Правда, которую мы сжигаем (ЛП)

Мои пальцы ног покалывают, моя дрожь усиливается. Я кусаю сигарету во рту, быстро постукивая большим пальцем по бедру. Мои импульсивные желания начинают брать верх, начинают побеждать.

Услышав, как он произносит ее имя, услышав, как он намекает на какое-то участие, я теряю наш план ожидания. Я могу контролировать себя только до тех пор, пока не сломаюсь.

Сайлас молча движется в его направлении, неся на своих плечах тяжесть незавершенных дел и вины. Я следую не потому, что ему нужна поддержка, а потому, что я хочу кусок плоти, которую Сай вырывает из него.

Стоят впритык.

— Если я узнаю, что у тебя есть какое-то отношение к Роуз, Истон, я заставлю тебя на коленях умолять меня убить тебя.

Адамово яблоко Истона подпрыгивает у него в горле, когда он глотает, его рот не соответствует его нервному телосложению.

— Пустые гребаные угрозы. Вы все чертовски полны ими. Всегда были. Когда вы собираетесь сделать что-то, кроме того, чтобы болтать из своих задниц? — он наклоняется близко к лицу Сайласа, заставляя кремень внутри меня ударить. Сейчас это не потушить, пока я не получу то, что мне нужно.

— Знаешь, если бы я имел какое-то отношение к смерти маленькой Рози, — шепчет он, — я бы сначала попробовал продукт, чтобы убедиться, что оно того стоит.

Тик, тик, бум.

Я не особо задумываюсь о последствиях своих действий, когда хватаю Истона за шею, удерживаю его, как кролика, попавшего в капкан, чувствуя, как его сердцебиение учащается сквозь мои подушечки пальцев.

Все, что я вижу, это яркое оранжевое пламя и чарующую тьму, контролируемая ничем иным, как первобытным инстинктом.

В моей голове проносится кинолента обо всем, что он когда-либо говорил или делал мне, моим друзьям. Жестокость по отношению к Роуз, гадкие замечания, время, когда я видел, как он лапал Сэйдж прямо у меня на глазах.

Это все бензин для моего пламени.

Теперь мир увидит его таким, какой он есть на самом деле. Он будет таким же отвратительным снаружи, как и внутри. Больше не нужно прятаться за своим имиджем золотого мальчика.

Пришло время наказать Истона.

— Какого хрена ты делаешь? — он вопит достаточно громко, чтобы разбить стекло, пытаясь оттолкнуть меня, но моя хватка держится.

— Выполняю все эти пустые гребаные угрозы.

Я вонзаю колено ему в живот, заставляя его согнуться пополам от боли. Я делаю это не для того, чтобы причинить ему боль, а просто для того, чтобы получить рычаги воздействия.

Он тянется к моему предплечью, его ногти впиваются в мое тело, его слабая попытка защитить себя. Я подтягиваю его тело ближе к своему мотоциклу, практически волоча его на несколько дюймов, которые мне нужны. Для кого-то настолько жесткого, он, конечно, слабак.

— Рук.

Не знаю, кто произносит мое имя, но уже слишком поздно. Слишком поздно для разговоров. Я прошел этот этап, и меня не остановить. Я не закончу, пока не накормлю зло внутри. Пока я не дам ему то, что он заслуживает.

Дьявол получает свою дозу, наказывая.

Я прижимаю левую сторону его лица прямо к выхлопной трубе, прижимая его к горячему металлу. Мое тело гудит от удовольствия, когда я чувствую, как он пытается вырваться, и слышу, как он начинает кричать в отчаянии.

Запах заставляет меня глубоко вдохнуть, и я поднимаю голову к небу, закрывая глаза, упиваясь этим ощущением силы. Мышцы и ткани, поглощаемые теплом, издают аромат, не похожий ни на что другое. Древесный уголь и обожженные волосы смешиваются вместе, создавая этот серный запах плавления кожи.

Я слышу шипение мяса на сковородке чуть ниже его криков страдания, когда он бессвязно умоляет о какой-либо форме милосердия, но здесь он ничего этого не получит. Не этой ночью.

Я даю ему еще несколько хороших секунд, прежде чем ослабить хватку, его ноги подгибаются, и он с глухим стуком падает на асфальт. Я смотрю, как его лицо очищается от выхлопных газов, куски его плоти все еще прилипают к блестящему металлу.

Я делаю мысленную пометку почистить его.

Дрожащими руками он тянется, чтобы попытаться оценить ущерб. Его кожа выглядит как расплавленный волокнистый пластик, расщепленная ткань и сочащаяся желтая жидкость расщепляются. Сильные ожоги третьей степени покрывают всю его щеку. Нанесен неисправимый урон.

Он будет носить этот шрам вечно, как напоминание о том, насколько он чертовски грязен под поверхностью. Он увидит это и поймет, что пустых угроз больше нет.

И просто так…

Подергивания прекращаются.

Я почему-то думала, что, когда потеплеет, это место станет менее жутким. Думаю, чем дольше я здесь, тем подозрительнее это становится. Скрипы стен по ночам, тени, которые, кажется, появляются в залах, когда заходит солнце — трудно не поверить, что это место населено привидениями или есть секретные проходы, ведущие в комнату для собраний культа.

Я иду через общественные места, ступая на влажную ухоженную лужайку, где студенты собираются между уроками или на обед. Мои глаза натыкаются на срубленное дерево в центре, то самое, которое было повалено после того, как оно таинственным образом загорелось в прошлом семестре.

Как только мои ноги снова ступили на мощеную дорожку, я направилась в театр.

Место, которое когда-то казалось домом.

В последние пару дней у меня были сильные панические атаки, а кошмары были еще хуже. Теперь, когда я знаю, каково на самом деле тонуть, мой разум использует это против меня. Теперь все кажется намного более реальным.

Потребовалась минута, чтобы встретиться с Браяр и Лирой, и, хотя Браяр настаивала, что с ней все в порядке, что в случившемся не моя вина, я до сих пор чувствую этот тяжелый укол вины в животе каждый раз, когда мельком вижу ее желтоватый синяк.

Я пытаюсь забыть ту ночь напрочь, но это не кажется возможным.

— Это как раз та девушка, о которой я говорил, — слышу я, хватаясь за дверь здания. —Финн, познакомься с Сэйдж Донахью. Это дочь Фрэнка. И, Сэйдж, это Финн, мой напарник.

Каин подходит ко мне. Ближе, чем мне хотелось бы. Я крепко прижимаю свой сценарий к телу, когда мужчина рядом с ним обращается ко мне.

— Приятно познакомиться, — говорит он, протягивая руку. — Мне жаль слышать о кончине вашей сестры.

Я беру его рукопожатие, любопытно, не раздражает ли его, как и во всех сериалах о криминальных полицейских, быть в паре с более молодым детективом. Его белые усы касаются верхней части губы, изгибаясь к краям и напоминая мне человека-арахиса.

У него такая поношенная кожа. Как будто он многое повидал, прошел еще больше, но все еще хорош в том, что делает. Знает ли он, что его партнер не только грязный и работает с секс-рингом, но еще и педофил?

Будет ли он по-прежнему работать с ним? Этот полицейский такой же негодяй, как и тот, что стоит рядом с ним?

— Спасибо. Приятно познакомиться, — просто говорю я, не уверенная в том, как много он знает, если он замешан.

— Я уверен, что ты идешь на урок, но я хотел дать тебе свою визитку, — он лезет внутрь своего костюма. — На тот случай, если вы услышите или увидите что-нибудь, что может помочь нам в расследовании смерти Грега Уэста и исчезновения Криса Кроуфорда.

Я беру белый прямоугольник, смотрю на слова, напечатанные на нем, и кусаю нижнюю губу, пытаясь держать свои мысли при себе, но ничего не могу с собой поделать.

— Нежный беловатый оттенок, плотный картон. На нем даже есть водяной знак, — я кручу карточку между пальцами, засовывая ее в карман. — Пол Аллен был бы впечатлен.

Суровый вид Финна ломается, когда на его место приходит ухмылка, из-за чего он больше похож не на полицейского из полиции Майами, а на чьего-то дедушку.

— Любитель «Американского психопата»?

Я качаю головой.