Вот пуля пролетела

А видел ли лекарь папашу и братца в болезни, спросил я. Нет, когда за ним послали, они уже скончались. Но никаких сомнений у него нет, а что в ноябре приключилась болезнь, так это поздняя холера. Бывает.

А я думаю, не отравил ли их кто? Или вдруг и сами отравились, занимаясь химией. Почему химией? Искали новые краски для ткани. Или отбеливатели. Или ещё что-нибудь. Без химии производства не бывает.

И только я подумал о химии, как в голове щёлк! Алхимия! Вдруг у нашей фамилии секрет древний, как делать золото из... ну, из чего-нибудь? Знаю, ерунда, а из головы не выходит. Думаю, думаю...

Мануйла слегка вспотел: на лбу выступили капли. И жилка на виске набрякла.

— Графиня Гольшанская... то есть моя жена, — быстро поправился он, — оказала мне неоценимую помощь и поддержку. Мы перебрались сюда. Закрыли завод. Гра... Жена вызвала из родительского имения полдюжины верных слуг, считая, что нам здесь они понадобятся.

Заводских людей большей частью перевели на оброк, пусть ищут заработки. Оставили немногих. Жизнь здесь самая дешевая, и если забыть о Петербурге, то... Однако ни я, ни графиня забывать Петербург не желаем.

И я стал вновь, вновь и вновь пересматривать бухгалтерские книги, стараясь разгадать, как это у папаши и брата получалось не только сводить концы с концами, но и предоставлять мне значительные суммы?

И от книг производственных, заводских, я перешел к книгам хозяйственным. Вот что выяснил: примерно раз в году у папаши были поступления, и поступления изрядные: около трехсот тысяч. Откуда? Помечены «К». Имея ежегодное пополнение в триста тысяч, можно, конечно, заниматься чем угодно, но где тот неведомый даритель? Таинственный благодетель? Заимодавец? Или выигрыш в карты, что ли? Но папаша, во-первых, не был игроком, а, во-вторых, вот так год за годом выигрывать по триста тысяч? Да он прославился бы на всю Россию! И взаймы год за годом кто станет давать по триста тысяч? И чем отдавать? И почему мне никто не предъявил векселя?

Нет дарителя.

Мысли донимали меня, я буквально потерял сон, всё ходил, и думал, думал, думал. Клад? Один раз в жизни — с трудом, но поверю, но ежегодно?

А вдруг папаша имел дело с фальшивомонетчиками? Искусство подделки достигло небывалой высоты, взять хотя бы наполеоновские рубли, и если подойти к делу скрупулезно, можно жить-поживать, и добра наживать. А для вида, чтобы не было подозрений, завести льняную мануфактуру. Какое подозрение, если есть мануфактура?

Я даже стал ждать посланников этих фальшивомонетчиков. Даже не знаю, чтобы я сделал, явись они ко мне. Не исключаю, что принял бы предложение. Но они не являлись и не являлись. А, может, сам папаша и печатал фальшивые бумажки? Бумагу мануфактура производила, а где-нибудь в замке вдруг да и спрятан маленький печатный станок? Или даже не маленький?

И эта мысль тоже захватила меня. Я обыскал и Замок, и постройки, но ничего не нашёл. Да и как найти? Вдруг станок спрятан где-то неподалеку, например, в яме? И достаётся только по случаю? Положим, в яме испортится, но в потайную комнату, даже не комнату, а конурку его могли упрятать?

Не стал я фальшивомонетчиком. Не потому, что душою чист, а просто не нашёл я станка. Да ведь и дело это непростое — печатать деньги, как бы я сумел его постичь? А обращаться к случайным людям — ну уж нет. Выдадут.

И вот, бродя по залам Замка, я продолжал размышлять об истоках благополучия папаши и братца. А что благополучие было, доказывало даже то, что они покупали немало дорогих вещиц, за всё расплачиваясь своевременно. Не оставили они долгов. Бриллиантовые серьги сестре за десять тысяч ко дню ангела — одна из таких покупок. Телескоп даже купили — за месяц до холеры. Вот скажи, зачем им понадобился телескоп за восемь тысяч рублей да ещё с дорогим часовым механизмом и прочими принадлежностями на три тысячи? Я думаю — просто были деньги, пришла охота, потому и купили. Как пряник ребенку. Он и сейчас лежит в чулане, телескоп, папаша с братцем собирались установить его по весне, немецких мастеров пригласить, но не успели, а мне и ни к чему. Хотел продать, и сейчас хочу, но цены никто не даёт. Нет в нём потребности, в телескопе с часовым механизмом. Те у кого есть средства, ленивы и нелюбопытны.

И ещё, в довершении всего, приходит письмо от господина Терпригорского. Мужа моей сестры. Почему я не шлю назначенное папашей содержание? Папаша, оказывается, обещал моей сестре, а своей дочери, пожизненное содержание в пятнадцать тысяч рублей. Мануфактура-де майорат, в наследстве не делится, а целиком достается одному, взамен этот один обеспечивает братьям и сёстрам постоянное вспомоществование. По завещанию этим одним должен был быть мой братец, но раз он тоже умер, ответственность теперь на мне. И да, поскольку наследников теперь на одного меньше, необходимо долю сестры, а его жены, увеличить на половину той суммы, что предназначалась мне, то есть еще на тридцать тысяч.

Есть от чего пойти голове кругом. Какие тридцать тысяч, какие пятнадцать тысяч?

Стал вспоминать младые годы. Папаша с нами строг был, а маменька всё по монастырям ездила, грехи замаливала. Какие грехи? Я с братцем и сестрицей накоротке был, в детстве-то. В одни игры играли. И было у нас тайное место в Замке, куда мы складывали карты сокровищ, нами же нарисованные, и прочие детские секреты. Я и решил его проверить, а ну как что и найду. С отчаяния решил, не иначе. Отчего отчаяние? А оттого: рассчитывал-то я на миллионы, а тут — даже и не знаю, что делать. Продать мануфактуру? Я через своего иудея узнавал, можно ли. Можно, но цену дадут небольшую, и то — если с людьми и с землей. Содержание сестре, ага...

Пошёл я в ту нашу детскую комнату, раскрыл секретное место, проверил — и обнаружил тетрадку, но не старую, а недавнюю. Исписанную братцем. Братец с детства сочинять любил, сказки и всякие истории.

Взял я тетрадку и стал читать.

И вот что прочитал. Пишет он, обращаясь ко мне: мол, если ты, братец, читаешь эти строки, значит, дело обернулось плохо, и они с папашей мертвы. А мертвы они потому, что попытаются открыть проход — дело необходимое, но опасное.