Страница 66 из 93
Мой рот наполняется ядом, руки жаждут возмездия. Я шагаю дальше через деревья, а он садится в машину, поворачивает ключ и медленно пятится назад.
Я жду, пока не буду уверен, что он не вернется, и рад видеть, что Сэйдж все еще находится в здании, которое я когда-то поджег. Я бросаю сигарету на землю, наступая на нее, иду к входу.
Меня охватывает странное чувство. Я не дергаюсь и не злюсь. Я спокоен; меня не одолевает порыв. Как будто мое тело точно знает, зачем мы сюда приходим. То, о чем мы здесь, чтобы позаботиться.
Дверь со свистом открывается, отбрасывая солнечный луч на то, что осталось внутри собора. Пепел и сажа прилипли к земле, обожженные скамейки и сломанные украшения. Выглядит именно так, как я всегда хотел.
Изо всех сил.
Это место святой земли обжигает мои ноги. Я чувствую, как он шипит сквозь туфли, обжигая подошвы.
Мне нравится это чувство, когда я вступаю в место, которое, как я знаю, мне не принадлежит, только потому, что мне, блядь, так хочется.
Может быть, это потому, что я всегда чувствовал себя более комфортно в хаосе.
Сэйдж стоит впереди, ее руки лежат на одной из оставшихся скамеек, а голова спрятана между плечами. С такого расстояния кажется, что она молится.
— Бог не разговаривает с людьми, которые заключают сделки с дьяволом, — кричу я. — Разве ты этого не знаешь?
Она вздрагивает, когда мои слова ранят ее, и поворачивается лицом ко мне. Вся пигментация на ее лице испаряется, когда ее худший кошмар оживает. Я поймал ее на месте преступления. Нет лжи; ничем не помочь ей в этой ситуации.
— Что ты здесь делаешь? — спрашивает она, нахмурив брови.
Я медленно иду вперед, оглядываясь на ущерб, нанесенный моим пламенем этому святому месту. Место, откуда пошли слухи о моем демоническом происхождении. Первое место, чтобы превратить меня в монстра.
— Я же говорил тебе, Сэйдж, что буду наблюдать за тобой, не так ли? И хорошо, что я это сделал, — я жестоко смеюсь, — Иначе я бы пропустил твою встречу с детективом Маккеем. С каких пор твой папа начал дружить с ФБР?
Паника омывает ее. Паутина, которую она сплела, рушится вокруг нее, и она цепляется за то, чтобы сказать что-то, ложь, чтобы вызвать в воображении.
— Рук, позволь мне объяснить. Я не...
— Ты не что? — выплюнул я, моя верхняя губа скривилась, наполненная до краев гневом, что у нее хватило духу солгать мне прямо в лицо после того, как я поймал ее с поличным. — Ты не доносишь федералам о наших планах? Мои шаги — тяжелый стук. Каждое взвешенное движение вперед только усиливает мою ярость.
— Нет, это не то, о чем ты думаешь. Я знаю, как это выглядит, но все не так. Мой отец приехал в учреждение с Кейном — детективом Маккеем — и они попытались заключить со мной сделку.
— Вот как ты выбралась, не так ли? Ты заключила чертову сделку? Сделать что? Вынюхивать вокруг, подобраться к нам поближе, чтобы ты могла ударить нас в спину? Нас всех посадят в тюрьму, прежде чем мы отправили твоего отца на кол?
Я приближаюсь к ней, а она быстро качает головой взад и вперед, отступая от меня с каждым шагом в ее направлении. В ее глазах мелькает страх, от которого у меня текут слюнки.
Это не имеет значения. Она может отступать сколько угодно. Она может бежать, если хочет. Это, блядь, не имеет значения, потому что она теперь в моих лапах.
И я ни за что не позволю ей уйти.
— Нет! — кричит она. — То есть да, но я не собиралась этого делать. Мне просто нужно было, чтобы они выпустили меня, чтобы я могла помочь вам, ребята, добраться до моего отца. Я собиралась обмануть их, а не тебя. Мне просто нужно было, чтобы они поверили мне достаточно, чтобы выпустить меня. Вот и все.
Я прикусываю нижнюю губу, ухмыляясь.
— И ты хороша в этом, не так ли? Заставить людей поверить тебе.
Ее спина ударяется о переднюю часть исповедальни. Прочная древесина, из которой она состоит, боролась с жаром огня, оставив большую ее часть нетронутой. Я практически чувствую, как быстро бьется ее сердце в груди.
— Я не лгу, не вам. Клянусь, это правда. Каин работает с этой группой под названием «Гало». Все они... это люди, которым мой отец задолжал деньги. Они возят девушек по Пондероз Спрингс и продают их, — она протягивает руки вперед, ладони наружу, как будто это остановит меня, помешает мне сделать то, что я хочу.
— Я только хочу остановить отца, а потом меня не будет. Клянусь тебе. Как и в ту первую ночь в доме у озера, я говорю правду. У тебя всегда были все мои истины, все до единой.
Так много вопросов проносится в моем мозгу, перегруженном информацией, которую она только что извергла. Какой к черту «Гало»? Оба федерала грязные? Она вообще говорит мне правду?
Я стараюсь впитывать информацию. Я пытаюсь переварить, принять то, что она говорит, и услышать ее слова, но физически не могу.
Температура моего тела такая высокая, что моя одежда вот-вот расплавится. Мой мозг закипает, и малиновый цвет начинает просачиваться в уголки моего зрения. Я ждал год, чтобы заставить ее почувствовать ту боль, с которой она меня оставила. Это предательство. Я хочу причинить ей боль. Чтобы заставить ее заплатить.
Но меня поразили вспышки девушки на том причале, сломленной и разорванной своим прошлым. Они проносятся по моей памяти на высокой скорости, орган в моей груди пытается привязаться к нему. Я снова там, снова дурачусь.
Но я отказываюсь это делать.
Я приближаюсь к ней и так сильно ударяю ладонью о переднюю часть исповедальни, что мне начинает щипать руку.
— Все. Что. Ты. Блядь. Делаешь. Является. Ложью, — выдавливаю я, оскалив зубы, как бешеный волк, жаждущий еды.
Ее руки прижимаются к моей груди, пока она агрессивно качает головой.
— Вот почему я не сказала тебе с самого начала, гребаный ублюдок! Что бы я ни говорила, ты мне не поверишь! Я ничего не могу сказать, чтобы заставить тебя поверить мне!
Я подошел к своему концу. Я начинаю выходить из себя.
Из-за ее глаз.
Они чертовски светятся. Ярко-голубое, как обжигающее пламя, сияющее так же, как когда мы были вместе. Когда я думал, что она была чем-то большим. Когда слова, исходившие из ее уст, были покрыты святой водой.
Они чертовски красивы, и это причиняет боль.
Это больнее, чем порезы Тэтчер, больше, чем удары Алистера, слова моего отца. Мне так чертовски больно, что я не могу дышать. Каждый вдох ощущается как иголки в горле.
И впервые в жизни я хочу, чтобы боль прекратилась. Мне нужно, чтобы это, черт возьми, прекратилось.
Нет, нет, нет, повторяю я себе.
— Потому что все, чем ты являешься, — это коварный гребаный яд. Я доверял тебе, и посмотри, что этот гребаный сделал.
Не позволяй ей сделать это с тобой снова, Рук. Не поддавайся этому. Это гребаный трюк. Красивая ложь — это яд, который все еще течет в твоих венах.
Я беру ее хрупкую шею в свои руки, используя рычаг, чтобы с силой притянуть ее ближе к себе. Ее запах проникает в мой нос так близко и лично, что вызывает покалывание. Я прижимаюсь к ней талией, чувствуя, как мягко она прижимается ко мне. Чувствуя, как легко ее сломать.
Мой член напрягается, напрягая джинсы.
Я когда-то думал, что она чувствовала себя ангельской в моих объятиях. Ангел, который забрел слишком далеко от дома и оказался в лапах чего-то зловещего.
Теперь она просто чувствует себя грехом.
Грех.
Первобытный, горячий и аморальный.
Это единственное, чего я лишаю свое тело уже год. Отказ от искушения, наказание себя за то, что сейчас прямо передо мной. И я не знаю, как я буду держать себя в руках.
— Я никогда не лгала тебе, Рук. Не так, как ты думаешь, — она задыхается от моей хватки. — Я хотела остаться…
— Самая низкая, самая черная и самая далекая от Неба, — перебиваю я ее, сжимая пальцы, чтобы она замолчала. — Вот куда идут предатели. Ты это знала? Вот куда я тебя, блядь, пошлю.
Я не хочу слышать ее оправдания. Я не хочу больше слышать ложь.
Моя очередь причинять ей боль. Ее очередь быть наказанной.