Страница 3 из 9
Аналогичный отдел радиоперехвата действовал в рамках Би-би-си, обслуживая нужды лондонского правительства. СИИР быстро наладила деловую связь с этим отделом, и редакторы, переводчики и аналитики начади обмениваться информацией и накопленным опытом; записи службы английского радиоперехвата направлялись в США, а оттуда в Лондон поступали результаты трудов СИИРа. Не только во время войны, но и на протяжении последующих трех десятков лет эта единственная в своем роде информационная служба держала руку на пульсе важнейших международных событий, ежедневно переводя на английский и обрабатывая сотни тысяч слов, чтобы тут же разослать полученные сведения тем, кто в них нуждается в Великобритании, США и в других странах. В наши дни это повседневная работа, результаты которой и сотрудниками разведки, и политиками воспринимаются как нечто само собой разумеющееся. Однако небезынтересно отметить, что еще в 1941 году такой источник открытой информации, как радио, уже был признан правительством в качестве ценного поставщика разведывательной информации наряду с сообщениями дипломатов и военных, наряду со службой дешифровки. Правительственные лица довольно быстро поняли, до какой степени важна для них служба радиоперехвата. И в некотором смысле СИИР стала первым поистине «центральным» элементом в структуре, которая отчаянно нуждалась в координации деятельности своих агентств, сопоставлении различного рода данных и систематическом их анализе.
В предвоенные годы Госдепартамент в своих опенках международной ситуации главным образом полагался на донесения американских посольств, укомплектованных сотрудниками дипломатической службы США и – в качестве помощи армии и флоту – военными атташе. Число работников американских посольств не было велико, а кроме того, обзор международной ситуации был для них всего лишь одной из множества прочих обязанностей, таких, как необходимость соблюдать дипломатический протокол в ходе общения с дипломатами других стран, не упускать из виду ни одной из тысячи мелочей, сопряженных с коммерческими и консульскими отношениями. И в помине не было какой-нибудь там агентурной разведывательной сети, поскольку США – за исключением военного времени – никогда всерьез не занимались шпионажем.
В 1939 году в Госдепартаменте насчитывалось всего около тысячи человек, половина из которых были административными работниками. А за границей сотрудников Госдепартамента было и того меньше. И до самого конца войны ни в Вашингтоне, ни за границей Госдепартамент не располагал собственной разведывательной службой и вообще не занимался разведывательной работой как таковой. Госсекретарь Халл рассматривал подчиненную ему организацию как «департамент мира», оставляя все вопросы, связанные с угрозой безопасности США, на усмотрение военного министерства, каковое, как он совершенно верно предвидел, в случае войны возьмет дело обороны страны в свои руки.
В ноябре 1940 года Госдепартамент учредил наделенный разведывательными функциями Отдел корреляции зарубежной деятельности. Он был малочислен (в 1943 году там работали всего 18 человек) и занимался по преимуществу тем, что пытался извлечь информацию об иностранцах при помощи служб, ведавших вопросами иностранных паспортов и виз, а также из бесед с натурализованными гражданами США и с зарубежными политическими деятелями, посещавшими Госдепартамент.
Дин Ачесон – в то время помощник государственного секретаря (1941 г.) – позже говорил, что Госдепартамент как таковой был «неподготовлен» к оценке возможностей и намерений иностранных государств, к оценке, основанной на четкой системе взаимосвязи между разведывательными службами Соединенных Штатов. Фактически, отметил он, техника сбора разведданных сотрудниками дипломатической службы была не лучше той, к которой прибегали во времена Джона Адамса и Бенджамина Франклина, с той малосущественной разницей, что рапорты теперь печатались на пишущих машинках и отправлялись по телеграфу. Причем рапорты дипломатической службы попадали лишь на стол дежурного сотрудника Госдепартамента, вместо того чтобы доставляться аналитикам-специалистам из разведки.
В общем, дело шло на довольно любительском уровне, и чуть ли не все зависело от опыта и интуиции зарубежных сотрудников дипломатической службы и высокопоставленных лиц в самом Госдепартаменте, хотя яснее ясного, что анализ поступающей из-за рубежа информации требует особого искусства, являющегося составной частью разведывательной работы. Выдающийся разведчик-аналитик Шерман Кент подчеркивает в своей работе «Стратегия разведки в мировой политике», что задача отбора и анализа информации, имеющей стратегическое значение, связанной с вопросами войны и мира, требует «профессионализма высокого порядка», весьма отличного от уровня мастерства рядовых работников дипломатического и военного ведомств. Он совершенно справедливо констатировал, что к анализу информации стратегического значения ни Госдепартамент, ни военное ведомство ни в коей мере не были готовы. Кент писал об этом в 1946 году. Легко представить себе, каково же было положение дел в этом вопросе в 1941 году.
Военное ведомство (в состав которого в те годы входили и ВВС) и министерство ВМС были практически не менее инертны в вопросах разведки, чем Госдепартамент. Исключение составляла лишь блестящая работа дешифровального отдела в Японии, трудившегося над разгадкой дипломатических и военных сообщений. По сравнению с Госдепартаментом, военное министерство и министерство ВМС были лучше подготовлены к разведработе только в сугубо формальном смысле: в их распоряжении были особые отделы для обработки и анализа информации, поставляемой военными атташе и станциями радиоперехвата. Когда в 1939 году началась война, в разведывательном управлении военной разведки (G-2) при военном министерстве в Вашингтоне было всего двадцать два человека. Хотя число сотрудников Управления стремительно возросло к декабрю 1941 года, достигнув почти пятисот человек, лишь немногие из них на самом деле имели опыт работы в разведке.
Генерал Ш.Майлс
Во время расследования обстоятельств, связанных с Пирл-Харбором, бригадный генерал Шерман Майлс (бывший военный атташе в Лондоне, а с мая 1940 года возглавивший G-2) показал, что подведомственное ему Управление было практически полностью занято «мерами предосторожности против диверсий», то есть контрразведывательной работой по защите армейских объектов от диверсионных актов. Кроме того, Управление контролировало работу военных апаше за границей, каковых к 1940 году насчитывалось шестьдесят человек. Платных агентов за рубежом у военного министерства не было, как не было и сколько-нибудь серьезного доступа к важной информации. Позже генерал Маршалл говорил, что информация в основном черпалась из сплетен за послеобеденной чашкой кофе.
Судя по всему, военно-морское министерство было все же поискуснее в делах разведки, поскольку американские корабли были частыми гостями во многих дальних странах. Но все-таки и оно не было в структурном смысле готово к оперативному решению разведывательных задач, более того – даже ориентация на таковое отсутствовала. В середине 1940 года в Управлении военно-морской разведки (УВМР) все еще царил беспорядок, связанный с отсутствием постоянных кадров – морские офицеры, как это повелось издавна, не засиживались на суше. Даже в 1941 году в УВМР числилось всего сто пятьдесят человек, для большинства из которых эта работа была в новинку. Только в одном 1941 году трижды сменился глава УВМР. 15 октября его возглавил капитан Т.С.Уилкинсон, прежде не имевший никакого отношения к разведке.
Подобно генералу Майлсу, Уилкинсон считал, что основная задача УВМР на территории США – контрразведка и пресечение актов саботажа и диверсий. Разумеется, иностранный отдел УВМР собирал информацию о разных государствах (прежде всего об их ВМС), однако в 1941 году Управлению военно-морской разведки недвусмысленно запретили заниматься всесторонней оценкой значимости добытых сведений. Эта функция была передана более престижной организации – Управлению стратегического планирования военно-морского министерства, которое возглавлял высший по рангу – и куда более властный офицер – контр-адмирал Р.К.Тернер.