Страница 11 из 26
Рене покачала головой.
– Я стараюсь не судить людей. Люди ругаются, люди мирятся. Такое происходит ежедневно…
– Но не всегда от этого кто-нибудь умирает, – резонно заметила миссис Энгтан.
– Да.
– Так всё же, что думаете именно вы? Говорят, вы талантливый врач.
Рене дёргано улыбнулась. Вот и всё… Ловушка была для неё.
– Я не могу дать вам нужный ответ, миссис Энгтан, потому что являлась предметом того самого спора.
– Поясните.
– Профессор Хэмилтон хотел отправить меня в Монреаль на стажировку. Чтобы заручиться согласием больницы, он организовал конференцию и… демонстрационную операцию. К сожалению, мне не удалось произвести достаточный эффект на нужного человека, о чём тот сообщил моему наставнику в весьма грубой форме.
Услышав последнее, Энгтан скептически хмыкнула и подняла тонкую светлую бровь.
– Любопытно. И как же звали этого привереду? Специалистов уровня моего брата считаное количество… – Однако, заметив виноватое выражение на лице Рене, прервалась, а затем досадливо цокнула. – Хотя бы, как он выглядел. Что, тоже нет?
– Высокий, темноволосый. Если честно, – Рене смущённо отвела взгляд, – его машина запомнилась нам куда больше.
Повисла короткая пауза, во время которой миссис Энгтан даже перестала вертеть в пальцах стаканчик с остывшим кофе, а затем вкрадчиво переспросила.
– Машина?
– Да. Такие всегда привлекают внимание, даже если в них ничего не понимаешь. К тому же её появление вышло слишком уж громким для нашего тихого городка. Разумеется, это вызвало у всех повышенное любопытство. Здесь, в Квебек-сити, таких и не сыскать… – пробормотала Рене, а потом задумчиво добавила. – Да и некуда на них ездить.
– Вот как. Значит, скандальный специалист – любитель громкой музыки, – словно обращаясь к самой себе, сказала Энгтан. И вновь тёмно-вишнёвые губы чуть жутковато растянулись.
– Я не говорила, но вы угадали. У нас даже стёкла дрожали.
– Вот как… – снова задумчиво произнесла женщина, а потом откинулась на спинку пластикового стула и поднесла к лицу руку.
Она осторожно провела по подбородку кончиками пальцев, потёрла переносицу, и Рене могла ошибаться, но, похоже, это была попытка скрыть выражение откровенного самодовольства. Неожиданно Лиллиан Энгтан вскинула взгляд и уставилась прямо в глаза не ожидавшей такого Рене, прежде чем откровенно фальшиво улыбнулась.
– Последний вопрос, мисс Роше, и я вас отпущу.
– Je vous écoute11, – тихо проговорила Рене, от внезапности сбиваясь на привычный французский.
– К кому именно на стажировку собирался отправить вас Чарльз?
Взгляд миссис Энгтан был неимоверно тяжёлым. Столь же плотным, как отсыревшая земля; как намокший под дождем плащ; как… Господи! Рене отчего-то нервно сглотнула, прежде чем произнести враз пересохшими губами шесть слов.
– К Колину Энгтану. К вашему сыну.
Рене сидела за столом в ординаторской и машинально раскачивала без того расшатанный стул. Вперёд-назад. Вперёд-назад. Её взгляд бездумно следил, как мерцал на экране портал для резидентов. Голубыми конвертами там светились пятнадцать заявок в больницы провинции, и по прошлому опыту Рене уже знала, что впереди её ждали изматывающие недели бесконечных интервью. На них тщательнейшим образом проверят её теоретические знания, зачитают CV и едва ли не по буквам разберут скопившиеся за десять лет публикации в научных журналах. А после всего останется только ждать и надеяться, что её не сошлют куда-нибудь на отшиб Тадуссака. Несмотря на полученный вид на жительство, Рене была чужой для этой страны. Она вздохнула и снова качнулась на стуле.
Спустя несколько дней после похорон, отделение нейрохирургии жило в привычном темпе, не в силах хотя бы на минутку остановиться и отдышаться. Кто-то куда-то спешил, кто-то что-то зубрил или же с криками обсуждал, наставники ругались на резидентов, резиденты спорили между собой – кто виноват и что стоило делать. Из динамиков то и дело доносилось привычное информирование про «код синий» где-нибудь в неотложке, после чего сразу слышался топот. Крутанувшись в кресле, Рене замерла и упёрлась взглядом в светло-зелёный костюм операционной сестры.
– Разговор может подождать до конца обеда? – вяло спросила Рене и кивнула в сторону почти нетронутого контейнера с едой, пока сама накручивала на палец прядь белокурых волос.
– Ты всё равно не ешь, – пожала плечами Энн.
– Жду, пока выветрится аромат твоих тюрингских колбасок.
– Вообще-то, франкфуртских! – возмутилась медсестра, а затем принюхалась и скривилась. – Фу! Что за дрянь?
– Цветная капуста с приправой из франкфуртских колбасок недельной давности, – всё так же равнодушно откликнулась Рене, но медсестра не слушала.
– Ты бы хоть кленовым сиропом её полила. Иначе же невозможно! Кошмарная гадость. – Она скривилась, вызвав ответный длинный вздох. Кажется, ждать до конца положенного обеденного перерыва Энни не собиралась.
– Что ты хотела?
Рене выпрямилась и наконец посмотрела на недовольно хмурившуюся рыжеволосую подругу. Та бросила последний скептический взгляд в сторону ни в чём неповинной еды, а затем демонстративно шлёпнула по столу объёмной папкой.
– Из университета прислали документы на подпись. Как я поняла, твоя резидентура в нашей больнице закончилась.
– Документы? – Рене непонимающе уставилась на внушительную стопку листов. – В смысле? Ещё не было ни одного интервью или хотя бы приглашения. Да и программа молчит.
Она махнула рукой в сторону по-прежнему равнодушно мелькавших голубых конвертов. Система подбора новой больницы начиналась только после всех собеседований, месяца эдак через два.
– Было или нет, молчит она или блажит, им из твоего университета виднее. Конверт прислали с курьером пятнадцать минут назад, так что, похоже, тебя куда-то срочно переводят.
Энн развела руками и присела рядом на краешек стола. Ну а Рене потянулась за первым листком, где обнаружила информационное письмо, обязывающее явиться к директору резидентуры Квебека. Ого!
– Странно, – задумчиво пробормотала она, а сама провела кончиком пальца по тиснённой золотом эмблеме кафедры медицины. – Тебе так не кажется?
Медсестра задумчиво почесала нос и поправила привычные хвостики.
– Ничего не происходит просто так, – наставительно начала она, а затем важно скрестила на груди руки. – И в такой поспешности с резидентурой я чувствую подкрадывающуюся удачу. Думаю, Роше, ты вытянула джокер.
– В прошлый раз твоё чутьё подвело, – тихо пробормотала Рене, посмотрев на свои «вишенки». Энн проследила за её взглядом и вздохнула.
– Чья-то аура оказалась сильнее твоего врачебного дара спасения, – так же негромко ответила медсестра, и обе они знали, кем был этот «кто-то». – Но для того ты и учишься, чтобы однажды его победить.
Рене посмотрела в голубые и чистые глаза Энни, а потом рассмеялась и покачала головой.
– Боже, не верю, что веду разговоры о потусторонних силах.
– Не надо, – отрезала подруга, и улыбка на лице Рене превратилась в вымученную. – Интуиция меня никогда не подводит. Профессор Хэмилтон умер, когда твоя смена закончилась, а значит, «вишенки» справились. Так что, поверь, тебя ждёт нечто грандиозное.
Ничего на это не ответив, Рене поднялась и захлопнула крышку контейнера. В глазах предательски защипало, но она спокойно убрала еду в холодильник и вернулась, чтобы сложить бумаги. Продолжать дискуссию на тему третьих сил, которые то и дело мерещились Энн, не было настроения. Однако стоило Рене схватить злополучную папку, как плеча осторожно коснулись.
– Нам тоже его не хватает, – прошептала Энни. – Как будет не хватать и тебя. Иди, Солнышко. Пришло время взойти в новом месте.
Рене порывисто обняла подругу и молча направилась прочь, возможно, в последний раз дарить заботу своим пациентам.
11
Я вас слушаю (фр.)