Страница 5 из 78
На другой стороне стола разговор о журнале не задался. То ли погода тому виной, то ли нездоровье Натальи Николаевны, а, может, мое присутствие сбило с настроя, но Пушкин стал рассеян, и через несколько минут, извинившись, ушёл, сказав, что должен проведать жену, не скучает ли она.
— Удивительно, но вас не кусают комары, — сказал мне Гоголь. Наблюдательный, однако. Вечерело, и комары, дотоле летавшие поодиночке, начали атаку батальонными группами.
— Секрет прост! — я показал помадницу, крохотный золотой флакончик со звездой Соломона, исполненной мелкими бриллиантами на крышечке. Челлини. Дубликат, конечно.
Снял крышечку. В помаднице была, понятно, помада, но не косметическая, а отгоняющая насекомых. Её, именно эту, создадут через двести лет, но кто считает. — Из бразильского цветка помадка. Очень её комары и прочие кровососы не любят. Попробуйте, — я протянул Гоголю флакон.
Тот посмотрел с сомнением. Помадки всей — сорок гранов.
— Разрешите мне, — я коснулся указательным пальцем средства, и перенес на запястье Николая Васильевича самую малость. А много и не нужно. — Подождите пару минут, и увидите.
Увидели все: через две минуты комары стали облетать Гоголя стороной, как былые приятели избегают уволенного за долгий язык титулярного советника.
Тут и юные дамы подставили ручки. Не жалко, пользуйтесь.
— Удивительно! Чего только нет на свете! — сказала Александра Николаевна.
— Собственно, это род персидского порошка, только очищенный, и травы особые, бразильские.
— Я о флаконе, — ответила Александра Николаевна. — Позвольте посмотреть поближе.
Я передал ей помадницу.
— Очень, очень изящно. Это делают в Бразилии?
— Нет. Это подарок жены, на дорожку, — я нарочно упомянул жену. Чтобы в отношении меня планов не строили.
— А жена...
— Жена, урожденная виконтесса душ Сантуш, получила флакон от родной тети. А вообще вещица когда-то принадлежала прапрапра, герцогине д’Этамп, подарок Франциска Первого, работа Бенвенуто Челлини. Так гласит фамильная легенда.
— Ваша жена такого древнего рода? — опять не удержалась от нескромного вопроса Александра.
— Все относительно. Магели тоже не вчера вписаны в Готский альманах, мой предок бок о бок воевал с Ричардом Львиное сердце, а я в нашем роду тридцать седьмой барон. Что с того?
— Не скажите. Гордиться славою своих предков не только можно, но и должно, — вернувшийся Пушкин вступил в беседу.
— Крестовые походы отсюда, из этого сада кажутся романтическими и возвышенными, — ответил я, — на самом же деле это был обыкновенный разбой. Чем гордиться?
— Как — разбой? Освобождение Гроба Господня есть обязанность каждого христианина! — возразила Загряжская. Возразила не запальчиво, а, скорее, полемически. Для поддержки разговора.
— Не знаю. Иисус о такой обязанности ничего не говорил. И предок мой считал, что если Господь пожелает, то Гроб Господень в тот же миг окажется в Риме или в ином христианском месте. А раз не оказывается, значит, Господь этого не желает, существующее положение его устраивает.
— Но ведь ваш предок пошел в поход с королем, не так ли? — спросил Пушкин.
— Дело служивое, король зовёт — барон идёт. Феодальные отношения, время долга. Сейчас другое, сейчас всё больше служат не из верности, а за деньги.
— А ваша семья приедет в Россию? — Александру Николаевну не сбить, её более интересовали вопросы конкретные. Хотя и личные. Но она то ли притворялась подростком, то ли была им по состоянию ума. Ум у Гончаровых особый. Деда жены, промотавшего миллионы, Пушкин характеризовал кратко — «свинья», отец жены умалишенный, откуда ж быть уму? А он, женский ум, говорит, что жена за океаном уже и не совсем жена.
— Не знаю, — ответил я. — Россия — мир, очень уж отличный от Бразилии. Тут и с
Солнце по небу ходит иначе, и греет иначе, и вообще... Там и она, и родня имеют большой вес при дворе императора, а в России...
— Императора? В Бразилии — император?
— Дон Педру, — ответил Пушкин чуть раздраженно. То ли стеснялся наивности свояченицы, то ли комары закусали.
— Да, дон Педру, второй своего имени. Ему пять лет, всё еще впереди...
— А отец его, стало быть, дон Педру Первый? Почти как Пётр Первый! — воскликнула Александра Николаевна.
— Вы совершенно правы. А учитывая, что дон Педру Первый, будучи королем Португалии, звался Педру Четвертым, в Бразилии нет недостатка в донах Педрах. Но, что касается семьи, я думаю купить имение — на всякий случай. Небольшое, душ на сто, много двести, не больше. Для отдохновения души. Вдруг и приедут, если не навсегда, то в гости. Увидят лес, увидят реку, почувствуют благорастворение воздухов — и останутся. Мечты, конечно, но что за беда.
— И где вы думаете приобрести имение?
— Не знаю, пока не решил. Где теплее. К югу от Москвы.
— Но это же далеко от Петербурга?
— Что ж, когда-нибудь проведут железную дорогу, и путь от Санкт-Петербурга до, к примеру, Екатеринославля, займет день или два.
— Сейчас строится дорога до Царского Села, — заметил Михаил Виельгорский.
— Начало положено. Я совершенно уверен, что наш Государь будет перемещаться из Петербурга в Москву и обратно по железной дороге. И не только Государь, а любой человек — за умеренную плату. Сядет с комфортом в вагон, раскроет журнал, и будет читать, пить чай или кофе, при станциях посещать рестораны, и путешествие станет радостным событием для доброго семейства — мужа, жены и детишек, чем больше, тем лучше. Радостным и легким. Если есть деньги.
— Вижу, в Бразилии деньги в цене.
— Они во всем мире в цене, Александр Сергеевич. Сегодня первыми людьми государства становятся промышленники. А титул, кому вдруг надобен, можно и приобрести. Приобретатель теперь фигура важная, Ротшильды тому пример. В Бразилии же и герцогскую корону получить не сложно. Правда, дорого.
— Сколько же стоит герцогский титул? — заинтересовался Виельгорский-старший.
— Пятнадцать миллионов франков.
— Однако! Если бы у меня были пятнадцать миллионов франков... — протянул князь Одоевский.
— Тщеславие стоит дорого, — сказал я. — И не только в Бразилии. Графом в Италии можно стать куда дешевле. Купить втридорога островок, принадлежащий герцогу, и он пожалует приобретателя графом. Граф Монте-Кристо — звучит?
— Если к титулу прибавить миллионы — звучит, — согласился Одоевский.
— С деньгами можно много чего полезного сделать, — подал голос Гоголь. — А без денег, нужно признать, жизнь скучна и суетна.