, пропуская сегвей, потому Рене услышала:
– Мисс Ромашка, вы проданы, – хохотнул он себе под нос и вышел следом за выкатившимся прочь Лангом.
Рене же осталась стоять в лифте, куда снова набивались люди. Она спохватилась в самый последний момент, когда кто-то уже потянулся к кнопке закрытия дверей. С извинениями растолкав недовольных пассажиров, Рене успела вывалиться в коридор, прежде чем за спиной захлопнулись створки. И это было ужасно. Всё было ужасно! Доктор Ланг не опроверг слова Дюссо о пальцах, правда, и не подтвердил. А это значит… значит… Что-то же это должно значить! Боже… Рене в замешательстве сжала папку сильнее и немедленно охнула от боли.
Взглянув на наливавшиеся синяками и чуть припухшие фаланги, где красовались неприятные ссадины, она поджала губы. Нет, скорее всего, он просто не стал спорить с другом. Ланг устал, у него, очевидно, разболелась голова. Да и разве может хоть один связанный клятвой врач намеренно пойти на такую жестокость? Нет! Рене упрямо нахмурилась и быстрее зашагала к выходу из больницы. Никто из них не сделает больно нарочно. Не унизит. Не предаст человеческое доверие. Потому что, зачем вообще становиться врачом, если внутри нет сострадания? Так что прочь любые подозрения от Энтони Ланга! Ни в коем случае нельзя сомневаться в человеке, пока он не докажет обратное. К тому же, шрам никогда раньше её не обманывал.
Рене раздражённо передёрнула плечами, а затем инстинктивно провела пальцами по тонкой полосе, что пересекала левую щёку и уходила дальше за ворот платья. Она слышала много обидных шуток в свой адрес, и эта не сказать, что её впечатлила. Но доктор Дюссо совершенно точно скрывал в себе нечто такое, отчего по спине пробегал холодок. В голову тут же лезли похороненные много лет назад воспоминания. Казалось, Рене успешно превратила их в новые цели ещё лет десять назад, но один липкий взгляд пробудил их опять. И что с этим делать, она не знала. Шрам никогда не врал. Так, значит ли это, что она может смело доверять Энтони Лангу, но должна бежать прочь от Дюссо? Хотя, куда деться из одного отделения? Бред… Рене хмыкнула, а потом с каким-то яростным облегчением принялась расцарапывать горевший на шее рубец.
На то, чтобы отстирать с плаща смазанные следы крови, ушёл целый вечер. Остальное же время Рене потратила на судорожное чтение протоколов будущих операций и борьбу со справочниками, которых неожиданно оказалось слишком много. Да, у неё было время на подготовку, но чудовищно мало, если раньше ты вскрывал мозги и спины, а не кишки или желчные пузыри. Вряд ли, конечно, будет сильно сложнее, но непривычнее точно. А уж волнительнее и подавно. Рене придётся прыгать выше головы самого доктора Ланга, потому что нечто менее гениальное его вряд ли устроит.
Так что в состоянии некого транса Рене сидела на продавленном диване, куталась в подаренный на прощание друзьями из нейрохирургии плед и шептала классификации ран, пока вчитывалась в предоперационные эпикризы. С закрытыми глазами она мысленно проходила через каждый этап предстоящих манипуляций, просчитывала возможные осложнения, а потом судорожно сверялась по справочникам топографической анатомии. Уже привычно и монотонно ныли отдавленные дверью пальцы, едва заметно на подоконнике колыхала листьями гербера, и Рене не заметила, как между доступом к двенадцатиперстной кишке и остановкой кровотечения провалилась в сон.
Ну а утро… утро началось со знакомого:
– Tu m'as promis… et je t'ai cru… 19
Голос In-Grid ворвался в дом, и Рене скатилась с дивана. Оступаясь и поскальзываясь на холодном полу, она пыталась выпутаться из пледа, но лишь придавила коленом поврежденную руку и взвыла от боли.
– Ах, ты ж… Зараза!
Tu es foutu-tu-tu-tu-tu-tu…
Tu es foutu-tu-tu-tu-tu-tu…
Старый динамик всё хрипло ехидничал, пока Рене пыталась оценить нанесённый ущерб. Основной отёк спал, но содранная кожа ещё влажно поблескивала в свете так и оставшейся включённой с вечера лампы. Хоть и болезненно, пальцы всё же сгибались, но не было ни привычной лёгкости, ни точности, а уж о том, чтобы оперировать в полную силу, можно и не мечтать. Чёрт! Вот же… чёрт. Рене медленно выдохнула, а потом перевела взгляд на разбросанные по полу и дивану учебники.
«Tu m'as promis! Tu m'as promis! Tu m'as promis!» – зачастил приёмник, чем вывел из состояния близкого к ступору. Подхватив злополучный плед, Рене поднялась и доковыляла до радио. Но, прежде чем выключить его, ещё раз размяла пальцы, помассировала чуть опухшие костяшки и машинально поморщилась от неприятных ощущений.
Tu es foutu-tu-tu-tu-tu-tu…
Tu es foutu-tu-tu-tu-tu-tu… 20
– последний раз пробубнила In-Grid, а потом щёлкнула кнопка выключения.
Крошечные часы, которые пока сиротливо стояли на довольно пошарпанном комоде и куда Рене бросила полусонный взгляд, бездушно сообщили, что она опаздывает. Причём, настолько, что придётся срочно учиться летать. Потому, коротко вскрикнув, Рене бросилась к неубранным накануне вещам, оттуда в ванную, и ей было совершенно плевать, что сейчас половина четвёртого утра. За открытыми жалюзи нервно мигал одинокий фонарь, с расположенных рядом трасс доносился гул проезжавших машин, а с первого этажа прилетел вопль:
– Эй, слышь! Ты там не охренела? – По воздуховоду разнёсся гневный стук.
– Простите. Мне очень жаль, – пробормотала Рене, даже не подумав, что её не услышат, и заскочила в душ.
Спустя рекордные десять минут, всё ещё с влажными кончиками заплетённых в косы волос она уже торопливо спускалась по лестнице и одновременно пыталась застегнуть невысохший до конца плащ. Похоже, система отопления в этом доме оказалась столь же убога, как лестница, ремонт и гостеприимность хозяина.
19
Ты обещал… а я поверила… (фр.)
20
In-Grid – “Tu es foutu” («Ты мерзавец»)