Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 77 из 78

Эпилог

12 июня 1837 года, понедельник

Разговор с классиком

Мы сидели в полупустой траттории с видом на Неаполитанский залив. Я и Гоголь. Гоголь ел пасту с сыром, я просто сыр. Да уже и съели всё — за разговором.

— Заговор был, — сказал я. — Самый настоящий заговор. Многоходовка. Вы в шахматы играете, Николай Васильевич?

— В шахматы? Нет, в шахматы не играю. В шашки играл, в гимназии. Считался порядочным игроком.

— Шашки тоже сложная игра. Умственная. Только в той многоходовке, что разыгралась в Петербурге, правил нет. Шашки ходят косо, и шашки ходят прямо, а при нужде назад тоже ходят.

Пушкин получает подмётное письмо. Глупая шутка — так кажется на первый взгляд. Но Александр Сергеевич принимает её всерьёз. Он думает, нет, он уверен, что над ним смеются в каждой гостиной. Неважно, что происходит на самом деле, важно, что происходит у Пушкина в голове. Старый муж, обманутый муж — что может быть унизительнее? Он сравнивает себя с молодыми кавалерами, и убеждается: они более привлекательны, нежели он. Особенно досадно смотреть на барона д’Антеса: высокий, статный, нравится женщинам, нравится мужчинам, да еще и титул есть. Белокурая бестия, чтоб его. А он? Стоит только посмотреть в зеркало... Окружающие, глядя на танцующих госпожу Пушкина и барона д’Антеса, не скрывают восхищения: какая пара! Венера и Марс, а он — в лучшем случае Вулкан, но без силы, без мощи Вулкана. Да, здоровье уже не то. Совсем не то. Был, да вышел. Жена недовольна. И остальные тоже. Как быть?

И он в бешенстве бросает д’Антесу вызов. А барон, хоть и молод, да не глуп. Не затем он приехал в Россию, чтобы стреляться со старыми ревнивцами. Он за чинами приехал, за славой. И барон делает предложение сестре Натальи Николаевны, мол, дураки вы все, я за сестрой ухаживаю, а вы что подумали?

Что остается Пушкину? Либо доказывать, что да, что жена ему изменяет, и на этом основании требовать дуэли, либо успокоиться.

Он успокоился, но не надолго. В январе он пишет бешеное письмо Геккерену-старшему. Посланнику! Назревает международный скандал. Государь наш в своей мудрости отправляет Александра Сергеевича в Михайловское. Остыть и поправить здоровье. Парное молоко, свежие яички, зелень с огорода, воздух, солнце. Не гнилой Петербург, а русская деревня! Есть ли что лучше для поправления здоровья?

И всё бы хорошо, но непонятно: кто рассылал подмётные письма? Кто накручивал, подзуживал и выбешивал Пушкина? Кто, и главное, зачем?

— Из зависти к поэтическому гению? — предположил Гоголь.

— Многие так думали и думают. Но вряд ли. Из зависти критические статьи пишут. Донести могут Куда Надо — о политической неблагонадежности. Мол, дискредитирует и очерняет. А здесь подталкивают к дуэли. Но чем дуэль может навредить поэтическому гению? Да ничем не может, наоборот, привлекает внимание: ах, какая тонкая натура у нашего гения! Не вынесла душа поэта позора мелочных обид! Так что нет, не зависть.





— Тогда и не знаю. Вдруг да и не в Александра Сергеевича сей пасквиль метил, а в его жену?

— И это рассматривалось. Та же Екатерина Николаевна ревнует сестру к барону, и подметным письмом способом обращает внимание Пушкина на ситуацию. Но после того, как д’Антес форменным образом сделал ей предложение, никакой нужды выбешивать Пушкина у неё нет, а — науськивание продолжается.

Вдруг не в Пушкине дело, а в бароне д’Антесе?Ему, д’Антесу, завидуют куда больше, чем Пушкину. Приехал, поступил в гвардию, получил чин, глядишь, скоро полковником станет,а мы-то, свои, чем хуже?Как бы его, барона, того... из баронов, да в бараны? На шашлык пустить?

-Получается, Пушкин средство, а не цель?

-Именно! Вызовет в припадке бешенства на дуэльд’Антеса, и, независимо от результата, карьера француза превратится в пыль. Убит, изувечен, сослан в Сибирь, разжалован в солдаты, в лучшем случае — выдворен за пределы России. Судьба Пушкина заговорщиков не беспокоила совершенно: Пушкин не былмишенью, он был пулей. Кого интересует судьба пули после того, как выстрел свершился? Разве что полевого хирурга. Но они не были хирургами.

— Может быть, может быть, — сказал Гоголь с сомнением. — Но сколько таких д’Антесов сейчас в России? И ничего, делают понемножку карьеру, но что за карьера? Пустяковая карьера. До генералов далеко.

-Вот и я так решил. Кому может мешать поручик? Такому же поручику. А для поручика уж больно это сложно: заговоры, психология, манипулирование...

-Тогда что?

— Тогда кто, — поправил я Николая Васильевича. — Тогда Геккерен-старший. Это фигура покрупнее. Посланник! Международные интриги! Тут заговорам самое место! Многоходовочкам! Бьют Пушкиным по д’Антесу, а попадают по Луи Геккерену. Если приёмный сын будет замешан в дуэли — это непременно отразится и на приёмном отце. А уж если дуэль закончится кровью,посланник обязательно станет персоной нот грата, Геккерена-старшего попросят выйти вон.

-Международные интриги, вон оно как! Я совершенно ничего не понимаю в международных интригах. Зачем кому-то нужно, чтобы посланника выслали из России? Cui prodest? Cui Ьопо? — блеснул нелжинским образованием Николай Васильевич.

-Мой давний знакомый, очень умный и очень недобрыйчеловек, однажды сказал: люди всегда были и всегда будут глупенькими жертвами обмана в политике, пока не научатся за любыми словами и делами разыскивать интересы крупного капитала.

— И в чем же заключаются интересы крупного капитала?