Страница 25 из 93
Мой рот наполняется противной горечью. Это заставляет меня хотеть курить, чтобы скрыть раздражение, растущее в моем теле.
— Хотел узнать, где я. Мы должны встретиться за ужином сегодня вечером с моими родителями.
Я смотрю на пустой экран, звук пленочной камеры начинает зудеть внутри моего мозга.
— Ты идешь?
Я снова смотрю на нее, и свет холодильника освещает выражение вины на ее лице. Ей не нужно ничего говорить, чтобы дать мне ответ. Мой живот скручивается от ярости.
— Конечно, ты идешь.
Я поднимаюсь с земли, хватаю свою толстовку и шапку, лежащую на диване, прежде чем накинуть их на себя, затем иду к двери, чтобы засунуть ноги в туфли.
У нас с Сэйдж бывали моменты, когда казалось, что во внешнем мире все замирает. Мы покинем Пондероз Спрингс, приедем сюда и закроемся в стенах этого дома. Моменты, когда она была тем, кем хотела быть, и когда я был человеком, у которого была надежда.
Но всегда есть что-то, что тянет нас обратно в ядовитую грязь, напоминая нам о правде, о нашей судьбе.
— Это несправедливо, — бормочет она, закрывая холодильник. Я слышу, как ее босые ноги шлепают по кухне к моей спине.
— Что не так? — я рявкаю, поворачиваясь к ней лицом, когда она приближается, ее тело подпрыгивает от моего внезапного движения. — Это тот факт, что я сижу здесь с тобой, читаю сценарии, смотрю фильмы через день и заставляю твою киску сквиртовать на мой член, в то время как он выставляет тебя напоказ по школе, как будто ты какой-то кусок прославленного мяса?
Мой голос раскален докрасна, обжигающий удар по ее нежной коже. Когда у нас все хорошо, мы счастливы. Мы наэлектризованы. Захватывающий, теплый огонь во время праздников, к которому можно прижаться, чтобы согреться.
Но когданам плохо, когда мы спорим, почти всегда имея дело с Истоном, это нехорошо. Буря дыма и пламени. Неуправляемый лесной пожар, который поглощает все на своем пути. Она никогда не отступает перед моим гневом, и я не балую ее.
— Ты же знаешь, я не могу с ним расстаться! Еще нет, я же говорила! Мне нужно дождаться выпускного, Рук. Ты не представляешь, что сделают мои родители, если я не подожду. Нам нужно подождать.
— Как пожелаешь. Я ухожу отсюда, — я тянусь к двери, в то время как она хватает меня, пытаясь помешать мне быть ответственным и остановить эту ссору.
— Ты делаешь это каждый раз. Ты не можешь просто уйти отсюда! — она повышает голос. — То же самое — ты расстраиваешься и вместо того, чтобы говорить со мной о своих чувствах, закрываешься от меня, уходишь! Ты сделал то же самое на прошлой неделе с заявлениями в колледж! Как я должена понять, почему ты расстроен, если ты никогда не говоришь мне об этом?
Мое тело становится жестким, моя расслабленная природа тускнеет, превращаясь в камень.
— Я никогда не просил тебя об этом. Я никогда не просил тебя что-то сделать для меня, Сэйдж. Ты та, кто пришла искать меня, — я дергаю дверную ручку, но она сунула руки в дверь, хлопнув эхом по пустому дому.
Мое сердцебиение гремит в ушах, и по коже бегут мурашки. Я никогда не просил ее рассылать гребаные заявления в колледж. Я никогда не просил ее что-либо делать, не заботиться обо мне или моем чертовом будущем. Я никогда не просил ничего из этого.
Она не имела права давать мне надежду, верить в человека, который этого не хотел.
Я всегда знал, что уеду из Пондероз Спрингс, когда закончу учебу, — это не было вопросом. Я просто никогда не думал о том, что я буду делать, помимо этого.
Но потом появляется она, с планами, говорит о возможностях на химических факультетах, идеях, ковыряется в дерьме, в котором ей, черт возьми, нечего делать.
Она приходит, пытаясь дать мне надежду на будущее, которое, как я прекрасно знаю, никогда не наступит для меня.
Вот почему я избегал отношений любой ценой. Вот почему я доверял парням и только парням. Потому что они понимают, насколько парализующей может быть ложная надежда. Они понимают, что хорошие вещи не должны происходить с такими людьми, как мы.
— Значит, я плохая? Я опять неправа? Если я такая чертовски ужасная, Рук, из-за того, что до сих пор не рассталась с Истоном, то что насчет тебя? Ты хоть упомянул своим лучшим друзьям, что балуешься с дочерью мэра? Или ты все еще лжешь им?
Теперь я знаю, что она расстроена, поэтому она бьет по больному месту. Она ищет что-то, что заставило бы меня отреагировать, и она точно знает, где это найти.
Я передвигаюсь, разворачиваюсь так, что мы стоим лицом друг к другу, и подхожу ближе.
— Я не сказал им, потому что ты все еще трахаешь врага, Сэйдж, и, если они узнают о нас, если они узнают, что ты все еще встречаешься с ним, меня это бесит, они убьют его, — мой тон пробирает до костей, пронизан ничем, кроме честности. — Никогда не сомневайся в моей верности друзьям, — я делаю паузу, скрежещу зубами, ноздри раздуваются от гневного дыхания.
Если она думает, что то, что сделают ее родители, ужасно, она понятия не имеет, что ее ждет, если парни узнают.
Им плевать на то, что мы трахаемся, или что мы там делаем. Им было бы все равно, кто она такая, в отличие от большинства людей здесь.
— Я не занималась с ним сексом с самого Хэллоуина, я же говорила тебе!
—Ага, — я облизываю нижнюю губу. — Он все еще целует тебя в губы? — насмехаюсь я, подходя ближе, а она отступает назад, своего рода танец. — Касается твоей кожи? Держит твою чертову руку, как будто он владеет тобой?
Ее задница ударяется о спинку дивана, заманивая ее в ловушку передо мной, некуда бежать, негде спрятаться.
Мой разум — мой злейший враг, поскольку он прокручивает в голове то, что мне пришлось пережить за последние два месяца. Наблюдая за ними вместе в коридорах, видя, как он дотрагивается до нее, и зная, что я не могу их оторвать.
— Ребят не волнует, что ты дочь мэра. Говорить им не об этом. Дело не во мне. Речь идет о том, чтобы защитить тебя, — подчеркиваю я, тыча пальцем ей в грудь. — От того, что они сделают. Они заботятся обо мне. Даже если бы я сказал, что меня это не беспокоит, даже если бы я солгал сквозь свои гребаные зубы и сказал им, что, увидев его с тобой, я не заставлю себя, — даже произнесение этих слов вызывает привкус крови в горле, — Сжечь всю проклятую школу после того, как я оторву ему руки от его тела, они все равно будут знать, и конечный результат не будет для тебя хорошим.
Через самое темное дерьмо мы видели друг друга через это. Видели, как друг с другом сражаются вещи, которые никто никогда не должен был видеть. Стал свидетелем того, как на самом деле выглядит Ад на Земле.
Мы защищаем друг друга любой ценой.
Нет ничего, чего бы мы не сделали друг для друга.
Включая, но не ограничиваясь, сдиранием шкуры с ее опрятного бойфренда заживо.
— Так вот что нужно, чтобы заставить тебя открыться мне? Говоря о том, как Истон заставляет тебя ревновать? Ты же понимаешь, что впервые говоришь со мной о своих друзьях?
Мне не нужно это дерьмо. Чтобы она тыкала и подталкивала ее, чтобы она могла попытаться понять меня. Мне не нужно, чтобы меня понимали. Меня не нужно спасать или исправлять.
В последний раз я поворачиваюсь, желая уйти. Я закончил с этим разговором, но она просто не сдается. Она не уйдет.
— Я тебе все сказала! Ты знаешь меня, Рук, и я доверяла тебе. Ты даже не скажешь мне, куда идешь, когда мы не вместе! Почему ты не сделаешь то же самое для меня?
— Ты должна была подумать об этом, когда начала исповедоваться в грехах кому-то вроде меня. Я не играю честно, Сэйдж. Я говорил тебе это.
— Нет, ты не уйдешь, — она встает передо мной, блокируя дверь своим телом, которое я бы без проблем вышвырнул со своего гребаного пути, но она, что я не сделаю этого. — Нет, пока ты мне что-нибудь не скажешь. Почему ты всегда появляешься с синяками? Почему у тебя разбита губа? — она продолжает толкать меня.
Моя плоть и кости горят, этот непреодолимый огонь разгорается в моей груди, становясь все выше и выше, чем больше она толкает.