Страница 64 из 75
Глава 22, в которой награда находит героя
— Твою-то мать, Белозор! — Старовойтов уже отсмеялся, но всё еще тяжело дышал. — Это настолько в твоем репертуаре, что я просто не представляю, чего еще более абсурдного могло произойти!
Красивое лицо директора Минского корпункта "Комсомольской правды" было красным, как спелый помидор. Он нашел меня в холле аэропорта, приехал сюда на служебной машине, чтобы доставить прямиком в контору, но оказался не единственным встречающим. Более того — он не успел, хотя и прибыл вовремя!
Дело в том, что как только я сошел с трапа, под белы рученьки меня подхватили корректные крепкие мужчины в гражданском, провели куда-то вглубь терминала и... Вручили медаль! Черт возьми, какой-то дядька с пузом и в пиджаке пожал мне руку и зачитал что-то вроде:
— ...за высокую бдительность и находчивость, смелость и самоотверженность, проявленные при спасении человека на воде в городе Кабул, Демократическая Республика Афганистан, такого-то августа 1980 года, от имени Президиума Верховного Совета СССР Герман Викторович Белозор награждается медалью "За спасение утопающих"! — продолжительные аплодисменты, переходящие в овацию.
Мне прицепили на рубашку, на левую сторону груди, блестящий кругляшок, вручили удостоверение и футляр, пожали руку и, наконец, отпустили восвояси. Я стоял в холле аэропорта, смотрел на себя в зеркало и пытался понять — что это вообще такое нахрен было?
По всему выходило: туловище из фонтана таки выполнило свое пьяное обещание. Или главный кабульский особист на пару с Гериловичем прикололись? Они ведь грозились исполнить нечто подобное! Вот ведь упыри! Хотя — мир место довольно странное, и вариант, что "хозяйство Суслова" свой посул реализовало, а бравые бойцы невидимого фронта — забили и забыли, тоже имел право на существование. Я бы даже поставил скорее именно на "фонтанную" версию: давешний пузатый дядька в пиджаке был похож на партийца гораздо более, чем на рыцаря плаща и кинжала.
А в зеркале я смотрелся неплохо: дочерна загорелый, только глаза блестят, в бежевых брюках-карго, коричневой рубашке, платке-шемахе на шее, с рюкзаком через плечо и с медалью на груди. Еще и хайбер из багажа забрал, и теперь его рукоятка торчала из рюкзака. Джон Рэмбо, сэр!
Потому-то и хихикал Старовойтов, когда рассмотрел, что за цацка висит у меня над нагрудным карманом.
— Привезти из Афгана медаль за спасение утопающих! Там же пустыня, а? Ой, уморил, ой не могу! — шеф переигрывал. — Давай, поедем в корпункт, мы с тобой рассчитаемся: командировочные, гонорар, то, сё — там о-о-очень прилично получилось. Ну и выпьем по стопятьдесят, обмоем так сказать...
Видимо, Михаил Иванович испытывал неловкость за то, что отправил меня на войну. А еще — облегчение, потому что я вернулся. И зависть: хрена с два у него была своя рубрика на весь Союз.
— Ну, давайте поедем. Но стопятьдесят отложим на потом — я к своим тороплюсь.
Это "к своим" вылетело само, легко и непринужденно. Я и вправду считал Тасю и девочек "своими", вот и всё. И правда по ним скучал. А потому — плевать хотел на все эти церемонии и пляски у костра с рюмкой коньяку в руках.
— Ну ладно, ладно! — Старовойтов, наконец, успокоился. — Тебе вообще отпуск полагается. Давай — три дня отдохнешь, потом приходи, будем творческие планы строить! Сейчас "Комсомолка" — ого-го! Сила! Да и вообще — после Олимпиады вожжи ослабили, можно делать большие дела и писать, писать, писать...
Он бы еще долго мог говорить, но мы дошли до машины, и велеречивому Старовойтову пришлось сделать паузу, чтобы сесть за руль, сунуть ключ в замок зажигания и и поехали в сторону центра Минска. Движение было довольно оживленным по нынешним временам и шефу пришлось сконцентрироваться на дороге, так что допекать меня своими речами он на время перестал.
Зато отыгрались коллеги в корпункте. Нет, просто представьте себе: реально встречали с цветами и аплодисментами стоя, как будто я блин воздушный гимнаст, который с соревнований вернулся! Я совершенно не представлял, как реагировать на такой пышный прием: то ли гады они, которые самого тупого и новенького сбагрили в опасную командировку, то ли благодетели, обеспечившие мне точку опоры, трамплин для... Для взлета? Нет, до взлета мне было еще далеко... Но если бы не эта команда уклонистов и стрелочников — черта с два я увидел бы странную и манящую, далёкую страну по имени Афганистан... И никогда не познакомился бы с кучей замечательных людей. Никогда не узнал бы Гериловича, Гумара, Даликатного, не взял бы интервью у Масуда.
Он и Машеров — вот какие люди меняют историю! А не какой-то выскочка-попаданец, даже обладающий задатками местного шарлатана-предсказателя.
В общем — всё это "чествование передовиков газетного производства" вынуждало меня улыбаться, кивать, пожимать руки людям, которых я или не запомнил, или не знал вовсе, и вообще — выдавливать из себя приличный вид. Потом мы прошли в кабинет шефа, оставив коллег за дверями, он пошарил в ящике и достал оттуда ведомость, пухлый бумажный конверт и крупный ключ, в ушко которого почему-то была продета огромная канцелярская скрепка.
— Вот деньги, распишись. Тут действительно — много! Может на сберкнижку положи? Ну, сам решай. А вот — ключик от дачки. Ты просил дачку — я нашел тебе дачку! А? — он, всё-таки, был неплохим мужиком, этот Старовойтов. Запомнил же! — Более того, дачка — в Узборье! Там до твоих разлюбезных Раубич пять минут на машине, полчаса пешком, а с твоими ногами и вовсе — минут пятнадцать. Нормально же!
— Вот за это — гигантское интернациональное спасибо, Михаил Иванович! — я был вполне искренен. Как он выкрутился — не знаю, но вот так взять — и запросто вручить ключ? Красавчик, что скажешь. — А что там за домик-то?
— Тебе понравится. У самого леса, с мансардой...
— Ах, с мансардой? — плюшки и ништяки сыпались на меня как из рога изобилия!
— Отличный труд должен отлично вознаграждаться, а? А ты поработал там не за страх а за совесть. Веришь, нет — всем корпунктом твои репортажи читали. Это что-то с чем-то. Приключенческий роман! Ты книгу написать не хочешь, кстати? В стиле "Журналист Сорви-Голова"! А документы на дачку получишь, как на работу придешь — послезавтра. Всё оформлено честь по чести, нужна только подпись твоя. Давай, не задерживаю!
Вот ведь жук! Говорил — три дня отдыха, а теперь — послезавтра? Начальник он и в Африке начальник!