Страница 7 из 59
— Тереза, — сказала она и пожала протянутую руку. Рука русской оказалась на удивление крепкой.
***
Вера сидела перед зеркалом в новой каюте. Пока они были на встрече с журналистами, стюард перенес все их вещи с «Пасифика» на «Звезду Востока». Каюта была просторней, а кровать гораздо шире. На Вере была тонкая ночная рубашка с кружевами под горло и длинными рукавами. Эта рубашка Вере очень нравилась. Но больше всего ей нравилось, как на нее в такие моменты смотрел Андрей.
«Как жаль,» — подумала Вера. — «Я — снова я, а Андрею так и приходится носить чужую личину».
Андрей только вернулся с палубы, где прогуливался, давая ей возможность переодеться. Вера уже вытащила все заколки, распустила волосы, расчесала их и заплетала в косу.
Андрей подошел к ней сзади, положил руки на ее плечи и поцеловал в макушку.
— Тереза славная, — сказал Вера, смотря на отражение Андрея в зеркале.
— Да, — согласилось отражение Андрея.
— Ты о ней заботишься, — сказала Вера
— Да, — вновь согласилось отражение.
— А если бы не было меня? — начала Вера.
Андрей наклонился к плечу Веры, прижался щекой к щеке девушки и, смотря на нее в зеркало, зашептал:
— Если б не было тебя, то для чего мне быть? День за днем находить и терять, ждать любви, но не любить…* Больше не помню.
— Больше и не надо, — сказал Вера, оборачиваясь и обнимаю своего любимого мужчину.
* — строчки из песни песня Джо Дассена. Стихи Пьера Деланоэ и Клода Лемеля, музыка Тото Кутуньо и Паскуале Лозито. Автор перевода на русский мне, к сожалению, не известен.
Сцена 14
Пыхтя, после подъема по лестнице, Бруно зашел в кабинет главного редактора «Нью-Йорк пост». Джозеф Эпштейн сидел за своим столом и с грустным видом помешивал ложкой в стакане с чаем.
— Привет! Что, жена опять не дала? — спросил Бруно.
— Да, пошел ты, — вяло отмахнулся Джозеф.
Шутка была «бородатой». Каждый раз, когда Бруно ее произносил, а Джозеф вяло посылал его куда подальше, тот так искренне разражался смехом, что Джозеф не мог не улыбнуться.
— Ну, вот, — сказал довольный произведенным эффектом Бруно. — А говорил «старая шутка, старая…». Что случилось?
Джозеф вместо ответа перекинул через стол Бруно газету.
Бруно, кряхтя поднялся из кресла, в которое успел сесть.
— Что пишут наши заклятые друзья? — спросил он, раскрывая газету.
С некоторых пор «Нью-Йорк дейли мейл», видя успех их «Нью-Йорк пост», тоже стала давать на своих полосах горячие новости. Любить ее за это ни у Джозефа, который был главным редактором «Нью-Йорк пост», ни у его друга и зама «по сложным» вопросам Бруно Эспозито не было никаких причин.
— Смотри на полосе «Происшествия». Там перепечатка из одной французской газеты, — подсказал Джозеф.
— Так, — Бруно зашуршал страницами. — «Отважная путешественница Ева Полански утонула при переходе через Ла-Манш».
— Что за бред!? — он посмотрел на Джозефа. — Это невозможно! Переплыть целый океан и утонуть в канале!?
Джозеф только пожал плечами.
— Впрочем, у меня был знакомый, который утонул в луже у порога своего дома. Веришь? — спросил Бруно.
— Нет, — ответил Джозеф. — Даже мы такую чушь не напечатаем.
— А это ведь правда, — вздохнув, сказал Бруно. — Конечно, ему помогли.
— ?
— Никогда не догадаешься кто, — засмеялся Бруно. — Пять скочей и голодный желудок.
— Наша Ева не пьет, — сказал Джозеф. — Черт, неужели это произошло!
— Все вранье, — сказал Бруно, снова опускаясь в кресло.
— Почему ты так думаешь?
— Да, потому что чушь это собачья! Не могло такого произойти! — ответил Бруно. — Смотри, здесь ни слова про какой-нибудь шторм или что-то подобное. Был бы шторм обязательно про него бы написали! А на пустом месте взять и утонуть? Так не бывает! Кроме того, там Макс. Он бы спас Еву.
— Макс — это кто? — спросил Джозеф.
— Тот живчик, которого я послала присмотреть за Евой, — ответил Бруно. — Тертый калач.
— Что будем делать?
— Ждать вестей от Евы, — сказал Бруно. — И вот еще что… Давай напишем у себя в газете, что давно не получали сообщений от Евы и беспокоимся за нее.
— Ты что задумал? — заинтересовался Джозеф.
— Смотри, после сообщения «дейли мейл» ставки на Еву у букмекеров просели. Так?
— Так.
— После нашей статейки не просто просядут, а рухнут. Так?
— Так.
— Но мы то верим, что с Евой все будет в порядке?
— Хотелось бы, — с сомнением в голосе сказал Джозеф.
— Это ты брось, — возразил Бруно. — Верить всему, что написано в газете — последнее дело. Мы то, с тобой это точно знаем. В общем, когда ставки на Еву снизятся, то мы еще поставим на нее. А когда Ева снова выйдет на связь, срубим на этом деньжат.
— Неплохо, — сказал повеселевший Джозеф.
— Ну что? С этим решили? — спросил Бруно. — Теперь колись, что такой грустный был? Жена не дала? — и не дожидаясь ответа Джозефа, он зашелся от смеха.
Сцена 15
— Макс, поздравляю тебя, ты ее потерял, — пробормотал себе под нос немолодой джентльмен в добротном сером костюме.
У его ног стоял небольшой чемоданчик, на котором лежал легкий плащ. Джентльмен смотрел вслед уходящему в Бриндизи поезду. Когда последний вагон покинул вокзальный перрон, джентльмен снова повторил:
— Ты ее потерял.
Правда, в интонации, с которой он произносил эти слова, не было ни грусти, ни сожаления. Так, легкая досада и, наверное, некоторая толика возбуждения.
«А то совсем закис,» — посетовал про себя джентльмен.
Джентльмена звали Максимилиан Хофер. В Америке для, всегда куда-то торопящихся, американцев его имя было слишком длинным. Поэтому последние десять лет он откликался на укороченную версию. Да и сам он к этому привык. Даже как-то помолодел. Максимилиан — это солидно, а Макс — молодой парень, подай-принеси. Но Макса это устраивало. Ну, не любил он солидности, степенности, дутой важности. Если и напускал иногда на себя эти черты, то только ради дела, для маскировки, ради определенной роли.
Какие только «роли» не играл в своей жизни Макс. «Роль» бухгалтера, как хотел его отец. «Роль» циркача, как требовало его юношеское сердце. Актера, когда Макс стал ставить душевные «выкрутасы» выше телесных и покинул цирк ради театра. Солдата, когда однажды по пьянке подписал договор с рекрутером. Раненного, умирающим на поле боя. Снова циркача, но теперь уже уличным, за кусок хлеба или монетку. «Роль» иммигранта, плывущим среди бушующих волн за счастьем в Новый Свет. И наконец, «роль» гангстера, в большом американском городе Нью-Йорк.
Последнее время Макс изображал из себя работника типографии. Каждую неделю он заходил в ее бухгалтерию и исправно получал зарплату. Этим его обязанности, как работника типографии, и ограничивались. Платили ему совсем не за типографскую работу. Поручения ему давал сам Бруно Эспозито, который теперь также, как и Макс, занимался издательским бизнесом.
Поручения были разные. Смысл их всех был один.
«Есть проблема, Макс. Надо решить,» — говорил Бруно.
И Макс решал. Это только поначалу проблема или задачка, как любил выражаться сам Макс, кажется неразрешимой. Вот, к примеру, как стать акробатом худому и слабому юноше, весь день сидящему над бухгалтерскими книгами. Никак? Но Макс же стал! Правда, тогда он действовал больше по наитию. Его, как сорвавшегося с цепи кобеля, вел нюх и желание. Сначала он устроился уборщиком в, заехавший в их австрийский городишко, цирк типа «шапито». С ним он и сбежал из родных пенатов. Потом соблазнил дочку хозяина цирка и женился на ней. Хозяин его и подтолкнул повыше, в прямом и переносном смысле. То, что худенький оказалось плюсом для работы акробата, а потом и мышцы наросли.
Так постепенно в голове Макса и сформировался метод решения любой задачки. Для этого ее надо было разбить на части. Разделить большую задачу на задачи маленькие и простые, которые можно решить. Не страшно, что вместо одной задачи появляется десяток. Зато все они решаемые. Нужно только усердие и время. А взамен ты получаешь удивленные восклицания «Молодец, Макс! Не ожидал!», а еще вот такие непыльные поручения, как проследить за молодой девицей, Евой Полански, пока та едет вокруг света. Ну, и помогать ей незаметно.