Дракон на границе

Они с червем сошлись на довольно ровном участке поля, не загроможденном доспехами и телами убитых.

Джим, несмотря на хорошую реакцию и репутацию отличного волейболиста в двадцатом веке, полагался больше на ум, чем на мускулы. В данной ситуации он видел только одну надежду.

Червь двигался медленно, то есть все его тело перемещалось довольно медленно. Если скорость, с которой он теперь полз, близка к максимальной – а червь у Презренной Башни передвигался явно не быстрее, – то Джима появлялся шанс. Он отвернул Оглоеда в сторону и поскакал вокруг твари.

Оглоеду червь при ближайшем рассмотрении совсем не понравился, так что конь был, по-видимому, вполне доволен таким оборотом. Червь разворачивался к ним; нo Джим все увеличивал скорость, переведя Оглоеда с рыси на легкий галоп, и наконец поскакал вокруг чудовища во весь опор. К тому моменту червь, прекратив всякое движение вперед, совершил несколько оборотов месте.

Но, как и ожидал Джим, он мог кружить вокруг твари быстpee, чем та успевала вертеться. Оглоед скакал галопом, и червь пытался держаться головой к нему, но начал отставать. В конце концов Джим и Оглоед оказались в удобном положении – немного позади головы червя и под прямым углом к его туловищу.

– Давай, Оглоед! – громко крикнул Джим. Он поднял поводья и копье и во второй раз за все время своего знакомства с Оглоедом вонзил ему в бока острые шипы шпор.

Конь подскочил от внезапной боли и ринулся прямо на червя. Джим крепко прижал к себе толстый конец копья, сосредоточился и вознес молитву.

Ему всегда казалось необычайно трудным направлять конец десятифутового копья, сидя на скачущем галопом коне, когда каждое движение заставляет конец копья качаться вверх-вниз и из стороны в сторону, подобно звукоснимателю на краю вращающейся пластинки.

Джим старался держать наконечник копья пониже – пусть он лучше уткнется в землю, чем скользнет над спиной чудовища.

Все заняло лишь несколько мгновений. Почти мигом Оглоед оказался возле червя, и коню ничего не оставалось, как перескочить через туловище твари, сделав предварительно еще два скачка. Джим нацелился копьем в самую середину задней части тела чудовища.

В следующую секунду он нанес удар, и копье вонзилось.

Потом Оглоед перелетел через червя, и Джиму пришлось отпустить копье, поскольку иначе он просто вылетел бы из седла.

Оказавшись с другой стороны от червя, Джим с трудом удержал испуганного коня. Справившись с Оглоедом и повернув назад, он увидел, что чудовище сломало древко и крутится на месте, отчаянно пытаясь дотянуться до наконечника и поймать его пастью. Обломок копья, вонзившегося в чудовище, торчал из его бока.

Джим с ликованием подумал, что ему, похоже, удалось повредить какие-то жизненно важные органы твари. По крайней мере, она уж наверняка истечет кровью, что даст Джиму несомненное преимущество.

Однако самое сложное было еще впереди. Червь был ранен копьем, но ранение, судя по всему, не мешало ему сражаться.

Джим натянул поводья футах в тридцати от чудовища. Когда Оглоед остановился, Джим соскочил на землю, держа в руке щит.

Он выхватил меч из ножен и плашмя шлепнул им Оглоеда, чтобы отогнать его подальше. Потом побежал, направляясь под углом к туловищу червя и стараясь приблизиться сзади к тому месту, где торчал обломок копья. Джим бежал, высоко подняв меч, и лезвие сверкало на солнце, как наконечники копий маленьких людей.

Глава 34

Джим бежал изо всех сил. Если бы ему удалось с помощью меча расширить рану, нанесенную копьем… Он подбежал к червю, который уже перестал крутиться, и пронзил мечом его коричневую крапчатую шкуру. Благодаря скорости, которую развил Джим, удар получился довольно сильным. Меч погрузился всего в нескольких дюймах от обломка копья на добрую треть длины клинка.

Джим попытался всадить его поглубже, но внезапно получил такой удар, словно его саданули чугунной стенобитной бабой.

Удар был нанесен, несомненно, передней частью туловища червя и пришелся в щит; Джима буквально прибило к крапчатому боку чудовища. Левый наплечник и левый наколенник предохранили Джима от серьезного ранения, однако верхний край металлического щита так врезался ему в щеку, что хлынула кровь.

Ощущая во рту ее привкус, Джим принялся тыкать мечом в бок чудовища, стараясь углубить и расширить рану. Конец меча проник теперь глубже, главным образом благодаря удару передней части туловища твари, который передался рукоятке меча. Но отчасти это явилось и результатом усилий Джима.

Червь снова ударил его.

Джим продолжал свое дело.

Он знал, что похожий на присоску рот бьется в его щит, пытаясь дотянуться до него самого.

Последовал еще один мощный удар. И еще. Сосредоточившись на своей работе, Джим вытягивал меч и снова всаживал его в рану – все глубже и под углом, стремясь достать до копья. Все это время у Джима перед глазами стоял образ ужасной пасти, усеянной мелкими зубами. И все же отверстие, которое он проделал мечом, сближалось с торчащим в шкуре чудовища обломком копья.

Наконец клинок наткнулся на что-то твердое, – видно, достиг древка. Вновь и вновь всаживая свой меч в тело монстра, Джим старался, чтобы конец меча вдоль древка копья проник к лежащим глубоко под кожей жизненно важным органам. А червь обрушил на него еще один удар. И еще. В голове у Джима все перемешалось.

Он уже не знал, зачем совершает эти однообразные движения. Он знал только, что так надо.

И он продолжал свое дело, а чудовище продолжало обрушивать на него удар за ударом. Шлем Джима съехал на глаза, и он даже не видел, что делает, но продолжал орудовать мечом наугад. Во всем мире не осталось ничего, кроме пота, стремления куда-то прорубиться и ударов невероятной силы. Это длилось и длилось без конца.

Страшные удары оставляли вмятины на щите, и вскоре он настолько изменил свою форму, что вплотную прижался к латам и кольчуге. Джиму казалось, будто на нем больше нет доспехов, и он ощущал каждый удар всем телом.

Удары казались все более и более мощными. Это было совершенно невероятно, но силы червя не истощались, несмотря на тяжелые ранения, нанесенные ему сначала копьем, а потом мечом, который теперь погружался в тело твари на три четверти длины. Очевидно, он давно пробил шкуру и его конец пронзал жизненно важные органы. Между тем удары чудовища представляли все большую опасность для Джима. После одного из них Джим почувствовал, что его ребра долго не выдержат.

Следующий удар окончательно сокрушил ребра Джима. Он почувствовал, что задыхается: наверное, обломки ребер пронзили легкое, оно отказало и уже не снабжало организм кислородом. Удары следовали один за другим.

Червь убивал его. Он убивал червя. Вопрос лишь в том, кто умрет первым.

Меч погружался в тело твари почти по рукоять.

Джим уже не сознавал, что делает. Он оглох, онемел, ослеп и словно оказался на наковальне безумного гиганта-кузнеца. В нем жило теперь лишь одно упорное стремление – цель он уже забыл – как можно глубже всадить свой меч. Он рубил, рубил, рубил…

И наконец что-то внезапно остановило Джима. Кто-то разжимал его стиснутые пальцы, которые словно приросли к рукояти меча. Удары чудовищного молота отчего-то прекратились, и Джим почувствовал облегчение и благодарность.

Он по-прежнему ничего не видел и находился в полуобморочном состоянии. Он смутно осознавал, что его приподняли и понесли. Джим тихонько всплакнул в темноте шлема, потому что ему-таки не дали закончить начатого им дела.

Наконец шлем развернулся, а забрало поднялось. Джим увидел над собой лицо Каролинуса: маг сидел рядом с ним, лежащим на земле. Где-то вдалеке неясно виднелись лица Дэффида, Геррака и одного из его сыновей. Каролинус склонился над Джимом и поднес к его губам синий стакан.

Джим хотел поднять руки и отвести стакан, но оказалось, что руки весят много тонн. Джим не мог пошевелить ими. Он почувствовал, как край стакана прижался к его губам и жидкость потекла прямо ему в рот. Едва распробовав ее, Джим ощутил нечеловеческую жажду. Он принялся жадно глотать эту жидкость, в то время как Каролинус осторожно наклонял стакан.