Безымянный

— В измене.

— Что?!

— Да, говорят, что ты предал племя химерам.

От этих слов Мио буквально лишился дара речи. Между тем где-то вдали послышалось приглушенное звяканье. От этого молодая львица вздрогнула и, испугано прислушавшись, замерла на месте. Спустя несколько мгновений, когда звук, настороживший ее, утих, она решительно схватила Мио и потянула к выходу.

— Скорее идем, нам нельзя терять время.

Но тут с Мио словно спала незримая пелена, и его душа стала медленно наполняться негодованием. Он решительно высвободил свою лапу из лап Лики и тихо, но твердо произнес:

— Нет, я так не могу. Если я сейчас сбегу, то навсегда потеряю честь.

— О чем ты? Ты вот-вот жизнь свою потеряешь. Владыка в такой ярости, что никого и ничего не желает слушать. Когда к нему попытались обратиться твоя мать и кормилица, он едва не накинулся на них и прогнал прочь, не дав и слова сказать, стоило им только твое имя произнести.

В ее голосе звучала одновременно и мольба, и гнев. Но Мио был непреклонен. Решительно он вытеснил Лику за пределы клетки, после чего захлопнул решетку и, повернув ключ, вытащил его и вложил в лапу Лики. После чего просунул свою лапу между прутьями и ласково погладил ее по щеке.

— Послушай, не беспокойся обо мне, я справлюсь. Сейчас у тебя есть кое-кто более нуждающийся в твоей защите, чем я, — с этими словами он коснулся ее живота и, прижавшись к прутьям решетки, прикоснулся своим носом к носу своей самки.

— Ты должна покинуть прайд. Ты ведь знаешь, если меня лишат имени, что может произойти с тобой и с нашим малышом.

От его слов Лика сильно вздрогнула. Она отлично понимала, о чем говорил Мио — по ее телу пробежала дрожь, и все-таки она не спешила вот так просто отступить.

— Но…

— Молю, беги, пока еще это возможно. Возьми моего твердокрыла и скройся там, где ты и наш детеныш будете в безопасности. Клянусь, как только все разрешится, я найду вас.

— Если я спрячусь, как же ты нас найдешь? — ее голос дрожал так же, как и она сама, хотя она и постаралась произнести это с насмешкой.

— Найду, я всегда найду запах моей единственной самки. Хоть в этом мире, хоть за его пределами, в этом ты уж точно можешь быть уверена.

Тут снова что-то стукнуло, и послышались чьи-то далекие шаги и недовольное бормотание. Мио отпрянул от решетки и, нервно поведя ушами, громко прошептал:

— Скорее беги!

Лика не стала спорить. Бросив на него долгий, полный тоски взгляд, она поспешила скрыться в полумраке коридора темницы, а Мио, снова забившись в самый дальний угол клетки, погрузился в тяжёлые раздумья. Итак, его обвинили в предательстве. Все время он подозревал это, и все же, получив подтверждение своим подозрениям, он оказался не совсем готов к тому, чтобы принять это. В его душе стала закипать ярость, переполняя его до такой степени, что он едва сдерживал рев, рвущийся из его нутра.

Снова потянулись бесконечные минуты ожидания, но вот на пороге его клетки снова показался неожиданный гость. На этот раз им оказался Рау. Какое-то время он молча стоял и пристально смотрел на брата, скрестив передние лапы на могучей груди. Мио не выдержал напряжения и раздраженно пробурчал:

— Зачем явился?

В ответ тот лишь презрительно хмыкнул, и Мио снова почувствовал, как к его груди подкатывает волна негодования.

— Чего молчишь? Тоже решил, что именно я тот самый предатель? — с этими словами он резво поднялся и с вызовом посмотрел на брата, сжав кулаки и слегка скаля клыки, но вот Рау, похоже, его негодование лишь позабавило.

— Если бы поверил, то точно не терял бы тут времени на такого, как ты. Да уж, братец, ты кто угодно, но точно не предатель, мозгов маловато для таких хитростей. Хотя мне вот интересно — откуда ты узнал про обвинения?

Слова Рау слегка остудили гнев Мио, так что он смущенно потупил взгляд и отвел глаза чуть в сторону. Едва слышно он пробурчал:

— Как однажды сказал один торговец — даже у стен бывают уши.

В ответ Рау лишь ухмыльнулся и продолжил:

— Ладно, пусть так. Что сейчас важнее, так это то, что влип ты основательно, братец. Отец и слышать ничего не хочет, он-то как раз совершенно уверен, что именно ты — тот, кто виновен в наших неудачах уничтожить химер.

— И с чего он это решил? — буквально прокричал Мио чувствуя, что уже не в силах сдерживать свой гнев и обиду.

— С того, что нашлись свидетели, которые утверждают, что своими глазами видели тебя среди наших врагов, и то как ты с ними говорил.

— Это ложь, пусть посмеют сказать это глядя мне в глаза.

— Что же, скорее всего скажут, на суде. Наш отец решил устроить публичное судилище через два солнцехода. Собственно, за этим я и пришел, а еще сообщить, что собираюсь быть там твоим голосом.

— Голосом?

— Да, ведь по нашим законам ты его лишен, а потому решил предупредить тебя заранее, чтобы ты к времени суда хоть немного подостыл и вел себя более сдержанно, иначе уже даже сами Древние не в силах будут тебе помочь, — сказав это, Рау окинул младшего брата многозначительным взглядом, после чего сделал шаг, намереваясь выйти из клетки, но тут его остановил голос Мио.

— Прошу, выполни мою последнюю просьбу.

Рау приостановился и недовольно проворчал:

— Чего еще?

— Прошу, если меня не станет, не неволь Лику, позволь ей уйти.

В ответ Рау презрительно фыркнул:

— Уж о ком о ком, а ней тебе точно нечего беспокоиться. Похоже, она одна из первых, кто не поверил в твою невиновность. Вот уже пять солнцеходов как она исчезла из прайда, прихватив с собой твоего твердокрыла и одну из твоих кап.

Произнеся это, Рау решительно вышел из клетки, снова оставив Мио одного. Немного постояв, Мио снова отошел в свой привычный угол и обессиленно опустился на пол клетки. Теперь ему лишь оставалось ждать, ждать своей судьбы, уповая лишь на волю Древних. Единственным утешением для него было лишь то, что его самка, несмотря на свой невероятно упрямый характер, послушала его и ушла. Похоже, это был единственный светлый момент в окружающей его тьме.

И вот настал момент, когда за опальным принцем снова явились стражники. На этот раз они вывели его за пределы не только самой темницы, но и прайда. Проведя его по окольным путям логова, они привели его на рыночную площадь. Здесь уже собралась огромная толпа, похоже, поприсутствовать на судилище над Мио пожелали все обитатели логова. Мио провели к небольшому возвышению, на котором его уже ожидали его отец, старший брат и стоящий за вожаком его первый советник. Оказавшись перед отцом, Мио опустился на колени и замер, молча опустив голову, как и полагалось тому, кого лишили права говорить.

Спустя несколько минут после этого Таул возвысил голос, и толпа в миг умолкла, так что наступила такая тишина, так, что было слышно, как шуршит песок на выложенной камнем отполированным временем площади под порывами легкого ветерка. Выдержав паузу, Таул начал говорить, произнеся все, в чем обвинялся Мио. Каждое слово отзывалось болью в его душе, словно это были не слова, а удары острого клинка. Наконец вожак замолчал и тут заговорил Рау, ставший голосом брата:

— Думается мне, что слова нашего владыки неоспоримы, как сама земная твердь. Все же, пусть явятся те, кто утверждает, что сам лично видел обвинённого, и стали свидетелями его предательства. И прямо здесь и сейчас перед лицом самих Древних, от имени которых и проходит сей суд, пусть подтвердят все свои слова. Если, конечно, не боятся гнева Древних.

Его слова поддержали одобрительным гулом все собравшиеся вокруг возвышения. Таул же с невозмутимым видом подал знак советнику, но тот наклонился к самому уху своего повелителя и что-то стал ему нашёптывать. С каждым его словом вид у того становился все угрюмее. Наконец, когда советник закончил, он гневно прорычал:

— Как это их не могут найти?

— Виноват, ваша милость, но не было приказа заточить их, и они, похоже, просто ушли.

— Ушли? И вы не проследили за тем, чтобы воспрепятствовать этому, господин Лан?