Страница 10 из 17
Я отыскала на стене лицо Матери Гор. Изумрудные глаза светились мягким, но вовсе не благодатным светом.
– Подойди, Инира! – Верховная протянула руку, и я, наконец, увидела подругу.
Она была в белой сорочке и с распущенными волосами – беззащитная и маленькая. Она вообще была чем-то похожа на ребенка со своим лицом в форме сердечка, с огромными испуганными глазами и пухлыми щечками. Ступая на цыпочках, девушка приблизилась к матушке Этере и склонила голову. Со спины к ней подошли две другие жрицы и, развязав тесемки на горловине, помогли раздеться. Сорочка упала на пол бесформенной лужицей, и Инира предстала перед ними полностью обнаженной. От этого зрелища у меня сжалось сердце, а горы, которые держали меня в плену, загудели в предвкушении.
Что здесь происходит?!
– Ты готова? – спросила матушка, глядя на девушку ласково. Так, как хозяин глядит на овцу, которую скоро поведут на заклание.
– К чему я должна быть готова, Верховная? – Инира зябко повела плечами.
– К оказанной тебе великой чести – стать старшей дочерью богини, старшей жрицей, хранительницей мира и безопасности Антрима.
Подруга кивнула.
Две сестры подхватили ее под локти и помогли забраться на алтарь, улечься на спину. Инира делала это с неохотой – руки и ноги сгибались туго, будто она была плохо сделанной деревянной куклой. Конечно, подруга не могла меня видеть, и я пыталась докричаться до нее мысленно, утешить и подбодрить. Только кто бы помог мне самой?
Еще одна старшая жрица подошла к алтарю, держа в руках длинную шкатулку из змеиного камня. Матушка Этера откинула крышку и достала нож наподобие того, какие мы использовали в ритуале с Ольдом.
Зачем ей это страшное оружие?! Ох, Матерь Гор…
Иниру терзал тот же вопрос. Она приподнялась на локтях и что-то спросила. Верховная покачала головой, наклонилась к ней. Я не могла расслышать с такого расстояния их голоса, не видела губ, чтобы прочесть хотя бы по ним.
Сердце колотилось так громко и беспокойно, что его могли услышать все, несмотря на покрывшую меня толщу породы. С каждым мгновением узел в животе закручивался все туже, я пыталась дергать ногами и руками, но не могла сдвинуться ни на волосок.
Горы держали крепко.
Наконец, матушка Этера закончила говорить и разогнула спину. Огни в святилище вспыхнули ярче, а алтарь из кровавого камня начал просыпаться: по поверхности зазмеились багровые жилы, свернулись клубками. Жрицы затянули песнь, какую я не слышала ни разу. Она пробирала до мурашек, ввинчивалась в лоб и затылок, рвала голову изнутри. Одновременно с этим порода давила на меня со всех сторон, будто желая стереть в порошок.
Я медленно и мучительно умирала. Не могла даже кричать, чтобы выплеснуть части скопившейся боли. Сквозь мутную пелену слез видела, как трое старших жриц сжали плечи и ноги Иниры и со всей силы вдавили в камень. А потом от него отделились призрачные алые языки и спеленали ее так, что она не могла даже пошевелиться. Храм огласил сдавленный вскрик, почти сразу перешедший в оглушительный визг. Моя подруга кричала и плакала, пыталась вырваться, но все было бесполезно.
Она поняла, мы обе поняли, что должно произойти. Суть ритуала стала кристально ясной, и как я раньше не догадалась!
Время понеслось с поразительной скоростью, каждое мгновение приближало к развязке. Голоса жриц казались визгливыми и дребезжащими, как проржавевшие пилы. Хотелось заткнуть уши, вырваться из каменных объятий, а потом схватить Иниру в охапку и сбежать подальше от всего этого сумасшествия.
Но матушка Этера уже занесла над ней нож и решительно опустила руку.
Все потонуло в ярко-алом свете. Он ударил по глазам, и показалось – я ослепла. Долгие-долгие мгновения плавала в пустоте и тишине, а потом мир начал приобретать привычные очертания. Вокруг высились своды храма, все так же светились изумрудные глаза богини на стене. На алтаре застыло распростертое тело Иниры.
Я плакала беззвучно, жалея, что не могу заорать в полный голос. Только сейчас я осознала, почему кровавый камень носит такое название, и почему из него делают алтари и украшения жриц. Только от этого открытия не легче.
Верховная отложила нож в сторону, закрыла собой тело подруги и что-то делала с ее грудной клеткой. Борясь с тошнотой, не в силах смотреть на все это варварство, я закрыла глаза и на какое-то время лишилась чувств, но голоса песни вернули меня в реальность.
Они были похожи на перезвон волшебных колокольчиков – легкий и нежный, ласкающий душу и слух.
Рука Иниры слабо дернулась, а потом девушка села и недоуменно огляделась. Ее слегка пошатывало, волосы растрепались и укрыли плечи неряшливым черным покрывалом, но…
На ней не было ни следа крови! Только алый шрам выделялся на молочно-белой коже. Это не укладывалось в голове, я ведь видела, точно видела, как нож вошел в ее плоть!
Лишь сейчас я заметила, что в ладони матушка Этера держит маленький сияющий сгусток – он переливался всеми оттенками алого и трепетал, как крылья маленькой птицы. Или как… человеческое сердце! Я не могла оторвать от него взгляда, смотрела и не верила глазам.
Когда жрицы помогли Инире подняться и облачили ее в золотые одежды, Верховная сказала:
– Дитя, ты отдала самое дорогое ради нашего общего дела.
Призрачные алые щупальца потянулись к подношению, камень сыпанул искрами и поглотил то, что называлось сердцем. Но это был вовсе не орган, что гоняет кровь по телу, а частица души – та, что нельзя потрогать. Но, как оказалось, можно отобрать.
С этого момента Инира стала бессердечной.
Мгновения тянулись так медленно, что казалось – я схожу с ума. Ритуал завершился, и жрицы одна за другой покинули храм. Матушка Этера уходила последней: загасила каменные светильники, остался только голубоватый свет цинний, в котором лицо ее казалось похожим на лицо утопленницы.
Когда шаги стихли, и в святилище воцарилась пугающая тишина, путы ослабли – я почувствовала, что меня больше ничто не держит. Тело рухнуло кулем, локти и колени больно ударились о твердый камень – я застонала. Слепо зашарила по полу, потом оперлась трясущимися руками и приподнялась. Меня трясло, как в лихорадке, мышцы превратились в дрожащую бесформенную массу, волосы застилали лицо. Каждый вдох давался с трудом, будто ребра и легкие действительно размолотило в кашу.
Перед глазами вспыхивали картины кровавого ритуала. Никогда в жизни я ничего подобного не испытывала. При воспоминании о том, как нож Верховной вонзился в грудь Иниры, собственное сердце начинало болеть.
Да, подруга поднялась с алтаря живая. Выглядела, как Инира, но в то же время это была не она. Переродилась другим человеком, лишившись того, что у нас называют сердцем или частицей души. Что переживала она, глядя в непреклонное лицо матушки Этеры? Чувствуя, как магические путы удерживают руки и лодыжки, надеясь, что я каким-то чудом смогу ей помочь.
А я…
А что я? Оказалась слаба и беспомощна. Совершенно бесполезна. Более того, подобная участь скоро ждет и меня.
С огромным трудом, будто проведя в плену камня тысячу лет, я смогла разогнуться и встать на ноги. Перед глазами все кружилось и плыло, воздух показался до ужаса затхлым. Повинуясь неясному чувству, я побрела к алтарю – еще не спящему, теплому. Жар его звал и притягивал.
Собрав остатки сил, я ударила по нему кулаком. Потом еще раз, и еще… Совсем потеряв разум, я колотила алтарный камень со злостью, с непониманием, с желанием раскрошить это ненасытное чудовище в пыль. Так вот, значит, как! Так вот, почему суть ритуала от нас скрывают, ведь в противном случае мало кто из жриц решился бы добровольно отдать кусок себя – свою душу.
Я сползла на пол и привалилась лбом к алтарю.
– Что же ты такое? – вырвался всхлип. – Неужели без этого никак?
Неужели для поддержания жизни и безопасности Антрима мне придется через это пройти, стать бесчувственной и холодной, забыть все, что я любила? Забыть Ренна?
– А я не хочу! – еще раз саданула кулаком по камню.