Страница 70 из 70
– Прошу прощения, милорд, – повторил Гоб. – Ты оставил чашу без присмотра, а я… ой! – Гоблин прикрыл рот ладошкой, заметив сердитый взгляд Каролинуса.
– Ты потерял мою чашу? – вскричал маг, повернувшись к Джиму.
– Не беспокойся, милорд Каролинус, – прощебетал гоблин. – Я подумал, что твоя чаша понравится детям, которых я катаю на струйке дыма, и, когда она попалась мне на глаза, я припрятал ее. Вот она! – Гоблин вытащил из-за спины руку, в которой держал глиняную посудину. – С ней вовсе ничего не случилось. Возьми ее, милорд маг.
– Она вся в саже, – недовольно проворчал Каролинус, рассматривая чашу со всех сторон.
– Я отчищу ее, – пискнул гоблин.
– А заодно поцарапаешь, – буркнул маг. – Все! Она уже чистая.
Чаша заблестела как новенькая.
– И стоило волноваться из-за такой ерунды, Каролинус! – подала голос Кинетете. – Ты не бережешь себя. Повеселились и хватит.
Оба мага исчезли и через мгновение появились снова.
– Нет мы останемся! – воскликнул Каролинус.
– Ты что, хочешь убить себя?
– Я хочу провести этот вечер здесь, со своими друзьями.
– Если ты еще раз распалишься, то доконаешь себя, – поучительно сказала Кинетете. – Ладно, оставайся, но только с одним условием: из Маленконтри мы отправимся вместе ко мне домой, и ты останешься у меня до тех пор, пока полностью не поправишься. Иначе я умываю руки.
– Из Маленконтри я отправлюсь в свой домик, – упрямо ответил маг.
Кинетете испытующе посмотрела на Каролинуса и нехотя согласилась:
– Пусть будет по-твоему.
– Вот и прекрасно, – просиял маг. – Но раз ты так обо мне печешься, я могу поначалу нанести тебе короткий визит.
– А сегодня, здесь, ты больше не разбушуешься?
– Можешь не беспокоиться.
– Ты даешь слово?
– Если ты того хочешь… – Каролинус замялся, затем глубоко вздохнул и решительно произнес:
– Хорошо. Я даю слово.
Кинетете удовлетворенно кивнула и перевела взгляд на Джима.
– А у тебя, Джеймс, оказывается, короткая память, – сказала она. – Ты совсем забыл, что сделал чашу невидимой и повелел ей следовать за тобой.
– А как она оказалась у Гоба? – смущенно спросил Джим.
– Я думаю, Гоб сам расскажет об этом. – Киненете поощрительно взглянула на гоблина.
– Милорд, эта чаша сама мелькнула перед моими глазами, – защебетал Гоб. – Там, в подземелье, как раз перед тем, как Хилл начал драться со своим дядей. Чаша падала сверху на пол, милорд. Я побоялся, что она разобьется, поймал ее и сунул под войлок. – Гоблин потупился и жалобно произнес:
– Я подвел тебя?
– Наоборот, Гоб, – ответил Джим. – Ты меня выручил.
Личико гоблина расплылось в улыбке. Джим повернулся к магу.
– Извини, Каролинус, – сказал он, – если бы я знал, что эта чаша так тебе дорога…
Маг не слушал, он умильно смотрел на чашу и любовно ее поглаживал. Джим поднялся на ноги.
– Прошу прощения, – громко сказал он, обводя глазами гостей, – я оставлю вас ненадолго. Мне надо поговорить с миледи.
Джима все еще подмывало рассказать жене о своем разговоре с Мэй Хизер. Он торопливо пошел в буфетную и в дверях чуть не налетел на Анджелу. Она удивленно подняла на мужа глаза и отступила на шаг.
– Пришлось взглянуть на пудинг, – сказала Энджи. Заметив, что Джим сияет от радости, она спросила:
– Ты улыбаешься, как чеширский кот. Что случилось?
Джим обвел глазами буфетную. Комната была полна слуг, а над пудингом хлопотала сама Гвинет Плайсет, вставшая на время из-за праздничного стола.
– Выйдем на лестницу, – шепнул Джим жене. На площадке у ступенек винтовой лестницы можно было не опасаться посторонних ушей.
– Зачем ты взял без спросу у Каролинуса чашу? – спросила Анджела.
– Расскажу тебе после, – ответил Джим. – Дело не в этом. Как мне было ни трудно, я дал слово Мэй Хизер. А Каролинус за столом тоже дал слово.
– О чем ты толкуешь? – удивилась Энджи.
– Мне надо о многом рассказать тебе, но не сейчас и не здесь, – смущенно ответил Джим. – Дело в том, что я дал слово Мэй Хизер обеспечить безбедное будущее всем нашим людям в том случае, если мы с тобой их покинем.
– С чего ты взял, что мы их покинем? – возмутилась Энджи.
– Я не исключал такую возможность. Мы могли бы оставить Маленконтри Брайену и Геронде. Но это не самое главное.
– Да разве Маленконтри для нас не главное? – воскликнула Энджи и, немного помедлив, спросила:
– Когда ты успел поговорить с Мэй?
– Я зашел к ней по пути в Большой зал. Подумал, что ты захочешь узнать, как она себя чувствует.
– И как она?
– Ничего страшного, отделалась синяками. Энджи, я поговорил с Мэй, как ты советовала. Оказалось, что я ошибался. Слуги не испытывают к нам неприязни. Они любят нас и не мыслят жизни с другими хозяевами. Так сказала Мэй. – Лицо Джима разрумянилось, глаза сияли.
Энджи еле сдерживала улыбку. Она видела, что Джим счастлив, а значит, была счастлива и сама.
– Я же говорила тебе, – сказала Энджи. Джим обнял жену и поцеловал.