Безликий (ЛП)

— И кем была я? — потребовала Мона. — Запасным вариантом?

Дрейк пожал плечами. Когда-то он считал Мону достаточно красивой. И его самолюбие успокаивало осознание того, что она любит его до такой степени, что стерпит любое оскорбление или предательство. Кто бы мог подумать, что ее пылкое обожание окажется настолько назойливым?

— Ты была удобна.

Мона задохнулась, ее лицо покраснело до странного пурпурного оттенка. Но это не от боли. Или предательства. Впервые за время их брака она пришла в ярость.

— Я следила за тобой.

— Что?

— Тот последний вечер, который ты провел с Лорел, — сказала она, на уголке ее рта образовались белые капельки слюны. Она словно взбесилась, а ее глаза дымились от эмоций. — Я последовала за тобой в домик.

Дрейк посмотрел на свою жену. Лорел была единственной отрадой в его жалкой жизни. Как смеет эта сука пытаться запятнать его память мыслями о том, что она крадется по округе, заглядывает в окна, как какой-то извращенец?

— Зачем? — прорычал он.

— Я собиралась разобраться с вами двумя. Устала от того, что со мной обращаются так, будто я слишком глупа, чтобы знать, что у моего мужа роман.

— Так ты шпионила за нами?

Она сделала паузу, как будто намереваясь солгать. Затем покачала головой.

— Я не выходила из машины. У меня не хватило смелости.

Гнев Дрейка не ослабел от ее признания. Совсем наоборот.

— Конечно, не хватило. Ты труслива, как мышь. Я едва замечаю, как ты крадешься по дому, — насмехался он. — Если бы это была Лорел, она бы ворвалась и вонзила нож в мое сердце. Она всегда вела себя смело. Женщина, которая знала, как пленить страстью мужчину.

На раскрасневшемся лице Моны появилось странное выражение.

— Тебе нужна смелая женщина? Отлично. Как тебе это? — Она послала ему натянутую, лишенную юмора улыбку. — Думаю, дочери Лорел будет очень интересно узнать, что я видела тем вечером.

Повернувшись на пятках, она зашагала к выходу из гаража с напряженной спиной.

Дрейк смотрел, как она уходит, в горле застрял протест. Неужели мир сошел с ума? Сначала Винтер появилась у него на пороге с личными письмами, а теперь Мона ведет себя так, словно кто-то засунул ей в задницу хребет.

Темнота затуманила его разум, взгляд переместился на дробовик, который он держал на деревянной стойке, прибитой к стене.

Глава 7

После того как Ноа подвез ее до квартиры, Винтер ожидала еще одну бессонную ночь. В ее жизни хватало причин для бессонницы. Начиная с фотографии, оставленной шерифом Янсеном, пожара в доме Тилли сразу после того, как они провели допрос, и заканчивая открытием, что у ее мамы был роман с Дрейком Шелтоном.

Но усталость навалилась на Винтер уже через несколько минут после того, как она забралась в постель. Единственный раз она проснулась в 23:11 вечера, в тот самый момент, когда умерла ее мать. Винтер всегда просыпалась в это время, и часто остаток ночи ее мучили кошмары. Но в эту ночь благословенная тьма завладела ею около полуночи и не выпускала из своих объятий почти до семи утра.

Когда она приняла душ и переоделась в джинсы и обычный свитер, было уже за восемь. Она быстро позавтракала, прежде чем выйти из дома и поехать в колледж Гранта на западной стороне Ларкина. Припарковавшись на частной стоянке, она вылезла из машины. Светило солнце, и ветер стих до легкого дуновения, отчего стало почти тепло.

Именно этим она оправдывала свои медленные шаги, когда шла к куполообразному административному зданию в центре небольшого кампуса. Прекрасными днями в Ларкине нужно успевать наслаждаться.

Однако в глубине души Винтер понимала, что именно ее нежелание встречаться с отцом мешает ей идти. Одно дело — смело решить, что она собирается потребовать от отца ответов. И совсем другое — войти в его кабинет и вызвать воспоминания, которых они оба избегали долгие годы.

Винтер зашла в здание из красного кирпича, которое не менялось с тех пор, как его построили в 1800-х годах, и зашагала по широкому коридору, уставленному стеклянными витринами с трофеями и старыми фотографиями. Из-за закрытых дверей доносился отдаленный гул голосов, но в нем не ощущалось той бешеной энергии, которая наполняла лекционные залы или общежития. Тут царила чопорная тишина бюрократов, которым нравится притворяться, что они слишком величественны, чтобы повышать голос.

Винтер поморщилась. Хотя она училась в колледже Гранта, а ее отец преподавал там уже тридцать лет, она редко посещала его кабинет. Он не только проводил большую часть времени в классе или библиотеке, но и никогда не поощрял ее визитов к нему во время работы.

Однако в последние несколько лет он возглавил кафедру английского языка, и теперь ему приходилось меньше времени уделять преподаванию и больше — административным обязанностям. В этот час он наверняка сидит за своим столом.

Поднявшись по ступенькам на второй этаж, Винтер остановилась перед дверью в конце коридора. Прижав руку к животу, она глубоко вздохнула. Ноа предложил пойти с ней, но она отказалась. Не то чтобы у нее оставались от него какие-то секреты. Или из-за гордости и желания сохранить свою независимость Винтер не могла опереться на другого. Совсем нет. Только благодаря присутствию Ноа она смогла пережить вчерашний день. Он именно тот друг, в котором она так нуждалась.

Но профессор Эдгар Мур был очень замкнутым человеком. Он редко обсуждал свои отношения с умершей женой — даже с Винтер — и никогда, никогда не показывал своих эмоций. Будь рядом Ноа, даже дикие лошади не смогли бы вырвать правду из его уст.

Открыв дверь, Винтер вошла в приемную, оформленную в приглушенных тонах. За длинным столом, уставленным аккуратно разложенными папками, стоял суперсовременный компьютер. За столом сидела женщина средних лет со светлыми волосами, стянутыми в гладкий узел на затылке, и бледным лицом, слегка покрытым косметикой. Ее глаза были холодного, арктического голубого цвета, а одежда — из отдела строгих деловых костюмов магазина. Странно, но она всегда напоминала Винтер рептилию.

Линда Бейкер занимала должность секретаря ее отца столько, сколько Винтер себя помнила. Она начинала секретарем в отделе гуманитарных наук, и по мере того, как Эдгар продвигался по служебной лестнице, следовала за ним. Теперь Эдгар стал деканом факультета английского языка, а Линда — помощником по административным вопросам.

— Винтер, какой сюрприз. — Линда моргнула, прежде чем нацепить улыбку на свои тонкие губы. Ее снисходительные манеры заставили Винтер заскрипеть зубами. Она не знала, просто ли это особенность личности секретарши отца — вести себя как язвительная стерва, или это специально адресовано ей, но Винтер изо всех сил старалась избегать эту женщину. Ей совсем не хотелось, чтобы в ее жизни присутствовало плохое настроение.

— Папа в своем кабинете?

— Да, но боюсь, что он готовится к встрече по бюджету.

— Мне нужно переговорить с ним.

Улыбка Линды не сходила с лица, когда она потянулась к переговорному устройству на своем столе.

— Я действительно должна спросить доктора Мура. Ты же знаешь, как он не любит, когда его прерывают во время работы.

Винтер нахмурилась. Линда имела привычку препятствовать тому, чтобы Винтер проводила время с отцом. Она могла бы подумать, что секретарша ревнует, если бы это не звучало так нелепо.

— Я его дочь. — Винтер решительно направилась к двери. — Он никогда не бывает слишком занят для меня.

— Подожди.

Не обращая внимания на Линду, которая вскочила на ноги и поспешила за ней, Винтер прошагала по ковру цвета слоновой кости, чтобы открыть дверь во внутренний кабинет. Заглянув внутрь, она увидела отца, сидящего за своим столом у открытого окна.

— Я не помешаю?

Эдгар удивленно поднял голову.

— Винтер. Конечно, нет. Входи.

Она шагнула в кабинет, скрывая раздражение, когда Линда ворвалась следом.

— Могу я что-нибудь предложить? — обратилась секретарша, претендуя на роль хозяйки. — Кофе? Чай?