Страница 30 из 37
— Принято к сведению.
К нам торопливо подходит женщина та, которая была в коридоре на курорте, когда мы с Мерри столкнулись друг с другом.
— Доброе утро, миссис Крингл, — здоровается Мерри.
— Твой прилавок выглядит фантастически. Спасибо за то, что присоединялись к нам в относительно короткие сроки. Я просто уверена, что все в Хоук-Ридж-Холлоу должны попробовать твои пироги. Трагично, что твоя бабушка так и не открыла магазин, но я так рада, что тебе это удалось. Все в городе только и говорят об этом.
Мы с Мерри оба удивленно уставились на нее.
— Серьезно? — спрашивает она.
— Ты знаешь так же хорошо, как и любой, кто родился и вырос в этом городе, что слухи распространяются очень быстро. Осмелюсь сказать, как снежный ком, катящийся вниз по склону. А пиццерия, где подают пироги, обязательно привлечет внимание.
Нико подъезжает и высаживает мою маму. Она ни в коем случае не сердитая женщина, но после рождения семерых детей часто бывает настороже и не спешит улыбаться. Не стану отрицать, что мы с братьями были теми еще негодниками. Тем не менее, мама загорается, когда видит Мерри, и заключает ее в крепкие объятия.
Сказать, что я поражен, было бы преуменьшением — не то чтобы я винил ее. Моя привязанность к будущей миссис Коста также очень сильна.
Все, что я получаю от своей матери, это простое:
— Привет, Томми.
Мерри знакомит двух пожилых женщин.
— Здравствуйте, миссис Коста. Я хотела бы представить вас миссис Крингл. Она печет самое лучшее печенье.
Могу подтвердить это, потому что, когда миссис Крингл на днях увидела, как мы работаем в магазине, то принесла нам немного. Они представляли собой идеальный баланс между жеванием и хрустом, с овсянкой и ирисками вместо шоколада.
— Мерили, я же сказала, что ты можешь называть меня Марией, — говорит моя мама, а затем они с миссис Крингл начинают болтать.
— Похоже, ты покорила мою мать. Никогда не видел ее такой...
Прежде чем успеваю подобрать нужное слово, чтобы описать принятие и привязанность моей матери к Мерри, в нее врезается женщина с глубоким загаром.
Я напрягаюсь, готовый вмешаться, когда узнаю голос этой женщины.
— О, слава богу, ты здесь. — На Кэсси солнечные очки, хотя на улице пасмурно. — Кто бы знал, что Леон любит ярмарки ремесел. — Она закатывает глаза.
Слегка потрясенная и застигнутая врасплох, Мерри говорит:
— Привет, Кэсси. Не знала, что ты вернулась. Технически, это рождественский базар.
— Ну, неважно, давай убираться отсюда. — Кэсси тянет ее за руку. — Мне не помешали бы спа-процедуры на курорте.
— Я не могу просто так уйти. У меня здесь киоск, — говорит Мерри.
Кэсси хихикает.
Мерри жестом указывает на стол.
— Серьезно?
— Серьезно.
— Похоже, наша маленькая домашняя мышка все еще печет. Будь моя воля, я бы до сих пор была в Канкуне, валялась на пляже и грелась на солнышке. Привет, Томми. Вам с Леоном стоит потусоваться вместе, учитывая, что ты тоже на ярмарке ремесел.
— Вы прервали свой медовый месяц? — спрашиваю я.
— Нет. Мы с Леоном договорились, что разделим его пополам. Он не смог покататься на лыжах, когда мы были здесь на свадьбе, поэтому вернулись. К счастью для меня, я вышла замуж за богатого человека. У отца Леона есть частный самолет. — Она улыбается и играет бровями. — Но будь моя воля, мы бы до сих пор бездельничали у бассейна в тропиках.
— Брак иногда требует компромисса. Спроси моих родителей. Они вместе уже почти сорок лет. Мама любит танцевать. Папа ненавидит это. Естественно, на свои годовщины они танцуют медленный танец. Папа мог бы каждый день ходить на рыбалку. Маму передергивает из-за вида живой рыбы, но она всегда готова приготовить его улов, — говорю я.
— Так мудро, Томми. — Голос Кэсси полон искрящегося сарказма. — Что ты здесь делаешь?
Я объясняю, что мы с Мерри открываем магазин пиццы и пирогов на Мэйн-стрит.
Она скрещивает руки на груди.
— Серьезно?
— Серьезно, — отвечаем мы в унисон.
Именно тогда звон медных колокольчиков, сопровождаемый радостными возгласами, привлекает наше внимание. Мы оборачиваемся, когда четыре оленя, запряженные в красные сани, приближаются, прокладывая путь между киосками.
Санта Клаус машет рукой и бросает конфеты. Кэсси ловит одну. И Мерри тоже.
— Ой, Санта подмигнул мне. Кажется. Или у него могло что-то попасть в глаз, но я почти уверена, что подмигнул, — говорит Мерри.
— Наверное видел твое письмо, — дразню я, подталкивая ее локтем.
— Ты написала Санте письмо? Полагаю, что маленькая домашняя мышка могла бы сделать что-то настолько причудливое. — Кэсси цокает языком.
— Образно. Ну, да. Это было больше похоже на запись в дневнике. — Ухмылка Мерри преображается уверенностью. — Кэсси, ты можешь называть меня домашней мышью весь день. Мне все равно. Встреча с Сантой делает меня счастливой. Люди могут утверждать, что парень в красном костюме — фальшивка или что-то в этом роде. Однако я предпочитаю верить в великодушие людей, доброту и добросердечие наряду с возможностью чудес, особенно в это время года.
На лице Кэсси отражается несколько эмоций, прежде чем оно становится задумчивым, и она выдыхает через нос.
— Ох. Что ж... — Она заикается, словно не ожидала, что Мерри отправит мяч на дальнее поле, заступившись за себя.
— Ты можешь остаться здесь, но я была бы признательна, если бы ты говорила со мной более любезно, — добавляет она.
— Это из-за того носового платка?
— Это из-за того, как ты обращалась со мной с тех пор, как мы учились в колледже.
— А как я обращалась? — дерзит Кэсси, скрестив руки на груди.
— Как будто Мерри — раздражающая сестра, с которой ты можешь тусоваться, пока не появится кто-то, кого ты считаешь круче, а потом ты пытаешься выглядеть лучше, унижая ее, — говорю я на одном дыхании.
— Ты теперь заступаешься за нее?
— Всегда. — Я обнимаю Мерри и притягиваю ее ближе, а затем целую в макушку. Конечно, это рискованно, но я хочу, чтобы она знала, что мы выступаем единым фронтом против Кэсси и всего мира.
Мерри смотрит на меня с благодарностью в глазах.
— Спасибо.
— Все, что угодно для будущей миссис Коста.
— Я всегда знала, что вы двое идеально подойдете друг другу. — Она поднимает брови, затем с нервным смехом, указывающим на то, что она переходит от защиты к сожалению, добавляет: — Я видела тот ваш договор о браке, который вы, ребята, заключили.
Лицо Мерри вытягивается.
— Тогда почему ты пыталась добиться Томми еще в колледже?
Кэсси слегка приподнимает правое плечо, и смотрит на утоптанную снегом землю. Прочистив горло, говорит:
— Это нелегко признать, но, наверное, я ревновала. Я видела, как он смотрел на тебя, ждал тебя, души в тебе не чаял. Как ты всегда была такой заботливой и покупала ему кофе по дороге в класс или оставляла записки с шутками в его учебниках, чтобы заставить его смеяться.
— И из-за этого ты решила разлучить нас? — в ужасе спрашиваю я.
— Я просто завидовала, вот и все, — пожимает плечами Кэсси.
Мерри наклоняется к ней, как будто ожидая, что она объяснится или извинится.
— Да, хорошо, мне очень жаль. Я все это время чувствовала себя плохо, особенно в последнее время.
— Так вот почему ты пригласила нас обоих на свою свадьбу? — спрашивает Мерри.
Ее кивок в ответ медленный, застенчивый.
Мерри берет один из одиночных ломтиков пирога для продажи.
— Спасибо, что извинилась. Извинения приняты. Вот. Попробуй это.
Кэсси отмахивается от нее в то же время, как моя мама машет на прощание миссис Крингл и поворачивается к нам, выражение ее лица становится резким, что я слишком хорошо узнаю — почти так же, как раскусил эгоистичное поведение Кэсси. Наличие такого количества братьев и сестры заставило меня быстро изучить человеческое поведение. Я предполагаю, что мама слышала этот разговор.
— Тебе нужно съесть целый пирог, синьорина. Это подсластит твою остроту, — говорит она, очевидно, также услышав обвинение и извинения от Кэсси.