Страница 32 из 45
— Нет, не нравится, — сказал он. — Но это — работа.
— Да, — согласилась Люси. — Это — работа. — И сделала глоток шоколада.
— Но работа бывает разной, — продолжила она. — Ты знаешь, что я забочусь о девочках. Я стараюсь, чтобы их работа не была… грязной. Но… это не всегда получается.
Шоколад уже немного остыл, и она сделал еще несколько глотков.
— То, чем сейчас занимается Вивьен, — сказала она. — Это грязная работа, и это мне не нравится.
— Но я ничего не могу поделать, — продолжила Люси. — Этот клиент — совладелец заведения, но…
— Но…, - сказала женщина после небольшой паузы. — Может быть еще хуже.
— Хуже? — переспросил Патрик.
Когда было не просто неприятно, не просто больно, то он уже не каменел, а приходил в ярость.
— У тебя нет середины! — ругался учитель Лю. — Иди, наполни бочки водой. Может быть, это научит тебя чему-то.
— Но они же полные! — как-то возмутился Патрик.
— Ну так вылей, дуралей! — рассмеялся учитель.
Люси видела, как разозлился ее охранник, но промолчала.
— Что мне надо сделать? — спросил Патрик. Он понимал, что воду в этот раз носить ему не придется.
— Будь наготове, — сказала Люси.
Сцена 49
В Сингапуре миссис Бертон отдыхала в отеле пару дней пока не получила сигнал. Она села на край кровати задрала подол пеньюара и стала массировать голень. Унять боль это никак не могло. Это был просто ритуал.
— Я тебя услышала. Я про тебя помню. Я тебя не забыла, — повторяла про себя пожилая миссис, растирая ногу.
Под икроножной мышцей на левой ноге у нее было синее пятно, от которого по коже, словно щупальца, тянулись тонкие нити. Когда-то они были короткие, не длиннее ногтя мизинца, но потом начали расти. Когда эти синие «лучики» достигли колена, появились сильные боли, и миссис Бертон обратилась к врачу. Потом к другому, потом еще к другому. Но они только разводили руками, а один из них, наверное, самый откровенный, сказал, что ей осталось жить год или два. Этому врачу пожилая леди поверила, потому что и сама это почувствовала в один из приступов боли.
Миссис Бертон продала дом, оставшийся после мужа, все свои драгоценности и отправилась в путешествие по Востоку. Этих денег, если быть бережливой, по ее расчетам должно было хватить на год-два, а больше и не потребуется.
Устраивать спектакли она стала не сразу. Поскольку Восток для миссис Бертон начинался в Японии, то в Бостоне она села на поезд, идущий в Сан-Франциско. В нем она познакомилась с одной, дружной семьей. Отец, мать и сын, в возрасте, когда дети уже начинают считать себя взрослыми. Несмотря на то, что этому мальчику было не больше шести-семи лет его родители были далеко не молодыми. Миссис Бертон через осторожные расспросы выяснила, что это их первый ребенок. «И, наверное, последний,» — про себя подумала она.
Путешествие в поезде какое-то время отвлекло ее от дум о болезни. Но та сама напомнила о себе. В одну из ночей пришла боль и никакой перестук колес поезда не мог ее успокоить. Нужно было что-то посильнее чтобы забыть о болезни, чтобы успокоить боль. Миссис Бертон заметила, что мальчишка, сынок немолодых родителей, с которыми она познакомилась, совсем не похож на отца.
«Пусть помучается,» — решила про себя она. — «Почему только мне одной страдать?!»
Во время остановки на одной из станций, в ресторане она напросилась за один столик с этой семьей и всю трапезу восхищалась тем, как мальчик похож на своего отца.
— Какой у него носик! Вылитый папочка! — говорила миссис Бертон, переводя взгляд с остренького носика сыночка на похожий на картошку нос его родителя.
— Ах, какие бровки!? — продолжала умиляться интриганка, хотя тонкие и блеклые брови мальчика совсем не напоминали черные густые брови, нависшие над глазами его отца.
«Получится — хорошо, не получится — придумаю что-нибудь еще,» — подумала пожилая женщина и, притворившись, что поднимает упавшую вилку, погладила свою голень. Боль, всю ночь острыми толчками беспокоившая ее, сейчас лишь слабо напоминала о себе, словно тоже ждала развязки, затеянной своей хозяйкой, неурядицы.
Придумывать что-либо еще не пришлось. Весь день из купе, где ехала эта семья слышались возмущенные голоса и всхлипывание.
«Ах!» — воскликнула про себя миссис Бертон. — «Хоть бы одним глазком посмотреть, что там происходит?!»
Как ни странно, но за всеми этими мыслями боль в голени утихла. Пожилая женщина это заметила и задумалась.
«Просто отвлеклась?» — подумала она. — «А может быть все сложнее?»
«Мы же можем делиться радостью?» — думала миссис Бертон и вспоминала, как ее супруг, тогда еще и не супруг, подарил ей колечко и сделал предложение. В тот момент в ее душе вспыхнула яркая звездочка: и колечко было красивое, и манил своими будущими открытиями переход из девичества в замужние женщины. Когда она подняла глаза на своего будущего мужа, то увидела, что яркая звездочка из ее груди своими лучиками озарила и его. Он улыбался, а в его глазах тоже была радость.
«Значит, радость передается,» — еще раз, теперь в утвердительной форме подумала миссис Бертон. — «Значит, можно передать и боль.»
Продолжение той неурядицы в семье ее случайных знакомых по поезду пожилая леди увидела во время остановки на очередной станции. Пассажиры выходили из купе на перрон, чтобы размять ноги. Так поступила и миссис Бертон. Так сделала и знакомая ей семья. Только вот глава семьи был сильно не в духе. Он прошелся вдоль вагона, а потом в сердцах ударил рукой по его стенке. К сожалению, он угодил кулаком в фонарь, который разлетелся многочисленными осколками, а из руки мужчины обильно потекла кровь.
— Папа, папа! — закричал мальчишка. — У тебя кровь! Я сейчас принесу бинт.
Мальчишка бросился бежать, но отчего-то спотыкнулся, упал и больше не встал. Когда его перевернули на спину, то было видно, что в его глазу торчит большой осколок от фонаря.
Тогда миссис Бертон почти наяву увидела, как облако боли охватило и потрясенного отца, и рыдающую мать, погибшего мальчишки.
До самого Сан-Франциско болезнь не напоминала о себе. Только самый глупый человек не сделал бы из этого соответствующих выводов. Миссис Бертон себя глупой не считала.
Сцена 50
Спектакли, которые устраивала миссис Бертон во время своих путешествий были разными. Это зависело от обстоятельств, от людей, которые ее окружали, но почти всегда ей удавалось делиться с ними своей болью. В какой-то момент времени этой пожилой женщине даже показалось, что, в конце концов, боль уйдет навсегда вместе с болезнью, а она вернется домой выздоровевшей. Но синие щупальца никуда не исчезли. Они переползли через колено и замерли посередине бедра. Отпущенный ей догадливым доктором год заканчивался.
«Так даже лучше,» — усмехнулась про себя пожилая леди. Ее сбережения заканчивались. Если бы даже она выздоровела и вернулась обратно в Бостон, то там ее не ждало бы ничего хорошего. Ни мужа, ни дома, ни денег.
От этих мыслей женщину отвлек толчок боли в ноге. Второй день она сидела в номере гостиницы. Боль напомнила ей, что пора действовать. У портье она узнала, где находится самый большой индийский ресторан в Сингапуре.
— Но вам лучше туда не ехать, — предупредил ее портье. — В нашем ресторане вы можете заказать любую местную пищу.
Но миссис Бертон его уже не слушала.
Ей удалось найти экипаж и объяснить вознице, куда ехать. Тот сначала что-то бурчал непонятное в ответ, но женщина показала ему шиллинг, и это решило дело. Денег было не жалко. Они ничего не значат, когда начинается приступ боли. Сколько не прикладывай серебро к больному месту, не поможет.
Ресторан размещался в большом, отдельно стоящем здании. Из чего оно построено и сколько в нем этажей было совершенно не понятно. Весь первый этаж окружали навесы, под которыми должны были размещаться то ли магазинчики, то ли выносные столы и стулья. Но сейчас все это пространство пустовало. Этажи здания были ярусными. Второй этаж был меньше первого, словно на большой спичечный коробок поставили коробок поменьше. Третий вообще выглядел, как башенка. Стены пестрели различной окраской, двери и окна были обрамлены резными деревянными колонами, так что миссис Бертон себя поправила. «Никакие это не спичечные коробки,» — сказала она про себя. — «А самые настоящие рождественские подарочные шкатулки».